оглавление канала
Сперва голос звучал тихо, еле слышно. Заунывная мелодия стала проникать в мою сущность, в каждую клеточку моего тела, наполняя его энергией, как струя из родника наполняет пустой кувшин. С каждым мгновением, голос становился сильнее, то падая до самых низких нот, будто опускаясь в глубины моря, то поднимаясь в самую непроглядную высь, достигая сверкающих звезд, словно пронзительные крики чаек. Ветер стал крепчать, повинуясь моему голосу, море заволновалось, вздымая белые пенные шапки на своих прозрачно-черных, словно морион[1], волнах. По небу поползли, невесть откуда взявшиеся, рваные клочья облаков, временами закрывающие звезды. Я продолжала петь, отключив свое сознание от всего окружающего мира, полностью подчиняясь звукам и ритмам песни, черпая полными пригоршнями ту, неподвластную больше никому, ярость стихии, которая передавала мне свою силу и мощь.
Я утратила ощущение времени, слушая звук собственного голоса, который временами напоминал то шум прибоя о скалы, то раскаты грома, доносившиеся из грозовой тучи. Ликование охватило всю мою сущность, и два «я», прошлое и настоящее, слилось в едином порыве полета и свободы. А ветер уже завывал, словно призрак черного пса, любимца короля Пруссов Видевута, рвал в клочья белые пенные гребни на вершинах волн, как пес рвал без жалости глотки своих врагов. Песня последний раз взлетела в высоту, и там ее звук потерялся, растаяв, как тает первый снег, выпавший ночью, под лучами горячего утреннего солнца. Я опустила руки. Ветер уже превратился в бурю, которая усиливалась с каждым мгновением. Скала под ногами содрогалась под ударами разгневанных волн, словно спущенных с цепи хозяином, стаи голодных псов. И часть меня, которая владела мной несколько последних часов, ушла, будто разъяренный ветер унес, сдул ее со скалы в море. Я стояла, опустив руки вдоль туловища, чуть пошатываясь под напорами ветра, пытаясь побыстрее прийти в себя и осознать происходящее вокруг. Порывы ветра становились все сильнее, все яростнее, грозя разметать, разорвать в мелкие клочки и развеять над морем все, что было у него на пути. Такие ураганные ветры могли вызывать древние жрецы, но, мало кто, мог их успокоить.
Было почти невозможно противиться этому яростному натиску и устоять на ногах. Я изо всех сил сопротивлялась бешеным порывам, только сейчас обратив внимание на своих «спутников».
Крестов с Сашей стояли ближе всех ко мне. В глазах Аристарха застыл суеверный ужас. Ветер рвал полы его плаща, и он напоминал сейчас злобного ворона, который пытается взлететь. Одной рукой он опирался на свою трость, а второй старался защитить глаза от песка и пыли, которая вихрилась по площадке, поднятая порывами ветра. Саша смотрел в мою сторону, но я не могла видеть выражения его лица. Вся его поза говорила о том, что он тоже, изо всех сил пытался удержаться на ногах, избрав опорой большой, отколовшийся когда-то от старой стены, камень. Вальдис изо всех сил пробовал удержать Нойманна за руку, который находился чуть правее от меня. Старик стоял на одном колене на самом краю площадки, куда опрокинул его порыв ветра, и судорожно цеплялся другой свободной рукой за край выступа разрушенной стены.
Пытаясь перекричать воющий звук ветра, он надсадно хрипел:
- Альбрехт!!!! Убей ее…!!! Ты слышишь?!!! Убей ее…!!!!
Ветер относил его голос в сторону, и, словно издеваясь над стариком, хохотал на разные голоса «ее…ее…ее…». Я даже не сразу сообразила, к кому он обращается, пока не увидела, как Крестов пытается встать поустойчивее, опершись спиной на камень позади него. Не думаю, что он услышал призыв своего отца. Скорее всего, он сам принял такое решение. А я стояла прямо напротив него, стараясь удержаться на ногах, и на какие-либо быстрые действия сейчас была просто не способна.
Все остальное произошло так быстро, что я могла только фиксировать происходящее, не предпринимая со своей стороны никаких попыток, чтобы как-то изменить это. Крестов стал что-то крутить в основании своей трости, затем, скинул с нее нижнюю часть, и в руке у него оказался небольшой старинный пистолет с удлиненным дулом. Почти не целясь, он выстрелил. Я увидела, как из дула вылетела вспышка, продолжая стоять столбом, понимая, что для меня, наверное, все уже закончится здесь и сейчас. Но в это же мгновение, будто предугадав действия Аристарха, Саша кинулся ко мне, стараясь прикрыть меня собой от выстрела. Все происходило с такой быстротой, словно кинопленку прокручивали в ускоренном режиме.
Саша, схватившись за левую руку, согнулся пополам, и свалился чуть ли не мне под ноги. Я сделала шаг вперед, и присела рядом с ним. В глазах мука-мученическая, на рукаве рубахи выступило красное пятно. Едва сумев разжать стиснутые челюсти, он прохрипел:
- Я в порядке… Беги…! – И закричал хрипло и сердито, срывая голос. – Беги…!!!!
Я с сомнением посмотрела на него, а он только, закусив губу махнул мне рукой. Я оглянулась назад, где удерживаемый Вальдисом, почти на самом краю площадки, лежал старик. Крестов, увидев, что его выстрел не достиг цели, стал лихорадочно перезаряжать свой необычный пистолет. Взбесившийся ветер не способствовал этому процессу, кидая в него мелкие камни пополам с пылью, словно стараясь защитить меня. Второго шанса у меня не будет.
[1] Морион – горный хрусталь черного цвета, иногда называемый «камень ведьм».