Неделю лили дожди. Ну как, лили. Скорее, капали, но все же. Примерно так, как обычно бывает у моей жены:
- Хочу, чтобы все было полито!
И она даже заблаговременно открывает парники. И вы знаете, чаще всего начинается дождь. Что-то от ведьмы есть в моей жене. Впрочем, не удивлюсь, если и в других женщинах тоже. Это - чистая похвала, вы, дорогие дамочки, чего не подумайте. А позавчера проклюнулось солнышко.
- Хочу с подружкой за грибами! Вон Ленка насобирала два литра лисичек.
Ржу, но шепотом. Лисички уже собирают не корзинами, а литрами? Как землянику? И земляничного размера? Возможно, ведь весь июнь мы стремились догнать и перегнать по жаре и отсутствию воды ту самую Саудовскую Аравию. У нас, возле реки, это не получилось, но наверху, в деревне, уже взвыли. Картошка желтеть начала. Когда-то и у нас такое было, и я, в два домашних колодца, не смог ее отлить. Полегла. А огромный дуб, который я оставил когда-то посреди участка, чтобы он своими корнями удерживал всю нашу жизнь, высосал по размеру своей кроны остатки воды из земли, и все под ним пожелтело.
Сейчас попроще. И туча какая-то торчит за лесом. Вроде не страшная, но я что-то чувствую. И говорю жене:
- Ты подожди немножко. Вон, уже Скабеева появилась, сейчас ты узнаешь об очередных наших победах.
И, пока Конашенков подсчитывал уничтоженные им пункты управления врага, хлынул дождь. Именно хлынул. В лесу им с подружкой мало бы не показалось. Так что Конашенков, возможно, совершил позавчера единственный приличный поступок в своей жизни: спас двух женщин от насморка.
Дожди. Ничего плохого не могу сказать за них. Было и прошло. Когда-то. Мы с младшим братом моего украинского кума на рыбалке. Где-то за Кавголово, там два озера, и уже приличная щука была поймана. И тут - хлынуло. Именно так. Мы сдуру начали ломать длинные ветки, и делать из них некое подобие шалаша. Еще хуже. То, что до того било по площадям, собралось в мощные струи, которые буквально вбивали нас в уже раскисшую землю. Единственный выход был: выползти наружу, и встать мордой навстречу всем штормам и ураганам. Что мы и сделали, причем, спрятали подмышками сигареты и спички. Выстояли и спасли относительно сухое курево и спички.
Потом, через много лет. Индия, район Андаманских островов. Я - в полном кайфе. Слева у меня - ноутбук с гравикой, справа - с магниткой. Посредине - мой личный ноутбук со "Сталкером". Имею право, ведь все у меня присмотрено и проверено, и работает, как часы. Мочканул пару наглых наемников, глянул на рабочие мониторы, все путем. Еще слушаю сообщения внутри лаборатории по громкой связи. Мало ли чего. И вдруг!
- Шквал с левого борта!
Надо лететь на корму. Тем более, потому, что у меня магнитометр, соответственно боковому течению, идет в районе правых пушек. Сейчас меня бросит на них, и - ку-ку! Прощай, магнитка!
Вылетаю на корму, и потоки воды с неба тут же ослепляют меня. Просто по наитию, вслепую, перевожу магнитку на левый борт. Вручную, зарабатывая себе как спинную, так и прочие варианты грыжи. Спрятался под козырьком хрен какой избушки на корме, протер глаза, наблюдаю. Понимаю, не справлюсь. Тогда - в лабораторию. Штатно выключить программу сбора магнитки, потом - все остальное. Вырубаю все, мокрыми руками. Как бы в клавиатуру не натекло. Хотя пресная вода ведь, с дождя. Может, и ничего. Сзади орет главный по лаборатории, чиф-обсервер. Не мудрено: с меня уже натекла лужа на пол-лаборатории. Посылаю его по-русски, куда положено, и рву когти наверх, обратно на корму. Там лебедкой выбираю магнитометр на палубу. Спасаю его. Где-то 100 или 200 тысяч долларов. Плюс те данные, которые, если я его не потеряю, смогу записать до конца рейса. По 50 долларов за километр съемки. А километров у нас еще немерено. Многие тысячи.
Я в фирме уже давно забурел, и имею право прервать профиль, если физически не могу продолжать его дальше. И никто не бросит в меня камень. И некому, один я на палубе. Типа, человек дождя. Покурить бы еще, но невозможно это.
Пишу это, а телевизор гундит за спиной. И никаких там побед. Мост наш через Днепр разбомбили, говорят, болванка от сбитой ракеты упала. Глянул на дыру в мостовом пролете, и удивился. Это у них HIMARSы заряжают многотонными валами от корабельных двигателей? Больше похоже на направленный взрыв, хорошо, что попало не в опору моста. А эту дыру можно будет заляпать. Вот только врать не надо!
Телевизор обиделся на меня за критику, и пошел в атаку на Запад с другой стороны. С гендерной. Что вполне справедливо, там мы пока всегда побеждаем.
Формально в каждом офисе крайне необходимы 64 сортира, по числу гендеров. Но тогда там, кроме сортиров, ничего и не останется, площадей не хватит. Опять же, накладно. И они решили даже сэкономить. То есть, из двух, имеющихся сейчас, сделать один, и назвать его "уни-секс"-сортир. Ну, что же. Придется нам, вместе с достойными женщинами, бегать куда-нибудь под лестницу, предварительно разбив там лампочку. Мужики! Женщин пропускаем вперед. Потерпите, не баре!
Потом показали мне генерала, или уже генеральшу, и этого я уже не выдержал, удрал. Ни к чему портить себе аппетит. И возвратился к своим дождям.
Когда-то давно. Бросали машину в деревне Воскресенское, и шли сначала лесом, потом по разбитой глинистой дороге до канала, за которым находилась давно уже не существующая деревня Замошье. Шесть километров, и еще полтора потом, до болота. Клюкву собирали, таким образом мы с женой, два инженера, врастали в рыночную экономику. Целую неделю врастали.
Сегодня. Встретили деревенского пастуха со стадом. Тогда еще ни деревенские коровы, ни пастухи не вымерли, как когда-то динозавры. И он сообщил нам, что на мосту через канал его повязали пограничники. Чай, Эстония рядом, через озеро, а он удумал лазить в погранзоне. Могли бы и арестовать, но, видимо, в гарнизонную губу пастух со стадом не умещался, поэтому и отпустили. А на мосту стоит БТР, сказал он.
Ну что же, пошли в обход. Кустами. Переправились через канал, и стороной обошли фермерские картофельные поля, зиявшие почему-то свежими черными проплешинами. Судя по разбросанности этих проплешин, картошку собирали не фермеры, а те самые пограничники. Где выросло покрупнее. Таким образом, Россия, в лице пограничников, уже тогда вставала с колен.
На болоте было все, как всегда. Даже лучше, потому что напали на кочки с огромными, сплюснутыми с полюсов ягодами. К вечеру у меня в рюкзаке было уже далеко за тридцать килограмм. Хотели еще одичавших яблок набрать потом в Замошье, но уже некуда. Да и погранцы, возможно, еще там. Снова пошли в обход, и заблудились. Ведь уже потемнело, и пошел дождь. И батарейки в фонарике скисли. Полные штаны удовольствий, не считая струек воды, уже бегущих по телу. Но нас спасло недобитое советское сельское хозяйство. Ведь ферма в Воскресенском еще работала, и ее силовой трансформатор еще гудел на всю округу. Вот по нему и вышли.
Потом, через сколько-то лет, я заехал в Воскресенское к своему приятелю, Сашке-Сникерсу, и на ферму заглянул насчет навоза. Не было там уже навоза, и не было фермы. Двое молдаван разбирали там ее остатки. Таков печальный итог.
А сегодня оставил я жену под фонарем, и рядом с этим трансформатором. Рюкзак проклятый сбросил, и рванул в деревню за машиной. Если бы вы знали, как хорошо работает печка в Москвиче-2140!
И мы пробились сквозь дождь домой, где нас ждал папа. Возле раскаленной печки. Потом мы даже не чихнули.
.....
А вот дождей у меня на фото и нет почти. Только парочку нашел. Мадагаскар, порт Тулеар.
