В одной из предыдущих серий "Викрам и Бетааль" нам показали празднование Васант Панчами, который Викрам и его жена Падмини отмечают как "день любви". Я этому несколько удивилась и решила проверить, потому что насколько я знаю (могу ошибаться, конечно) Васант Панчами -- праздник, посвященный богине Сарасвати, и на наши деньги соответствует скорее 1 сентября. В этот день детям дарят бумагу и письменные принадлежности, и учат писать буквы. Какой-то особой его связи с любовью я не обнаружила, разве что с ней ассоциируется сама весна.
Однако тема потянула за собой ассоциации относительно 8 июля -- дня святых Петра и Февронии -- объявленного в этом году праздником семьи, любви и верности. Надеюсь, никого не обижу своим мнением, но как по мне -- выбор странноватый.
Муромская княжеская чета Петр и Феврония не упоминается в летописях, видимо, они -- изначально литературные персонажи. С реально жившими князем Давидом Юрьевичем (в монашестве Петром) и его супругой, чьего светского имени мы не знаем (в монашестве: Ефросинья), их отождествили позднее, из соображения: "здесь больше всего совпадений, ну, кажется, они". Сама же "Повесть о Петре и Февронии", написанная монахом Ермолаем-Еразмом - вещь загадочная и по-своему совершенно чудесная.
Известно, что митрополит Макарий изначально не хотел принимать ее в качестве жития святых, уж очень она выбивается из канона. Поэтому "Повесть" долго числилась апокрифом. Историк Церкви Е. Голубинский поименовал ее "светской полуязыческой легендой", мне же упорно в ней видится западный рыцарский роман, переписанный в русском антураже.
Есть мнение, что Ермолай-Еразм как раз и писал светский роман, взяв за прототипы молодого царя Ивана, будущего Грозного, и его супругу Анастасию, как и Феврония подвергавшуюся нападкам боярской знати из-за мнимого "худородства" (это было совершенной неправдой, так как Захарьины входили в число назначенных Василием Третьим опекунов Ивана, будучи достаточно знатными для этого, но от Шуйских можно было услышать и не то, они и правящих Калитичей-то за людей не считали).
Как бы там ни было, человек был безбрежной фантазии и необычайно сведущий в мифологии и сказочных мотивах Западной Европы, и возможно -- не только. В основе, кажется, народная легенда, но сколько же всего Еразм навертел вокруг этой основы! Параллели прозрачнейшие!
Рыцарь, убивающий дракона, страдает от отравления его кровью или ядовитым дыханием, исцелить же его способна лишь главная героиня -- Кельтика, навскидку -- "Тристан и Изольда". Отсюда же мотив влюбленных, которых вопреки распоряжению хоронят раздельно, они же чудесным образом воссоединяются, либо оказываясь в одном захоронении, либо над могилами вырастают цветущие кусты, которые, соединяясь, образуют арку.
Меч для победы над драконом герой по указанию священника находит в храме в щели между камней алтарной стены -- привет Жанне Д'Арк, обретающей меч Карла Великого для спасения Франции!
В качестве награды девушка желает, чтобы главный герой на ней женился -- этот момент обычно сильнее всего удивляет читателя. А чему удивляться, опять распространенный мотив западных сказок. Кстати, Бокаччо использовал схожий сюжет в "Декамероне", правда, там героиня-простолюдинка исцеляла короля, а в награду просила сосватать ее за рыцаря, в которого влюбилась. Рыцарь, ясное дело, был этому совершенно не рад.
Недовольство вельмож монархом, взявшим незнатную, или, в других вариантах, волшебную жену, не принадлежащую к людскому роду, их козни против нее -- также распространенный мотив западных сказок, хорошо еще не дошло до похищенных младенцев и зловеще забрызганной кровью колыбели, как в валлийской истории Пауиса и Рианнон. Обошлось более мягким вариантом, когда незнатная жена, которой при разводе дозволяется взять с собой сокровищ, сколько сможет унести, уносит на себе заснувшего мужа.
Но самый изумительный отсыл -- в начале. Не будь я уверена, что это невозможно, сказала бы, что Ермолай-Еразм умудрился замешать в свое повествование еще и кусок региональной Махабхараты бхилов в части сложных отношений Драупади со змеиным царем Васуки. Хотя... Афанасий Никитин уже успел сходить за три моря, индийские посольства в летописях мелькают. Почему бы и нет?
Совпадения престранные, для начала -- сам Змей, в человеческом обличье повадившийся в опочивальню к княгине. Князь Павел не может его выгнать, хотя и знает о визитах. У бхилов Арджуна, несмотря на декларируемую непобедимость, тоже не может отвадить Васуки. Отношения супруги князя Павла со Змеем (несмотря на то, что Змей якобы навязался ей против воли) достаточно доверительные, чтобы она могла выведать, как его можно убить. В легенде бхилов Драупади готовит к приходу Васуки обеды из пятидесяти блюд, играет с ним в кости в перерывах между адхармой, и в конце концов выясняет, как он может быть побежден (видимо, провела ревизию в кладовых, и решила, что визиты царственного нага слишком уж лихо обходятся, по пятьдесят блюд каждый раз, разорит ведь, проглот ползучий!).
Причем ответ что в нашем случае, что в индийском, идентичен -- победить Змея может только брат мужа, вооружившись особым оружием. У нас Змею грозит конец "от Петрова плеча, от Агрикова меча", а Васуки побеждает Карна, одолживший для этого меч у своего отца Сурьи.
Вот дальше уже расхождение: Петр убил змея и отравился его кровью, а Карна выгнал Васуки живым (отрубил восемь голов из девяти, оставив последнюю из жалости), никак не пострадав при этом. В общем, не житие, а сборник всех индоевропейских сказочных сюжетов!
В учреждении праздника, впрочем, ничего плохого нет, конечно. Хотя, как по мне, в святцах имеется и более подходящий сюжет, который жизнь сочинила не хуже монаха Еразма. О его героях кто бы фильм снял или роман написал!
Дело было в Великом Устюге. Шел XIII век. Там и встретились парень и девушка, будущие святые праведники и любящие супруги... Хотя изначально ничто не намекало.
Он завоеватель, она -- побежденная, она -- русская, он -- монгол. Он похитил ее и сделал своей наложницей, она -- спасла ему жизнь в ситуации, когда он не знал, что делать, что едва ли могло не уязвить гордость степного воина. В общем, едва ли вынужденный брак двоих людей, связанных в тот миг, когда скорее всего глаза бы их друг на друга не глядели, мог обернуться чем-то хорошим, но... бывают на свете добрые чудеса!
Его звали Буга-батыр, он был назначен в Великий Устюг баскаком, сборщиком налогов. Братию эту народ заслуженно ненавидел, и было за что. Вели они себя, как правило, безобразно, как большинство завоевателей в побежденных городах, и Буга в этом плане не был исключением. Он знал, что за ним -- могучая империя, которая, если что, сотрет этот город с лица земли, а значит, все можно! Но пока его нукеры воровали холопок и простолюдинок, город терпел. Терпение кончилось, когда Буга положил глаз на дочь почтенного горожанина Марию, известную красотой и благочестием, и отобрал ее у родителей под предлогом неуплаченного налога.
Город просто взвился. Люди похватали кто что, и бросились к дому баскака. Момент был опаснейший. Буга прекрасно понимал, что отбиться не выйдет, врагов слишком много и они слишком разъярены. Батый, конечно, сотрет этот город, но это будет уже после того, как одного сборщика налогов разорвут на куски. Мария... она это тоже прекрасно понимала. Что она в этот момент думала о Буге -- известно лишь ей, возможно, желала ему гореть синим пламенем, но Мария была не Драупади. Уничтоженный город и сотни смертей не казались ей приемлемой платой за ее обиду. И она начинает действовать, сориентировавшись мгновенно, как воин!
Буга, ты хочешь жить? Тогда соберись и делай, что я скажу. Дай руку, мы выйдем к людям. И то, что я скажу им, ты подтвердишь и ради твоих богов сделаешь все, чтобы они поверили...
И Мария выходит на крыльцо об руку со своим похитителем.
Простите, люди добрые, что заставила тревожиться. Но спасать меня не нужно. Мы с Бугой любим друг друга и собираемся пожениться... Любый мой, верно я говорю? Что? Язычник? Это пустое, Буга уже решил креститься... Буга, подтверди!
Народ, почесав в затылках -- экое ж бывает на свете! -- начал успокаиваться и расходиться. Город уцелел.
А дальше начались удивительные вещи, опиши которые в романе -- скажут: фантастика почище любого дракона. Буга, ставший в крещении Иваном, к принятию новой веры отнесся неожиданно серьезно. Возможно, сказалась пережитая опасность жестокой и позорной смерти. Он не просто честно исполнял предписанные обряды, но действительно старался стать хорошим христианином, расспрашивал о всех тонкостях веры священников, а чаще всего -- Марию, с которой неожиданно ладно ужился, "снискав ее любовь" как утверждает летопись. Наверное, он все-таки был благодарен жене за спасенную жизнь. Она? Наверное, простила, да и женщин по тем временам не особо спрашивали, по нраву ли жених, их задачей было притереться к тому, кого судьба пошлет. А кроме того, Великий Устюг увидел истинное чудо, уж точно объяснимое лишь Божьим промыслом -- честного сборщика налогов!
Хотя Иван-Буга не извлекал нелегального дохода из своей должности, семья, видимо, не бедствовала, так как известно, что супруги прославились благотворительностью, помощью бедным, а также выстроили на свои средства храм.
Праведные Иван и Мария прожили долгие годы во взаимной любви и уважении и скончались в преклонных летах, еще при жизни почитаемые людьми как святые, а по смерти ставшие "начальниками Устюга" и покровителями города. А еще -- семейного счастья. Вот такая история. Вспоминают Ивана да Марью Устюжских 11 июня по нашему стилю.