Валерий Подмаско
Незамеченное событие. В самом конце 90-х годов прошлого века в России произошло событие, оставшееся без внимания нашей общественности. Все началось с того, что 08 января 1997 года Президент РФ подписал новый Уголовно-исполнительный кодекс РФ, который вступил в действие 01 июля 1997 года. Затем последовали Федеральный закон и два указа Президента РФ, посвященные реформированию уголовно-исполнительной системы, а также приказ Минюста РФ от 24 марта 1999 года, которым было утверждено Положение о Главном управлении исполнения наказаний Министерства юстиции Российской Федерации (ГУИН Минюста России). В Положении сказано, что ГУИН «является юридическим лицом, имеет эмблему, печать с изображением Государственного герба Российской Федерации…» и т.д. Сама эмблема появилась на свет позднее, но именно ей посвящена настоящая статья. Каким актом, какого органа государственной власти эмблема ГУИН Минюста России была учреждена, автору установить не удалось. Известно лишь то, что 27 апреля 2000 года эмблема ГУИН появилась на лицевой стороне медали «За усердие», учрежденной в этот день приказом Минюста России от 27 апреля 2000 г. № 143. Отсюда следует, что эмблема ГУИН была учреждена где-то между 24 марта 1999 года и 27 апреля 2000 года.
В сущности, эмблема ГУИН представляет собой модификацию эмблемы Минюста России. В ее основе золотой двуглавый орел с поднятыми вверх крыльями, увенчанный одной большой и двумя малыми коронами, соединенными синей лентой. На груди орла – фигурный щит, в поле которого помещен «столп Закона». «Столп Закона» – это колонна, увенчанная короной. На колонне – табличка с надписью «Закон». Поле щита на эмблеме Минюста России – синего цвета, а на эмблеме ГУИН – крапового. На эмблеме Минюста России орел держит в правой лапе скипетр, а в левой – державу. На эмблеме ГУИН орел держит в правой лапе серебряный меч, а в левой – «серебряный ликторский пучок».
Позднее в октябре 2004 года, когда на базе ГУИН была создана Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН), ей в наследство в неизменном виде досталась эмблема организации-предшественницы. Но в новом качестве эмблема ГУИН была утверждена («учреждена»), как бы, заново Указом Президента РФ от 2 декабря 2005 года № 1396 «в целях реализации единой государственной политики в области геральдики, упорядочения официальных символов федеральных органов исполнительной власти, а также сохранения и развития исторических традиций». Мы можем только предполагать, какие «исторические традиции» имели в виду разработчики Указа. Однако, если говорить о символах, составляющих эмблему или «геральдический знак» ГУИН и ФСИН, то большинство из них имеют тысячелетнюю историю, соответственно традиции их использования вполне заслуживают звания исторических.
Ликторы. «Ликторский пучок» или, правильнее, «ликторская связка» – это то, что представляет для нас особый интерес. Появление ликторской связки на официальной эмблеме органа государственной власти России является тем знаменательным событием, о котором было сказано в самом начале этой статьи. «Ликторская связка» – это пучок длинных прутьев, плотно обвязанный узким кожаным ремнем, который ликторы Древнего Рима всегда носили с собой. Кто такие ликторы Древнего Рима и зачем им связки прутьев? Начну с ликторов. Итак, первое, что следует знать: ликтор (лат. lictor) – это довольно таинственный персонаж древнеримской истории. Цари архаического Рима заимствовали ликторов у этрусских царей, что называется, «не вдаваясь в детали». Нужно отметить, что ликторы существовали во всех или во многих этрусских городах-государствах всегда, даже когда их поглотил Рим. И еще, ликторов заимствовал не только Рим, но и многие другие города-государства Италии, находившиеся под этрусским влиянием.
Привыкнув к ликторам, римляне быстро забыли значение этрусского слова «ликтор», и все, что имело хоть какое-то отношение к их происхождению. Соответственно, и любознательные греки тем более ничего не знали о ликторах, но с удовольствием строили смелые предположения. Короче, что на самом деле означает этрусское слово «ликтор», не знает никто, причем очень и очень давно. Между тем, ликторы составляли уникальную особенность этрусской и древнеримской государственности. Ни одна древняя цивилизация не знала ничего подобного. При этом ликторы всегда были обделены вниманием серьезных историков. В XX веке их имидж сильно подпортили итальянские фашисты, сделавшие ликторские связки и самих ликторов символом своего движения и своего политического режима.
Между тем, ликторы были, всего-навсего, низшими техническими служащими высших должностных лиц (магистратов) Древнего Рима – аппариторами (лат. apparitores), услуги которых оплачивались за счет государственной казны. Кроме ликторов штат аппариторов каждого древнеримского магистрата состоял из секретарей (лат. scribae), секретарей-копиистов (лат. scribae librarii), ординарцев (лат. accensi), глашатаев (лат. precones) и посыльных (лат. viatores). Причем, ликторы по рангу были ниже секретарей и ординарцев, но выше глашатаев и посыльных. Вновь избранный магистрат не нанимал своих аппариторов – они переходили к нему по наследству от его предшественника. Иными словами, древнеримские аппариторы принадлежали не магистрату, а магистратуре, т.е. должности. Причем все аппариторы, включая и ликторов, образовывали корпорацию или, говоря современным языком, юридическое лицо, которому принадлежало имущество и даже рабы. Эта корпорация в свою очередь делилась на декурии (лат. decuriae) по профессиям, у которых тоже было свое имущество и рабы. В поздней Республике в самом Риме было 4 декурии ликторов. Должность аппаритора, а, следовательно, и его место в корпорации аппариторов рассматривалась как его личная отчуждаемая собственность, и всякий, желающий стать, например, ликтором, должен был приобрести себе вакантную должность.
У ликторов, кроме связки прутьев, было еще два важных атрибута: ликторский топор (лат. securis), хотя правильнее было бы говорить про «топорик», ибо он был мал и изящен, и ликторская деревянная трость – бакулум (лат. baculum). Очевидно, топор был древнейшим орудием ликторов, которым намного позднее, еще в Этрурии, дополнили связки прутьев. Однако в поздней Римской Республике граждане Рима видели ликторов только со связками и тростями. Связки ликторы всегда носили не левом плече, держа ее снизу только левой рукой. Ее никогда не ставили к ноге как винтовку, ее не держали как винтовку двумя руками. Ликторской топор крепко привязывали к связке (топорищем вниз, полотном топора вверх) и вопреки утверждениям горе-историков-романистов никогда не вставляли, точнее и не пытались вставлять внутрь связки. Трость ликтор держал в правой руке. Иногда вместо нее ликторы использовали наиболее крепкий прут, который для удобства привязывали к связки отдельно: так, чтобы его можно было быстро извлечь. Иногда так привязывали два или три прута. Использование трости и прутьев, видимо, не регламентировалось, но, похоже, что они предназначались для того, чтобы лупить тех, кто мешал пройти ликторам и магистрату.
Если задаться целью более или менее правильно назвать «ликтора» по-русски, то лучше слова «пристав» не найти. Ликторы действительно были «приставлены» сначала к царям Рима, затем к магистратам, т.е. к высшим должностным лицам Римской Республики и Римской Империи и, само собой, к Императорам Рима. Количество ликторов всегда и везде соответствовало объему власти того, к кому они были приставлены. Наибольшее количество ликторов было у царей архаического Рима. Историки склоняются к тому, что количество ликторов у римских царей росло со временем. У Ромула, первого царя Рима, было 12 ликторов, а у последнего царя Луция Тарквиния Гордого их было 30. Делегируя власть своим приближенным, царь делегировал им и часть своих ликторов (от 1 до 6). После свержения монархии и установления олигархических порядков власть в Риме перешла к коллегии высших магистратов, состоящей из двух консулов (старшие коллеги) и одного претора (младший коллега). Каждому консулу полагалось по 12 ликторов, а претору – 6 ликторов. В сумме, как видим, получается 30 ликторов (!). Ликторы полагались и чрезвычайным магистратам – диктаторам – и их младшим коллегам – начальникам конницы, должности которых появились позднее. У диктатора было 24 ликтора, а у начальника конницы – 6 ликторов. Кроме магистратов один ликтор полагался каждой весталке (лат. Vestalis) – жрице Весты, богини домашнего очага. Один ликтор сопровождал и фламина Юпитера (лат. Flamen Dialis), т.е. жреца главного бога римского пантеона. Правда, ликторы весталок и фламина Юпитера отличались от остальных своих коллег тем, что у них не было связок. Они носили с собой по две длинные гладкие палки или два прута.
Со временем появлялись новые младшие магистраты – эдилы и квесторы, которым полагалось по 2 ликтора (квесторам – только вне Рима). Непрерывно росло количество преторов. У Рима появились провинции, управлять которыми направляли высших магистратов, чей годичный срок полномочий только что истек. Им тоже полагались ликторы, но в количестве, уменьшенном на одного. То есть, если у консула было 12 ликторов, то у проконсула – 11 ликторов; если у претора было 6 ликторов, то у пропретора – 5 ликторов. Римляне строили свои колонии на завоеванных землях, подчиняли себе древние города-государства, оставляя им ограниченное самоуправление, обремененное обязанностью платить Риму налоги. В колониях (территориально обособленных частях Рима) и муниципиях (зависимых городах-государствах) римляне создавали унифицированные органы управления, во главе которых стояли коллегии из двух магистратов – дуумвиров (лат. duumviri, duoviri), которым полагалось по два ликтора со связками, но без топоров. Понятно, что эти коллегии копировали коллегии римских консулов (без претора), но с куда меньшим объемом власти. Создавались в колониях и муниципиях свои аристократические органы, подобные римскому Сенату, которые дуумвиры созывали на заседания и председательствовали в них. Позднее, как правило, в муниципиях коллегию дуумвиров сменила коллегия четырех – кватуорвиров (лат. quatuorviri), с теми же правами и инсигниями.
В самом Риме, помимо прочего, регулярно учреждались новые чрезвычайные магистратуры, рангом ниже диктатора. В итоге число ликторов в Риме непрерывно возрастало. Здесь необходимо упомянуть еще один атрибут высших магистратов Рима – курульное кресло (лат. sella curulis). Несмотря на звучное название курульное кресло – это переносной складной табурет, правда, часто изрядно украшенный. Высшие магистраты Древнего Рима отправляли свои властные полномочия, обязательно сидя в курульном кресле в окружении ликторов. Соответственно высшие магистраты, обладавшие курульным креслом, назывались «курульными магистратами» (консулы, преторы, курульные эдилы, проконсулы и пропреторы). Все они, за исключением цензоров, имели ликторов со связками и топорами. Наличие курульного кресла отличало древние республиканские магистратуры от новых массовых квази-магистратур периода Империи. Курульные кресла были не только у магистратов Рима. Они полагались и дуумвирам римских и латинских колоний, и кватуорвирам муниципий. Таким образом, за пределами города Рима хватало и ликторов, и ликторских связок, и курульных кресел.
С установлением имперских порядков императоры Рима еще долго занимали республиканские должности, причем сразу несколько различных должностей. Из числа курульных магистратур среди императоров наиболее популярной была, конечно же, магистратура консула. Соответственно, им как консулам полагались двенадцать ликторов, в окружении которых они и появлялись перед народом. Другими популярными должностями у императоров Рима была курульная магистратура цензора и стоявшая особняком в римской табели о рангах должность плебейского трибуна. Кроме того, императоры, как правило, замещали должность верховного жреца Рима – великого понтифика (лат. Pontifex Maximus), и принцепса Сената (лат. Princeps Senatus) – почетная должность сенатора, значившегося первым в списке сенаторов Рима. Первым императором Рима, получившим ликторов в качестве именно императора, а не республиканского магистрата, причем сразу в количестве двадцати четырех, стал Император Домициан (правил 81-94 гг. н.э.). В последующем ликторами обзавелись и женщины императорской фамилии: у каждой из них появился один ликтор, такой же, как и у весталок. Ликторы исчезают только вместе с древними римскими магистратурами. Но в период расцвета языческой римской государственности римляне вообще не мыслили носителей государственной власти без эскорта из ликторов.
Имперские нововведения коснулись и состава магистратур, и состава жреческих должностей. Так, первый император Рима – Август (правил с 27 г. до н.э. по 14 г. н.э.) разделил Рим на 14 районов (лат. regiones quattuordecim, XIV regiones), которые в свою очередь были разделены на кварталы. Всего получилось 265 кварталов (лат. Vici). Каждый квартал управлялся четырьмя начальниками квартала (лат. vicomagistri), которые совмещали жреческие и одновременно полицейские функции. В связи с этим, каждому из них полагалось по два ликтора со связками, но без топоров. Это нововведение дало Риму рекордный прирост числа ликторов, а высшему и среднему слою римского плебса – торговцам, промышленникам и ремесленникам, многие из которых были вольноотпущенниками – новые престижные должности, сопряженные к тому же с наличием древних атрибутов высшей власти.
Первый Император Рима Август Октавиан был очень популярен среди плебса, причем не только в Риме, но и по всей Римской Империи. Средние слои поданных Империи были искренне благодарны ему за установившийся мир, за политическую стабильность, за возможность работать и зарабатывать. После смерти и апофеоза (обожествления) Августа в 14 г. н.э. в Риме была образована аристократическая коллегия жрецов (лат. Sodales Augustales) культа Ларов Августа (лат. Larum Augustii) или, говоря другими словами, рода (лат. gens) Императора Августа. Эта коллегия была приравнена к древним жреческим коллегиям Рима. Одновременно в провинциях под руководством Рима начались массово возникать местные коллегии жрецов культа Августа, состоявшие из шести членов (лат. sexviri или seviri), которых называли «севирами», «августалами» (лат. Augustales) либо «севирами-августалами» (лат. seviri augustales). Центром культа на местах был алтарь Гения Августа или Августа и Ромы. Севиры были служителями этого алтаря и за свой счет отправляли императорский культ. Срок их полномочий составлял один год. Тем не менее от местных властей каждый севир-августал (лат. sexvir augustalis) получал пожизненно двух ликторов со связками, но без топоров. Так, ликторы наводнили и провинциальные города Римской Империи.
Должен признаться, что я трачу время уважаемого читателя на перечисление этих труднопроизносимых должностей не для того, чтобы поумничать. Дело в том, что до нашего времени сохранилось множество античных надгробий с изображением ликторских связок и эпитафиями, указывающими на должности покойных, которые давали им право на ликторские связки, и нам просто необходимо хоть немного ориентироваться в «номенклатуре должностей» самого города Рима, его провинций, колоний и муниципиев.
Замещение магистратской должности рассматривалось древними римлянами как честь (лат. honor). Поэтому при появлении магистрата встречные должны были дать ему дорогу, сидевшие, включая сенаторов в Курии (здание Сената), должны были встать для приветствия, а ехавшие верхом или в повозке – слезть на землю, имевшие покрытую голову – открыть ее. Эти требования были обязательны для всех частных лиц и даже для младших по отношению к нему магистратов. Исключение составляли лишь матроны и весталки. Даже первый Император Рима Август, а по его примеру и его преемники, соблюдая республиканские обычаи, вставали при появлении консула. Ликторы шествовали, выстроившись перед магистратом «гуськом», т.е. в колонну по одному. При этом, ближайший к магистрату ликтор, которого называли «lictor proximus», «lictor summum» и иногда «lictor primus», был главным в эскорте и отдавал распоряжения другим ликторам. Двигаясь перед магистратом, ликторы криками обращали внимание присутствующих на появление магистрата, наблюдая за тем, чтобы ему были оказаны должные почести, и без команды магистрата расчищали для него дорогу в толпе. Хотя магистрат мог и приказать ликторам расчистить ему путь в толпе. Он мог, опять же, через своих ликторов потребовать от окружающих, чтобы они оказали ему должные почести. Современниками все это воспринималось как должное, и крайнее удивление мог вызвать скорее тот магистрат, который не требовал почестей, чем тот, который попустительствовал неуважению к власти. Проход магистрата с эскортом из ликторов через толпу, видимо, обычно сопровождалось большим шумом. Например, римский историк Тит Ливий сообщает: когда Сенат, собравшись в Курии по призыву начальника конницы Квинта Фабия Максима Руллиана, выслушивал его жалобы на насилие и произвол диктатора Луция Папирия Курсора, на улице «послышался шум: это ликторы – как пишет Ливий – прокладывали дорогу диктатору» (Liv., VIII, 33, 4) через многолюдный Форум.
Связь высших римских магистратов с их ликторами была неразрывна. Между ликторами и магистратом мог идти только его несовершеннолетний сын, никто другой был не вправе даже пересечь линию, образуемую ликторами и магистратом, и уж тем более никто не мог встать между ними. Магистрат не мог появляться в общественных местах без ликторов, даже по своим частным делам, а ликторы в присутствии магистрата обязательно стояли, и каждый из них держал свою связку на левом плече. Связь магистрата с его ликторами проявлялась даже в их одежде: одежда ликторов должна была соответствовать одежде их магистрата. Ликторы, как и их магистраты, носили белую тогу (toga virilis), на похоронах ее сменяла темно-серая траурная или «грязная» тога (лат. toga sordida). Для того, чтобы носить тогу, каждый ликтор должен был иметь римское гражданство, поэтому рабы и иностранцы-неграждане к этой должности не допускались. Отправляясь на войну со своим магистратом, ликторы, как и их магистрат, одевали воинские плащи красного цвета.
Если магистрат входил в какое-либо здание, его ликторы оставались у входа в него и ждали его возвращения, не имея права войти внутрь. Если нужно было вызвать магистрата, они стучались в его дверь прутьями своих связок. Ликторы окружали трибунал (tribunal), на котором на своем курульном кресле восседал магистрат в процессе судопроизводства. Ликторы немедленно выполняли разные поручения магистрата в зависимости от быстро меняющейся ситуации, а также и настроения толпы. Пример ревностного исполнения приказания магистрата приводит Плутарх, описывая сцену, происходившую в народном собрании, когда толпа не хотела отдавать раба Виндиция, который раскрыл заговор патрицианской молодежи Рима, направленный на возвращение в Рим Тарквиния Гордого, его хозяевам – заговорщикам. Когда консул Луций Юний Брут приказал ликторам увести Виндиция, «ликторы – пишет Плутарх – разогнали народ, схватили раба и стали бить тех, кто его отнимал» (Popl., VII). Очевидно, что Цицерон неслучайно называл ликторов наместника Сицилии Верреса «великанами ликторами, многоопытными по части битья» (Verr., LIV, 142).
Очевидно, что с обязанностями ликтора мог справиться только сильный и крупный мужчина или молодой человек, поэтому в ликторы набирали рослых, статных и сильных мужчин, как правило, из числа вольноотпущенников. Их служба хорошо оплачивалась, и, несмотря на особенности рода занятий, ликторы были людьми уважаемыми. Думаю, что многие мальчишки из бедных плебейских семей мечтали стать ликторами какого-нибудь известного римского политика. Ликторы часто упоминаются в произведениях римских и греческих авторов, писавших о Риме. Тем не менее, я не припомню ни одного примера, когда кто-нибудь из великих римлян или греков назвал бы по имени хоть одного ликтора. Живые люди, служившие ликторами две тысячи лет и более тому назад, предстают перед нами с крайне редких портретных изображений, а их имена мы узнаем, только читая надписи на их надгробиях, как правило, довольно скромных. В большинстве своем ликторы были безымянными героями истории.
Художники Нового и Новейшего времени часто изображали ликторов в воинских доспехах: прямо римский легионер только с ликторской связкой вместо щита и оружия. Встречаются изображения, на которых ликторы одеты в доспехи легионеров, а на их головах – скальпы хищных животных, какие носили на своих шлемах римские знаменосцы – аквилиферы (aquiliferes) и сигниферы (signiferes). Однако все это категорически не верно. Ликторы не имели к военной службе никакого отношения. Они вообще были освобождены от нее. Они не имели и не носили оружия, доспехов и любых иных воинских атрибутов. Тем более их никто не ставил в караул, даже почетный, причем нигде и никогда, вопреки голливудским фильмам. Если их магистрат отправлялся на войну во главе войска, его ликторы снимали тоги и надевали военные плащи алого сукна (лат. ед. sagulum, мн. sagula). И это все, что связывали ликторов с армией. Существует всего одно изображения ликтора, вызывающее подозрение в том, что на нем надеты птериги (лат. pteryges) – юбка из широких полос кожи, часто с украшениями, которая одевалась античными воинами под доспех. Я имею в виду восточный горельеф центрального пролета Триумфальной арки Константина в Риме. Отдельно птериги не носили, но у ликтора, о котором я говорю, доспеха либо нет, либо он просто не виден, т.к. корпус ликтора закрыт впереди стоящими персонажами.
В популярной литературе о Древнем Риме довольно часто встречается утверждение о том, что ликторы были телохранителями высших римских магистратов. Однако ликторы никогда не были телохранителями кого бы то ни было по той простой причине, что они в принципе не могли кого-либо защитить, держа в руках только связку прутьев и деревянную трость. Другого оружия у них не было. Оно им не полагалось. Исключение составляет топор, привязанный к связке, но ликторы «вооружались» им только вне Рима. В его пределы ликторы ординарных магистратов (консулов, преторов, квесторы) не имели права входить с топорами. В литературе можно даже встретить фразы, из которых следует, что ликторы были «вооружены фасциями» (см.: Ликторы // Словарь античности), т.е. связками прутьев. Но связки не были оружием. Не были оружием и прутья, даже самые отборные. Не были оружием и трости ликторов. Даже ликторские топоры вряд ли могли служить эффективным оружием в толпе. К тому же, при построении «гуськом», когда все лекторы вышагивали, выстроившись друг за другом перед своим магистратом, в случае внезапного нападения в толпе они имели мало шансов прийти на помощь своему магистрату. Тот мог быть без особого труда отрезан группой нападавших от эскорта ликторов и убит. Личная безопасность самих ликторов и тем более безопасность их магистрата, на самом деле, достаточно эффективно обеспечивалась уважением римлян к власти и вековым традициям. Если римские магистраты желали себя серьезно обезопасить, они прибегали к услугам специальных телохранителей, которые шли рядом, но не между ним и ликторами. В Риме в этом качестве римские магистраты широко использовали своих клиентов, рабов и даже специально нанимали отставных гладиаторов и бестиариев. В последний век Республики в Риме распространяется мода на формирование личных гвардий, которые насчитывали сотни хорошо вооруженных наемных бойцов. В войсках римских магистратов защищали специальные воины-телохранители – преторианцы. Короче, ликторы не имели никакого отношения к боевому оружию ни в качестве военных, ни в качестве телохранителей.
Однако все выше сказанное о ликторах не дает ответа на главный вопрос: кем же на самом деле были ликторы?
Главное. Цари архаичного Рима обладали в отношении поданных «правом жизни и смерти» (лат. «ius vitae necisque»), из которого вытекало неограниченное право наказания всякого, чьи деяния они считали преступными. Эту безраздельную репрессивную власть воплощали собой ликторы с их топорами и связкам прутьев. Они были готовы пороть до полусмерти и рубить головы всякому, кого царь осудит на смерть, причем тут же, на месте вынесения приговора. То есть, по сути, ликторы всегда были самыми настоящими палачами, однако в Древнем Риме никто не решился бы назвать ликтора «палачом». Палач (лат. carnifex) в Древнем Риме был лицом презренным. Ему даже запрещалось жить в Риме. Карнифексы казнили только рабов и иностранцев, и даже прикосновение корнифекса к гражданину Риму рассматривалось как оскорбление. Ликторам, в отличие от карнифексов, принадлежала «честь» казнить только граждан Рима. Хотя со временем они делали это все реже и реже. С установлением республиканских порядков «право жизни и смерти» граждан перешло к консулам, преторам, децемвирам, диктаторам и другим высшим магистратам Рима. В республиканскую эпоху казнь осужденных преступников путем «усечения главы» ликторским топором называли «казнью по обычаю предков» (Цицерон – Verr., L, 133). На латыни это пишется так – supplicium more maiorum. Так вот латинское слово «supplicium», помимо значения «казнь», «кара», имело и такие значения как «жертва», «жертвоприношение» и даже «молитва», что очень ярко отражает особенности древнего сакрально-уголовного права. В древности осужденных преступников не «казнили», их «приносили в жертву» либо «посвящали» богам. Судя по античным свидетельствам, отсечению головы обязательно предшествовала жестокая порка осужденного прутьями (лат. virgis caedere). Порка и обезглавливание составляли в архаическом Риме два неразрывных этапа одного из наиболее широко применявшегося вида смертной казни (лат. poena capitalis). При проведении порки в качестве экзекуторов выступали все те же ликторы. И если отсечение головы символизировал ликторский топор, то ликторская связка прутьев символизировала предшествующую этому порку.
В отечественной литературе прутья ликторских связок (лат. virgae) нередко называют «розгами». Но история телесных наказаний в России свидетельствует о том, что розги – это щадящий инструмент наказания, более соответствующий римской феруле (лат. ferula), которой пороли римских школьников. По всей видимости, ликторы Древнего Рима использовали для порки прутья таких размеров и физических качеств, которые соответствуют шпицрутенам (нем. spießruten), введенным в России Петром I. В начале 30-х годов XIX века в России образцовые шпицрутены имели диаметр в нижнем срезе до вершка (до 4,5 см), и длину около сажени (около 2 м). В России такие пруты делали из побегов ивы. Римские ликторы делали свои связки из длинных березовых или вязовых прутьев.
Римляне использовали для обозначения наказания розгами латинское существительное «caedes». В переводе на русский язык оно означает «избиение», но это не все. Прежде всего, «caedes» – это «убийство», «умерщвление», а также «забой скота» или «заклание жертвенных животных». Латинский глагол «caedo» тождественен не только русским глаголам «бить», «колотить», «сечь», но и глаголам «убивать» и «умерщвлять». Такое сочетание смыслов явно свидетельствует о том, что и здесь мы имеем дело с древним термином из сакрально-правового словаря архаического Рима. В русских переводах глагол «caedo», как правило, переводится как «сечь» или «пороть», но учитывая многозначность латинского глагола «caedo», всякий раз, встречая, например в книге Тита Ливия «История Рима от основания города», словосочетания «uirgis caedunt», «uirgis caesos», «uirgis caedi», мы должны исходить из того, что Тит Ливий сообщает нам не просто о порке, а о жестокой, если не сказать зверской порке насмерть. Так, Ливий, описывая историю убийства оставшимся в живых Горацием своей родной сестры, упоминает священный закон (лат. «lex sacratae»), который гласил, что осужденному за подобное тяжкое преступление следует «обмотать голову…, привязать (его) веревкой к зловещему дереву (дерево, посвященное подземным богам, которое никто не сажал, и которое никогда не приносило плодов – комментарий мой) и засечь…» (I, 26, 6). Все предписанное законом должен был исполнить никто иной, как ликтор царя по приказу царских судей. Таким образом, сечение прутьями (virgis caedere) могло быть самостоятельной смертной казнью. Но даже если осужденный был приговорен к порке и отсечению головы, после подобной порки отсечение головы можно рассматривать как акт милосердия, если конечно ликтор – мастер своего дела.
Только связки. После изгнания из Рима последнего царя Тарквиния Гордого со всей его семьей и установлением республиканских порядков в римском уголовном праве происходят существенные изменения. Согласно легенде, по предложению одного из первых консулов Республики Публия Валерия Попликолы был принят закон «Lex Valeria de provocatione», согласно которому гражданин Рима, приговоренный к смерти по решение консула, мог апеллировать к народному собранию (лат. provocatio ad populum). Однако право апелляции действовало только в пределах сакральной границы города Рима (лат. intra pomerium). Уже в силу этого римляне не объединяли понятия fasces и secures, как это делают многие современные исследователи и эрудиты. Для древних римлян ликторская связка могла быть либо с топором (лат. fascis cum securis), либо без него (лат. fascis sine securis). Если они упоминали ликторские связки, то имели в виду только связки прутьев, обвязанные кожаным ремнем. Ликторскую связку на «геральдическом знаке» ФСИН они назвали бы «ликторской связкой с топором», но никак не «ликторской связкой» или «ликторским пучком».
Такое существенное ограничение репрессивных полномочий высших римских магистратов привело к тому, что их ликторы больше не появлялись в пределах Рима с топорами. Теперь ликторы сопровождали консулов и преторов только со связками прутьев – fasces sine securibus. Так перевязанный кожаным ремнем пучок прутьев превратился в символ высшей государственной власти – империума (лат. imperium), и, прежде всего, консульской власти. Например, если римляне хотели сказать о ком-то, что он наделен консульской властью, они говорили, что этот человек «получил связки». Если древние римляне хотели сказать, что кто-то был консулом в таком-то году, они говорили, что этот человек «владел в этом году связками».
Запрет на ношение ликторами топоров в пределах Рима позднее был распространен на все учреждаемые высшие магистратуры. Исключение составили лишь законодательный децемвират и диктатура. Законодательный децемвират существовал очень давно и недолго. Децемвиры были у власти чуть более двух лет с 501 по 499 годы до н.э. Другое дело диктаторы. В эпоху Республики их избирали регулярно на протяжении нескольких столетий по самым разным поводам. Срок диктаторских полномочий, ограниченный де-юре шестью месяцами, обычно длился меньше. Ликторы децемвиров и диктаторов всегда и везде носили fasces cum securibus, т.к. приговоры их магистратов не подлежали апелляции к народному собранию.
С топорами входили в Рим еще и ликторы полководцев-триумфаторов, получавших разрешение Сената на проведение триумфа. Триумфаторы по решению народного собрания получали верховную власть (лат. imperium), действие которой распространялась на территорию Рима, но только на один день – день триумфа. Однако пребывание ликторов триумфатора в священных пределах города ограничивалось лишь временем шествия триумфальной процессии с Марсового поля на Капитолийский холм. Так что римляне видели в своем городе топоры в руках ликторов крайне редко.
Если в самом Риме и в городах Италии, которые были на особом положении в Римской Империи, редко видели топор ликтора, то в подвластных Риму землях хорошо знали, что такое топор ликтора в действии. На всем протяжении Империи верховную власть Рима отождествляли именно с топором ликтора. В республиканском Риме возникло и закрепилось представление о том, что смерть от топора – удел рабов, но не граждан Рима, и ставшую позорной казнь от топора (лат. percussio securi) сменила казнь путем обезглавливания мечом (лат. animadversio gladio). Свою роль в отказе от казни римских граждан топором, очевидно, сыграло и то, что в Древнем Риме крупных жертвенных животных убивали либо ударом молота или булавы, либо топора, который, несмотря на свои отличия от ликторского топора, вызывал достаточно отчетливые и неприятные ассоциации. Отвращение к топору было настолько сильным, что даже право высших магистратов Рима осуждать преступников на смерть получило название «ius gladii», т.е. «право меча». Хотя символом этого права по-прежнему оставался топор ликтора, напоминавший о древнем праве римский царей и первых республиканских магистратов осуждать преступников на смерть от топора.
Видимо, уже в глубокой древности в Риме существовал обычай опускать связки в знак траура или уважения. В республиканскую эпоху ликторы «опрокидывали» в знак скорби свои связки (лат. fasces versi) на похоронах консулов и преторов Рима. Согласно легенде, Публий Валерий Попликола, которого я уже упоминал, став консулом, приказал своим ликторам в народном собрании (лат. comitia) преклонять перед народом связки, как пишет Плутарх (Plut., Popl., X), «в знак уважения демократии». Действительно ли Валерий Попликола первым приказал склонить связки перед народом или это сделал кто-то другой, во всяком случае, в течение всей республиканской эпохи ликторы высших магистратов Рима склоняли связки перед собравшимся народом, как носителем верховной власти. Кроме того, ликторы младших магистратов, согласно традиции, склоняли связки перед высшими магистратами, отдавая так им честь.
В Древнем Риме существовал обычай изображать ликторские связки на надгробных стелах и саркофагах магистратов, причем часто в таком количестве, которое точно соответствовало рангу покойного. Поэтому всякий, видящий надгробие, понимал, какой властью при жизни обладал похороненный под ним магистрат. Если покойный был курульным магистратом, т.е. при жизни имел право на курульное кресло, вместе со связками изображали и курульное кресло. Следует отметить, что ликторские связки и даже ликторы иногда изображались на надгробиях самих ликторов. Ликторские надгробия в отличие от надгробий магистратов, как правило, украшает изображение одной или, максимум, двух связок. С античных времен сохранилось огромное количество надгробных стел, погребальных урн и саркофагов с изображением ликторов и, особенно часто, ликторских связок. Все эти изображения отличаются друг от друга качеством и степенью реализма в передаче изображаемого. Тем не менее, благодаря этим изображениям мы имеем возможность в деталях восстановить облик древнеримских ликторских связок и самих ликторов.
Как это сделано. Сохранившиеся античные изображения ликторских связок наводят на мысль о том, что их прутья, в отличие от «наших» шпицрутенов, вряд ли превышали 150 см в длину. Конечно, такие оценки возможны только при сопоставлении ликторских связок и роста римских ликторов, а это дает довольно приблизительные результаты. В центре ликторских связок, как правило, находилась осевая палка. Ее длина превышала длину прутьев на 10-20 см. Нижний ее конец обычно выступал ниже комлевого отреза прутьев не менее чем на 10-15 см. Это позволяло ликторам Древнего Рима носить связку, свободно держа ее за нижний конец осевой палки. Так было удобно, потому что в комлевой части толщина связки, как правило, была такова, что взрослый мужчина не мог обхватить ее одной рукой, сомкнув на ней пальцы, и, если бы не осевая палка, крепко удерживать в руке такую связку было бы довольно сложно. Тем более, осевые палки имели ощутимую толщину (диаметр около 3 см), и их было легко держать в руке. Осевая палка задавала ликторской связке прямизну. При формировании ликторской связки прутья укладывали комлями вниз, поэтому в нижнем комлевом отрезе она была шире, чем в верхнем. Осевая палка всегда располагалась строго в центре связки по всей ее длине, а концы прутьев с обоих сторон образовывали плоскость, перпендикулярную оси связки.
Я уже говорил, что в Древнем Риме при производстве ликторских связок предпочитали березу или вяз. Плиний Старший в своей «Естественной истории», упоминая березу, пишет: «Береза…, ужасные прутья магистратов» («Betulla…, terribilis magistratum virgis»), несомненно, имея в виду прутья ликторов. Тит Макций Плавт в комедии «Пьеса об ослах» пишет о ликторских связках из вязовых прутьев. Однако, чтобы получить прут такого размера нужны не ветви березы или вяза, а стволики молодых деревьев (например, у березы просто не бывает таких прямых ветвей), и избиение ими действительно представляет собой жесточайшее испытание.
И, коль скоро, речь идет о «связках», понятно, что прутья чем-то связывали. Те же античные изображения демонстрируют нам, что ликторские связки не то чтобы связывали, их буквально оплетали ремнями. Из античных письменных источников следует, что эти ремни были кожаными и были ярко красного цвета. Прутья каждой связки оплетали одним или даже несколькими ремнями так, что на ней образовывался своеобразный узор из кольцеобразных (горизонтальных) и косых (спиральных) ременных петель или косых крестов, который можно фиксировать и передавать схематично: например, «IIXII/II/II/XII» и т.п. Из свободного конца ремня в верхней части связки обычно делали небольшую петлю, которая была одним из непременных элементов ликторской связки. Судя по всему, связки, оплетенные такими ремнями, выглядели очень эффектно, особенно на фоне белых тог магистрата и ликторов, обычной официальной одежды древних римлян. Ликторы всегда носили свои связки комлями прутьев вниз. В силу своих размеров связки обычно высоко поднимались над головами ликторов, и если магистрат пересекал, например, рыночную площадь (forum), то связки парили над толпой, указывая место нахождения магистрата.
Сделать связку, очевидно, было не так просто, как кажется на первый взгляд. Эта работа требовала навыка и сноровки. Связки римских магистратов ничем принципиально не отличались друг от друга. По всей видимости, связки ликторов одного магистрата вообще были сделаны «под копирку», дабы не было внешних различий и пестроты. Нам ничего не известно о том, существовали ли в Риме когда-либо официальные требования к количеству и размерам прутьев в связках, размерам ремней и способу (рисунку) связывания прутьев. Однако, изучая античные изображения ликторских связок, всякий раз поражаешься тому, что большинство из них несет в себе какую-то загадку. Практически любое античное изображение ликторской связки, будучи во многом типичным, обязательно имеет какие-то неповторимые, а иногда и труднообъяснимые особенности. И это помимо обыкновенных искажений реальности, которые могли иметь самые различные причины, такие, как недобросовестность автора изображения или отсутствие у него достаточного мастерства, что особенно присуще изображениям провинциального происхождения, либо намеренное искажение формы ради создания необходимого визуального эффекта. Последнее очень характерно для декора монументальных древнеримских сооружений. Изображения ликторских связок на надгробных стелах и саркофагах чаще намного реалистичнее, но их отличает другой порок – примитивизм, который предельно снижает археологическую ценность отдельных изображений. Тем не менее систематизация и изучение сохранившихся до наших дней античных изображений ликторских связок дает основание утверждать, что при всем разнообразии реальных ликторских связок в Древнем Риме существовали определенные стандарты их формы, которые, однако, допускали многочисленные вариации и даже импровизации в деталях. Не исключено, что эти вариации и импровизации диктовались местными обычаями, модой, эстетическими пристрастиями создателей связок и, конечно же, эпохой создания, ведь только известные изображения ликторских связок представляют период в истории Древнего Рима длительностью не менее 600-700 лет.
Связки ничем не украшались, за исключением листьев или ветвей лавра. Пучки лавровых листьев разного размера втыкались стеблями между торцами прутьев в верхнем обрезе связки. В итоге получалось, что связку венчал пучок лавровых листьев. Не исключено, что черенки листьев прежде, чем вставить в вершину связки, связывали друг с другом. Связка могла быть украшена лавровыми листьями проще: в верхнюю ее часть могли воткнуть целый молодой побег лавра. В связку могли вставить порознь разные по размеру листья, в результате чего на вершине связки появлялся своего рода бутон, напоминающий пламя свечи. Если связки могли быть украшены лавровыми листьями по любому торжественному поводу, то для украшения связок лавровыми ветвями требовался особый повод: безусловная победа над врагом и провозглашение полководца-победителя императором. Ликторские связки, украшенные лавровыми ветвями, римляне называли «fasces laureati». Вопреки распространенному мнению, ликторские связки не украшались лавровыми ветвями во время триумфов, но зато головы ликторов триумфатора обязательно были увенчаны лавровыми венками. Когда Республику сменила Империя, право на fasces laureati получили и императоры Рима, причем их ликторские связки в отличие от связок магистратов были увиты лавровыми ветвями всегда. Позднее на ликторских связках императоров появились и золотые украшения. Но это были уже излишества, которые не предусматривала древняя традиция. Мы не знаем, как выглядели ликторские связки, украшенные лавровыми ветвями, так как с античным времен не сохранилось ни одного их изображения, если такие вообще когда-либо существовали. Ведь связки украшались лавровыми ветвями прямо на поле боя, завершившегося победой, если, конечно, где-то рядом росли лавровые деревья. Такое украшение всегда было экспромтом, и в нем, видимо, никогда не было чего-то искусственного и изощренного, оно было скорее неофициальным, и лавровые ветки на ликторских связках римских полководцев не стоит сравнивать, например, с золотым шитьем на мундирах современных военачальников.
Вид ликторских связок на сохранившихся реалистичных античных изображениях убеждает зрителя в том, что их делали не для того, чтобы использовать содержащиеся в них прутья для экзекуций. Связки делали раз и навсегда. По крайней мере до той поры пока они и оплетающие их кожаные ремни не потеряют «товарный» вид. Ликторские связки поздней Римской Республики и Римской Империи эпохи домината вполне можно называть «театральным реквизитом», т.к. в эпоху зрелости римской государственности они полностью утратили свой первоначальный утилитарный или технологический смысл. Они превратились в государственный символ.
Ликторские топоры. Топоры ликторов Древнего Рима сильно отличались от привычных для нас топоров. Особенно затейливыми были ликторские топоры поздней Республики и Империи. Их насаживали на абсолютно прямое и круглое в поперечном сечении топорище, которое часто украшалось. Например, в нижнем конце оно могло иметь утолщение в виде сферы, крюка или резного украшения, часто в виде головы животного. На нижний конец топорища могли насадить какое-либо украшение из металла. Само же топорище обычно было ровным и гладким. Другой особенностью ликторского топорища было то, что его вбивали в проушину топора так, чтобы наружу над обухом вышло его верхнее окончание, чего не бывает у современных топоров. Это верхнее окончание топорища, как правило, тоже украшалось. Судя по сохранившимся античным изображениям ликторских топоров, на него чаще всего насаживалось навершие, изображавшее (видимо, металлическое) голову какого-либо животного или человека (возможно, божества).
Свои особенности были и у полотен ликторских топоров. Полотна современных топоров большинства конструкций незначительно расширяются в направлении режущей кромки. Причем, вниз они расширяются существенно больше, чем вверх. Полотна ликторских топоров у режущей кромки, как правило, расширялись только в вверх, причем расширялись очень резко, далеко выступая над верхней плоскостью обуха. Это верхний выступ полотна как бы прикрывал украшенную часть топорища, выступающую над обухом. Однако расширения полотна топора вверх не всегда было столь значительным.
Ликторские топоры имели очень тонкий обух, который лишь незначительно выступал с тыльной стороны полотна и вообще не имел ударной поверхности. По-видимому, у него не было самостоятельного функционального значения, в отличие, например, от обуха привычного для нас русского топора. Такой обух, очевидно, облегчал задачу прикрепления ликторского топора к связке прутьев. Часто на щеках ликторских топоров видны выпуклые борозды, образующие косой крест. Прагматическое или сакральное значение этих перекрещивающихся борозд неизвестно. Возможно, эти борозды направляли сток крови с полотна топора.
Необходимо упомянуть еще об одном достоверном источнике информации о ликторских связках и ликторских топорах. Это древнеримские монеты. На монетах Поздней Республики и Ранней Империи довольно часто встречаются изображения топоров, очень похожих на ликторские. Мы встречаем изображения таких топоров на динариях Юлия Цезаря (100-44 гг. до н.э.) и его сторонника и последователя Марка Антония (143-87 г. до н.э.). Известны динарии Цезаря, на которых топоры, подобные ликторским, изображены рядом с ликторскими связками. Но куда чаще изображения таких топоров встречаются на монетах среди изображений различных предметов культового обихода: ковшей для жертвенных возлияний, кропил, сосудов для жертвоприношений, авгуровых жезлов, остроконечных головных уборов жрецов-фламинов. Что может означать бесспорное сходство этих топоров с ликторскими топорами? Нам остается только делать предположения. Но это разительное сходство не может быть случайным. По всей видимости, даже в начале нашей эры топоры ликторского типа имели какое-то отношение к культовой практике Древнего Рима, и их использовали не только ликторы, но и жрецы.
Древние римляне отличали топоры ликторского типа от топоров, которые использовались римскими жрецами для заклания жертвенных животных. Последние тоже часто изображали в составе культового инструментария, и их несложно идентифицировать, потому что они имели ряд очень характерных особенностей, которые не позволяли спутать их с ликторскими собратьями. Главная из них – наличие на обухе утолщения, ударом которого, видимо, глушили жертвенных животных. К тому же эти топоры были крупнее ликторских и вообще не имели каких-либо украшений, т.е. были сугубо утилитарны. Они были главным оружием виктимариев, о которых я говорил выше.
В любой справочной литературе можно найти приблизительно одинаковые определения, из которых следует, что ликторская связка – это пучок прутьев с топором (в разных издания это могут быть «топорики» или «секиры») в середине, связанный ремнем. Все сохранившиеся античные изображения ликторских связок с топорами, вопреки их многочисленным описаниям в словарях, энциклопедиях, компендиумах и учебниках, свидетельствуют о том, что римские ликторы никогда не вставляли свои топоры в связки. Они привязывали их к связкам, причем к нижней их части так, чтобы нижний конец топорища была направлен вниз. Если толщина связки была незначительной, ликтор мог держать связку, одновременно сжимая и нижний конец ее осевой палки, и топорище. Привязывая свои топоры к связкам, ликторы предельно облегчали себе жизнь, ведь они могли входить в Рим только со связками, а привязанный топор легко отвязывался от связки, оставляя ее невредимой.
В этом отношении ликторская связка на эмблеме ФСИН существенно отличается от своих древнеримских прототипов. Топор на эмблеме вложен и увязан в ликторскую связку вместе со своим прямым и длинным топорищем. Причем верхний конец топорища выступает над верхним обрезом связки. То есть топорище, судя по изображению, проходит через невидимую нам проушину топора и выходит своим верхним концом над верхним срезом связки. Таким образом, топорище в ликторской связке ФСИН занимает то место, которое в древнеримских связках занимала осевая палка, служившая ее стержнем. Такая конструкция ликторской связки неадекватна уже потому, что не может быть воссоздана в натуре, если, конечно, использовать прутья, т.е. именно тот материал, из которого в Древнем Риме вязали ликторские связки. В связке из прутьев невозможно вот так утопить даже небольшой топор, сохраняя при этом равномерно сбежистую форму связки, характерную для связок ликторов Древнего Рима. В Интернете несложно найти фото «реконструкций» ликторских связок с вставленным в них топором. Все они сделаны из выточенных на станке палок, а не из прутьев, и, следовательно, грешат против исторической истины, не заслуживая звания реконструкции.
Однако главный исторический дефект эмблемы ФСИН даже не в расположении топора, а в том, что на ней ликторская связка соседствует с топором, что в древнеримском понимании недопустимо. Меч – это благородное боевое оружие, а ликторские прутья и топор – это орудие убийства преступников, и они не могут даже соприкасаться друг с другом нигде и никогда.
Куриатные ликторы. Удивительно, но деятельность ликторов не ограничивалась репрессиями. Видимо, со временем в ряде случаев ликторы стали исполнять полномочия, делегированные им магистратами. Например, ликторы стали играть главную роль в акте внесудебного освобождения рабов (лат. manumissio). Согласитесь – очень пафосная мессия. Были функции попроще. Например, ликторы созывали народ на один из видов собраний народа Рима, который древние римляне называли «калатными» (лат. calata, от calare, т.е. созывать). Решения о созыве этих собраний принимали верховные жрецы Древнего Рима – понтифики. Именно они и проводили эти собрания на Капитолийском холме у Калабрийской курии. Компетенция калатных собрания, естественно, носила религиозный характер (в понимании древних римлян). Их главной особенностью было то, что на них римляне не голосовали. Их созывали на калатные собрания в качестве свидетелей того, что будет провозглашено на собрании. Этот тип народных собраний был очень древним, наряду с «куриатными» (лат. curiata, от curia, т.е. собрание мужчин) народными собраниями (лат. comitia curiata), которые тоже созывали ликторы.
Куриатные собрания носили такое название, потому что в далеком прошлом они проводились по куриям (в каждой в отдельности), которые были древнейшими объединениями мужчин Рима. Затем рядом с Римским Форумом, напротив здания Сената, начали созывать общее собрание всех курий, в котором каждой курии принадлежал только один голос. Первоначально было 12 курий, но со временем их количество возросло до 30. Не нужно быть очень проницательном человеком, чтобы заподозрить, что существует связь количества ликторов у царей архаического Рима с количеством курий. Мы можем предположить, что у каждой римской курии был «свой» ликтор, который созывал свою курию на калатные и куриатные народные собрания. Этот ликтор и был «приставлен» к царю, как ее представитель с известным нам набором функций.
Уже в период древней монархии в Древнем Риме появилось деление на 6 имущественных классов (шестой класс – пролетарии). Каждый класс делился на определенное количество «старших» и «младших» центурий, т.е. сотен. Всего было 194 центурии, из которых было 18 центурий конницы и 176 центурий пехоты. Каждого военнообязанного гражданина Рима относили к определенному классу и центурии внутри этого класса по итогам ценза, который проводился каждые 14 лет. Отношение к определенному классу определяло и размер налога, которым облагался каждый гражданин Рима. С учреждением классов и центурий в Риме появились и так называемые центуриатные народные собрания (лат. comitia centuriata). Эти собрания голосовали уже не по куриям, а по центуриям. Каждой центурии принадлежал один голос. Кроме того, на центуриатных собраниях решались наиболее важные вопросы управления государства, например, именно на этих собраниях избирали всех высших ординарных магистратов Древнего Рима, и не случайно народные собрания этого типа считались главными. Характерно то, что эти народные собрания собирались вне города на Марсовом поле, а во время проведения собрания над цитаделью города на северной вершине Капитолия (лат. Arx) развивалось боевое красное (!) знамя (по другой версии – над Яникулом, за Тибром).
Одновременно с разделением на классы и центурии по имущественному и возрастному принципу народ Рима был разделен по территориальному принципу на трибы (лат. tribus, от tribuo ‒ делю, разделяю). Первоначально было образовано 4 городских и 17 сельских триб, но со временем по мере расширения границ Рима количество триб увеличивалось, достигнув 35 триб. На этом рост их числа прекратился. С появлением триб в Риме начали проводить и народные собрания по трибам (лат. comitia tributa). Первоначально это были собрания исключительно плебеев. Голосование в них проводилось уже по трибам. Каждая триба обладала на собрании одним голосом. Компетенция трибутных собраний (т.е. собраний по трибам) сначала была очень скромной. Проводились они на Капитолии перед храмом Юпитера Капитолийского. Трибутные собрания считались младшими собраниями народа Рима. Но ко II веку до н.э. трибутные собрания приобрели широкую компетенцию и превратились в главные законодательные собрания Древнего Рима. В них принимали участие уже не только плебеи, но и патриции, которые к тому времени тоже были распределены по трибам. В связи с этим, трибутные собрания плебеев стали называть «concilium plebis» или «concilium plebis tributum». Трибутные собрания всех граждан, плебеев и патрициев, обычно проводились на Римском Форуме, а собрания плебеев, как и прежде, на Капитолийском холме. Разделение народа на трибы привело к тому, что помимо калатных собраний, созываемых по куриям, появились калатные собрания, созываемые по трибам.
Ликторы обязательно присутствовали на центуриатных и трибутных собраниях вместе со своим магистратом, если он его проводил, но ликторы уже не имели никакого отношения к созыву граждан. В эпоху Республики значение куриатных собраний и самих курий непрерывно падало. Большая часть компетенции этих собраний перешла к центуриатным собраниям. В конце концов курии превратились в простую формальность. Особые куриатные жрецы (курион и куриальный фламин) продолжали отправлять куриатные религиозные культы (лат. sacra curionia) в древних куриатных святилищах, которые тоже назывались «куриями» (лат. curiae), но сами курии уже не собирались. В конце концов, и куриатные культы были преданы почти полному забвению, и сами граждане начали забывать, к каким куриям принадлежали их предки. Тем не менее, древнее куриатное народное собрание из ряда своих полномочий сохранило одно, но очень важное: оно возлагало на избранных народом высших магистратов Рима империй, т.е. верховную власть, и право ауспиций, т.е. право установления воли богов, так, как когда-то оно возлагало их на царей архаичного Рима. Этот акт возложения с древнейших времен носил название куриатного закона об империи (лат. lex curiata de imperio), хотя никаких нормативных текстов с подобным названием никогда не существовало ни в древней Римской Монархии, ни в Римской Республике. Такие тексты появились только в ранней Римской Империи. Самое интересное в том, что, согласно Марку Туллию Цицерону (De Leg. Agr. II. 12), куриатные собрания проводились, причем в присутствии трех жрецов-авгуров, но вместо граждан Рима в них участвовали 30 ликторов, которые представляли 30 древних курий и голосовали вместо них за закон об империи. Очевидно, что эта замена курий на ликторов вполне укладывается в логику изначальной принадлежности всех ликторов конкретным римским куриям.
Таким образом, ликторы были встроены в древнейшую структуру государственной власти Рима, о которой мы очень мало знаем. Любая попытка полноценно выявить роль ликторов в архаическом Риме и в городах-государствах архаической Этрурии наталкивается на массу трудноразрешимых вопросов, на которые нет однозначных ответов. Еще туманнее догосударственное прошлое ликторов, в котором не было ни магистратов, ни даже царей, а ликторы или их предшественники были и играли важнейшую для человека той эпохи роль проводников душ умерших в мир вечного упокоения…
Заключение. Вышесказанное о ликторах и их орудиях – это далеко не все из того, что мы знаем о них. Рассказ можно продолжать, но, боюсь, он окончательно уйдет в академические глубины. Поэтому постараюсь сформулировать выводы из уже сказанного.
Ликторские прутья не были в Древнем Риме символом «силы через единство». Они даже не были символом единства. Римляне видели в них связку прутьев для нещадного битья себе подобных. Все и всякие фантазии про ликторские связки прутьев появились в периоды революционной активности в Новое и Новейшее время. Многое на этой стезе сделали итальянские фашисты, «накрутившие» вокруг ликторских связок множество своих политических измышлений. Вообще, для дискредитации ликторских связок не нужно ссылаться на фашизм и всякие другие «измы». Их реальное прошлое и без того способно леденить кровь трепетных интеллигентов. Тем более, в Древнем Риме не имело никакого значения и смысла количество прутьев в связке. От магистрата к магистрату, от связки к связке количество прутьев могли сильно варьировать. Однако общая тенденция была направлена к снижению количества прутьев ради снижения толщины связок, что делало их более удобными для ликторов, которые были вынуждены целыми днями таскать их с собой.
Ликторские связки и топоры были всего-навсего орудиями убийства. Даже вроде бы такая прозаическая вещь, как ликторская трость, и то превращалась в руках ликторов в орудие зверского избиения. Почитайте, ради интереса, речь Цицерона против Гая Верреса «О казнях», и вам откроется жестокая правда. В силу своего отношения к убийству людей, к их смерти, ликторские связки и ликторские топоры с религиозной точки зрения являлись для древних римлян предметами «нечистыми». Поэтому их и носили только в «нечистой» левой руке, и никто кроме ликторов их не касался, дабы не осквернить себя. Похоже, что в архаическом Риме ликторы были лицами «неприкосновенными», и только в более позднее время они добились «рукопожатности».
Ликторских связок и топоров тем более не касались женщины и дети. Римляне никогда не изображали своих богов и, тем паче, богинь с ликторскими связками и топорами. Даже если эти боги или богини имели отношение к юстиции.
Римляне не изображали птиц небесных богов рядом с ликторскими связками и топорами. Например, для древних римлян было недопустимым изображение орла, птицы Юпитера, сидящем на ликторской связке с топором или без него.
Ликторские связки не вносили в жилые дома и долгое время не вносили в публичные здания. Магистрат входил в частный дом либо в курию, а ликторы со своими связками ждали его снаружи. Проблем у магистратов и ликторов тогда не возникало, так как правосудие осуществлялось римскими магистратами под открытым небом или, как говорили древние, перед взором богов. А публичные здания в своем подавляющем большинстве имели культовое предназначение и их нельзя было осквернять ликторскими связками и топорами.
Ликторские связки и топоры никогда не служили декором в архитектуре: их изображениями никогда не украшали фасады зданий и их внутренние помещения. Более того, их изображениями никогда не украшали бытовые вещи. Изображения гладиаторов встречаются даже на керамических масляных лампах, а изображения ликторов и ликторских связок – нет. Я уже сказал, что древние римляне никогда не изображали своих богов с ликторскими связками и топорами, но даже если бы какой-то сумасшедший скульптор сделал скульптуру какого-нибудь божества, стоящего в обнимку с ликторской связкой, никто и никогда не поставил бы такую скульптуру в своем доме и тем более в общественном месте.
Еще древние греки ввели моду на изображение оружия и доспехов тяжеловооруженных воинов – гоплитов. Такие изображения по сей день называются «паноплиями» (лат. panoplia). Древние греки первыми в Европе начали строить на полях сражений из оружия и доспехов побежденных врагов величественные конструкции – трофеи (лат. tropaeum). Римляне заимствовали греческий «опыт», дополнив его гибридом паноплии и трофея, который назвали «тучными» доспехами (лат. spolia opima). Эти доспехи снимали с убитого предводителя поверженных врагов (поэтому они всегда были самыми дорогими) и насаживали на жердь, и вождь римлян нес ее вместе с доспехами, высокого подняв над головой как символ своей победы над врагом. Позднее их стали включать в состав трофеев, которые римские полководцы демонстрировали своим согражданам во время триумфальных шествий. Так вот римляне никогда не изображали ликторских связок и топоров в составе паноплий, трофеев и сполий, во-первых, потому что они не рассматривали их как оружие, а, во-вторых, их появление в составе трофеев и сполий означало бы, что римляне победили римлян. Ведь ликторы были только у этрусков, римлян, латинов и у некоторых италийских народов, находившихся под сильным этрусским или римским влияниям, и когда в начале I в. до н.э. все италики получили римское гражданство, все ликторы античной ойкумены превратились исключительно в римских граждан. Но, если римляне воевали с римлянами, они не оставляли трофейные ликторские связки целыми, потому что они символизировали власть, причем власть над римлянами. Поэтому победители демонстративно уничтожали трофейные ликторские связки и тем самым лишали власти своих врагов. В самом Риме во время острых социальных конфликтов недовольные не только нападали на ненавистных им магистратов и их ликторов, но и отбирали у ликторов их связки и с остервенением их ломали. Не могло быть и речи о возвращении или хранении ликторских связок, отобранных силой.
К тому же, как я уже говорил, в древнеримском понимании, меч – это благородное боевое оружие, а ликторские прутья и топор – это орудие убийства преступников, и они не могут соприкасаться друг с другом даже в составе трофеев.
Римляне обычно изображали ликторов, ликторские связки и топоры на саркофагах, надгробных стелах и алтарях магистратов, жрецов, которым полагались ликторы либо ликторские связки, и, наконец, самих ликторов. Вот те самые места, где эти символы карающей государственной власти изображались по праву. Однако, как и в любом правиле было исключение, на которое Вы наверняка уже обратили внимание: ликторов с их связками и топорами, а иногда только связки с топорами, римляне изображали вместе с магистратами, жрецами и императорами, особенно часто в пафосные моменты, например во время триумфа, принесения жертв верховным богам и т.д. Кроме этого, ликторы, ликторские связки и топоры нередко красовались на реверсах римских монет, причем по той же самой причине – они сопровождали изображения римских консулов, проконсулов и императоров, изображенных на аверсе. Конечно, были и изображения очень даже скромные, но мы-то теперь знаем – ничто более красноречиво не свидетельствует о власти и чиновном достоинстве римлянина, чем ликторы, идущие впереди него с ликторскими связками на плече.
Итак, ликторские связки и топоры являются очень древними символами карающей государственной власти. Хотя в эпоху Империи и в Риме, и в провинциях начался процесс девальвации этих древних символов за счет учреждения массовых квази-магистратур, не обладавших реальной властью, но наделенных ликторскими связками. Тем ни менее, ликторская связка и топор имеют полное право быть изображенными на эмблеме ФСИН. Другое дело историческая точность изображения. Упоминание в этой связи фашизма и фашистских символов абсолютно неуместно, хотя бы потому что фашисты вкладывали в изображение ликторских связок совершенно другой смысл.
Все фотографии из личного фотоархива автора и общедоступных источников
Литература по теме:
Виллемс П. Римское государственное право. Вып.1-2. 1888
Дионисий Галикарнасский. Римские древности. В 3 томах. 2005
Ливий Тит. История Рима от основания города. В 3 томах. 2002
Любкер Ф. Р. Реальный словарь классической древности. 1885
Любкер Ф. Иллюстрированный словарь античности. 2005
Нетушил И.В. Очерк римских государственных древностей. В 2 томах. 2014
Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2 томах. 1987
Цицерон Марк Туллий. Избранные сочинения. 2000
Colini A. Il fascio littorio di Roma, ricercato negli antichi monumenti. 1932
Daremberg Ch., Saglio E. Dictionnaire des Antiquités Grecques et Romaines. 10 Vol. 1877-1919
Laffranchi L. Il Fascio Littorio sulle Monete Antiche. 1923
Marshall A.J. Symbols and Showmanship in Roman Public Life: The Fasces. Phoenix, Vol. 38, № 2 pp. 120-141. 1984
Nippel W. Aufruhr und «Polizei» in der romischen Republik. 1988
Smith W. Dictionary of Greek and Roman Antiquities. 1859
Tassi Scandone E. Verghe, scuri e fasci littori in Etruria. 2001
Продолжение следует