Сейчас мало кто помнит эту историю, которая произошла 65 лет тому назад.
17 января 1960 года баржу "Т-36" с командой из четверых солдат-срочников унесло от курильского острова Итуруп (Курильские острова) в открытый океан, в эпицентр мощного циклона. Предназначенное для каботажного (прибрежного) плавания, а не для океанских походов, суденышко 49 суток болталось по воле волн, преодолев в дрейфе около полутора тысяч морских миль. На борту с самого начала почти не было еды и воды, но парни устояли, не потеряли человеческий облик.
Старшиной баржи был 21-летний младший сержант Асхат Зиганшин, прошедший после призыва в армию восьмимесячную подготовку к вождению маломерных судов в южносахалинской школе старшин-рулевых. В составе экипажа были два окончивших учебное подразделение моториста — 20-летние рядовые Анатолий Крючковский и Филипп Поплавский — и служивший первый год рядовой Иван Федотов (остальные трое служили по второму году). Федотов, прибыл на замену отправленного на лечение предшественника за две недели до описываемого происшествия — он единственный из всех был женат, а жена ожидала рождения ребёнка в феврале 1960 года. Экипаж фактически жил на барже и покидал её, например, чтобы сходить по очереди в баню или в красный уголок. Поскольку военнослужащие числились в штате гарнизона острова, они имели «сухопутные» звания и военную форму.
Экипаж был вполне интернациональным – татарин, русский и двое украинцев.
Баржи типа Т-36 использовались в хозяйственных целях — в основном для разгрузки судов, которым малая глубина и каменистое дно не позволяли подойти к берегу. В небольшом кубрике в кормовой части баржи имелись четыре койки, стояла небольшая печка, на которой можно было готовить еду, и располагалась переносная радиостанция.
В декабре 1959 года все шесть имевшихся на острове самоходных барж были вытащены на берег, чтобы переждать зимний период сильных штормов, от которых было невозможно укрыться в заливе Касатка, и провести плановые ремонтные работы. Имевшийся на судах неприкосновенный запас продуктов, рассчитанный на десять суток, был сгружен на берег. Однако пришёл приказ подготовиться к разгрузке последнего запоздавшего судна, и две баржи незадолго до 17 января были спущены на воду. Обе получили по полторы тонны дизельного топлива и трёхдневные запасы питьевой воды и продовольствия. К бочке в 150—200 метрах от берега была пришвартована «Т-36», а к ней, в свою очередь, «Т-97».
Около 9 часов утра по местному времени во время сильного шторма баржа была сорвана со швартовки. Радиосвязь с берегом поддерживалась каждые десять-пятнадцать минут, и сообщение о срыве со швартовки также было передано на берег, но затем радиостанция вышла из строя.
Подобные ситуации случались и раньше, поэтому экипаж действовал, как обычно — запустил оба двигателя баржи, чтобы отойти от берега и не разбиться о прибрежные скалы. Однако бросить якорь на удалении от берега не удалось. Берег был виден плохо, заряды снега чередовались с дождём. Неожиданно ветер сменил направление — над Итурупом прошёл центр циклона — и баржу стало относить в открытый океан. Зиганшин посчитал необходимым в такой ситуации выброситься на берег, но при первой попытке это сделать баржа столкнулась со скалой и получила пробоину — вода стала затапливать машинное отделение. При следующей попытке, около 22 часов, когда баржа уже касалась днищем грунта, закончилось топливо, и двигатели заглохли. Штормовой ветер понёс потерявшую ход баржу в открытый океан. Пробоину в машинном отделении экипаж смог частично залатать, прижав к ней доску с помощью домкрата.
Экипаж баржи «Т-97» оказался удачливее — им удалось благополучно выброситься на берег.
На берегу было известно о борьбе баржи со стихией, однако больше сообщений с баржи не поступало. Была создана оперативная группа по руководству поисками. Несмотря на штормовую погоду, поиск осуществлял вышедший в море сторожевой корабль пограничных войск; c улучшением погодных условий для поиска в океане были задействованы самолёты. Для обследования берега была отправлена группа из пятнадцати солдат. Обнаруженные ими обломки (по словам Зиганшина, «на берег Итурупа выбросило спасательный круг с нашей баржи и разбитый ящик из-под угля с бортовым номером „Т-36“») дали основание полагать, что баржа затонула, а экипаж погиб. По окончании всех поисковых операций родным были отправлены извещения о сыновьях, пропавших без вести.
Зиганшин впервые за два дня записал в бортжурнал подробности обстоятельств случившегося. Из найденной в кубрике газеты экипаж узнал, что район океана, в который, по их оценкам, течение и ветер несли баржу, закрывался для судоходства и полётов авиации на период с 15 января по 15 февраля в связи с испытаниями межконтинентальных баллистических ракет. Исходя из этого, Зиганшин предположил, что «до начала марта их искать не будут» и принял решение об экономии продуктов и воды. Тем не менее «на всякий случай» в рубке было организовано круглосуточное дежурство.
Проверив запас продуктов и пресной воды, они поняли, что еды хватит на двое суток. "Стало жутковато. У нас была буханка хлеба, пара ведер картошки, банка тушенки, немного крупы и несколько пачек "Беломора", - рассказывал Асхат Зиганшин.
Но последняя картофелина была съедена 24 февраля. Воду пили по глотку раз в двое суток. По воспоминаниям участников этой страшной "одиссеи", самыми трудными были первые две недели – голод и жажда были мучительными. "Из-за холода крыс на барже не было. Если б были, мы бы их съели. Летали альбатросы, но мы не могли их поймать. Пытались делать рыболовные снасти, рыбу ловить, но и это нам не удалось — выйдешь на борт, волной тебе как даст, и ты быстро бежишь обратно", - рассказывал потом Асхат Зиганшин.
Зиганшин: Пока дрейфовали, ни страха не было, ни паники. Не сомневались, что обязательно спасемся. Хотя и не думали, что проведем в океане почти два месяца. Если бы дурная мысль забрела в голову, дня не прожили бы. Прекрасно понимал это, сам не раскисал и ребятам не давал, пресекал любые пораженческие настроения. В какой-то момент Федотов пал духом, стал срываться на крик, мол, хана, никто нас не ищет и не найдет, но я быстро менял пластинку, переводил разговор на другое, отвлекал».
Несмотря на решение об экономии продуктов, Зиганшин убедил товарищей, что нельзя резко переходить на скудный рацион, так как можно сразу ослабнуть. Поначалу в день на каждого приходилось три картофелины, две ложки крупы и две ложки свиной тушёнки, но вскоре рацион сократился до одной картофелины и одной ложки крупы на человека. 27 января экипаж отметил день рождения Крючковского удвоенной нормой — по две картофелины и по две ложки крупы на человека. В качестве подарка было решено преподнести имениннику ещё одну порцию воды, но уговорить его принять такой подарок не удалось, и вода была поделена на всех четверых.
Течение и ветер относили баржу на юго-восток. Выйдя из Курильского течения, она была подхвачена одной из ветвей течения Куросио, что ещё более ускоряло удаление от берега. Через несколько дней после начала дрейфа баржа попала во второй шторм. Первые две недели экипажу приходилось всё время откачивать и вычерпывать воду из трюма, так как баржу постоянно затапливало. Чтобы сохранять плавучесть баржи, также требовалось скалывать намерзающий лед с лееров, с бортов и рубки. Свободное время проходило за чтением книг, оказавшихся у Федотова. Поплавский играл на старой гармошке, оставшейся от предыдущего экипажа. Вслух читали роман Дж. Лондона «Мартин Иден». По воспоминаниям Зиганшина: «Спорили о том, почему Мартину Идену не удалось найти другого выхода, кроме самоубийства».
Экономили. Но закончились папиросы, быстро не стало и тушенки… Картошка во время шторма рассыпалась и пропиталась мазутом, однако, спустя некоторое время, уже и она казалась "пищей богов". Бочонок с питьевой водой так же опрокинуло. Пили воду из системы охлаждения двигателей, а когда и она подошла к концу – собирали дождевую.
Через 15 дней закончились мясные консервы и остался только картофель, из которого каждый день варили «суп». Затем стали готовить «суп» раз в двое суток — одна картофелина и ложка свиного жира на четверых. Описывая период середины февраля, Федотов отмечает: «Вечерами мы с надеждой рассматривали обрывок газеты с оттиском карты района, где проходили испытания баллистической ракеты. Нас не оставляла мысль, что корабли, возвращавшиеся из района испытаний, заметят нас». Вывесили на мачте флаг бедствия и установили дежурства. Урезали пайки для того, чтобы продержаться до 1 марта.
В качестве топлива для печки солдаты первоначально использовали доски от ящиков, пробковые спасательные пояса, спасательный круг, тряпки, обрывки бумаги, ветошь, доски от двух коек.
К началу февраля закончились легкодоступные горючие материалы на барже, и дрейфующие стали изыскивать возможности дальнейшего поддержания огня. В дело пошли кранцы — автомобильные покрышки в количестве четырёх штук, которые были прикованы цепями к бортам баржи: их вытаскивали на палубу и кухонным ножом отпиливали куски, которые бросали в печку — одной покрышки хватало на неделю. Разделка очередной покрышки не приспособленным для этого ножом занимала много времени и труда — «за несколько часов нож углублялся в покрышку на два сантиметра» — и стала главным занятием всего экипажа.
День Советской Армии (23 февраля) прошёл без «супа» — праздник отметили, выкурив последний табак, а последняя картофелина была съедена 24 февраля. Зиганшин вспомнил рассказ своей школьной учительницы о матросах, питавшихся во время голода кожей, содранной с мачт. "Ремень-то у меня был кожаный. Мы его порезали мелко, как лапшу, и добавляли в суп вместо мяса. Потом от рации ремешок срезали. Потом думали, что у нас ещё есть кожаного. И, кроме сапог, ни до чего больше не додумались", - вспоминал младший сержант. Спустя годы на вопрос, какая она на вкус, кожа кирзовых сапог, Крючковский отвечал: "Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок". А Асхат Зиганшин почти через 50 лет говорил, что помнит этот вкус до сих пор: «Но кирзу так просто не съешь, слишком жёсткая. Варили их в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь, и это ели».
Прежде чем есть кожу от кирзовых сапог всем, Зиганшин решил испытать эту «еду» на себе: «Я съем её первый, и если через сутки не заболею, значит, её можно есть и вам. Вот так».
Кружочки кожи были обнаружены под клавишами гармошки — как шутили дрейфующие, «мясо первого сорта: без гуталина». Подобной кожей были оклеены и картонные меха гармошки.
Примерно на сороковой день дрейфа был замечен первый проходящий корабль, но попытки привлечь его внимание, как и следующего судна, оказались безрезультатными.
Крючковский: "В последние дни начались галлюцинации. Мы договорились: если кто-то из нас почувствует, что не сможет дальше жить, то просто попрощаемся и всё. Оставшийся последним напишет наши имена. Как раз в тот день мимо нас проходил корабль. Мы стали подавать ему сигналы, но из-за большого расстояния нас не заметили. Это было 2 марта. Еще одно судно мы увидали 6 марта. Но оно тоже прошло мимо…"
В последние дни дрейфа истощённые солдаты сшили из одеял своеобразный мешок и спали в нём все вместе, согревая друг друга теплом своих тел. Обессиленные, они договорились, что почувствовавший полное исчерпание сил скажет об этом остальным, дабы иметь возможность попрощаться, а последний оставшийся в живых запишет на каком-нибудь видном месте баржи их имена.
Зиганшин: До самого конца не было ни паники, ни депрессии. Уже потом механик пассажирского теплохода "Куин Мэри", на котором мы после спасения плыли из Америки в Европу, рассказывал, что оказывался в подобной ситуации: его судно в сильный шторм на две недели осталось без связи. Из тридцати человек экипажа несколько погибли. Не от голода, а из-за страха и постоянных драк за пищу и воду... Да разве мало случаев, когда моряки, оказавшись в критической ситуации, с ума сходили, бросались за борт, съедали друг друга?
7 марта примерно в 2 часа дня дрейфующие увидели третье судно, но и оно прошло мимо.
Всего дрейф продолжался 49 дней — Зиганшин до последнего момента вёл бортжурнал, у него были часы с календарём. Кроме того, по словам Крючковского, «чтобы не потерять счёт времени, мы записывали дни на стенке». На всём протяжении дрейфа температура окружающего воздуха была в пределах от 0 до 7 градусов Цельсия.
Спасение пришло на следующий день, что называется, откуда не ждали. Их заметили самолеты американского авианосца Kearsage, направлявшегося из Йокосуки в Сан-Франциско. Однако, когда прилетели вертолеты и сбросили на палубу спасательные веревки, никто из команды не двинулся с места – ждали, когда кто-нибудь спустится. Истощенные, обессиленные, они собирались выставить свои условия - был разгар "холодной войны". По словам Зиганшина, требовать они намеревались продуктов и топлива, а возвращаться хотели самостоятельно. "Одни вертолёты повисели, топливо кончилось — улетели. Прилетели другие. Смотрим — на горизонте огромный корабль появился, авианосец. Когда и у этих вертолётов топливо кончилось, они исчезли вместе с кораблём. И вот тут нам по-настоящему страшно стало, - рассказывал Зиганшин много лет спустя. - Так что, когда через пару часов корабль к нам вплотную подошёл, мы уже дуру не гнали". В общей сложности советские солдаты провели в океане 49 дней…
К этому времени у дрейфующих оставалось всего три спички.
Первым на борт авианосца был доставлен Зиганшин— экипаж изначально не планировал покидать баржу, и Асхат, как старший по званию, намеревался провести переговоры с американцами, попросить «запас горючего, воды, еды, карту», и возвращаться домой «своим ходом». Однако об этом не могло быть и речи: военнослужащие были в состоянии крайнего истощения и находились на грани жизни и смерти. Получив от американцев заверения, что «баржу заберёт другое судно», Зиганшин успокоился. Затем на борт авианосца были доставлены и остальные.
На протяжении дрейфа Зиганшин вёл судовой журнал: записывал настроение экипажа, кто чем занимается. Потом писать стал реже, поскольку ничего нового не происходило. «Спасли нас 7 марта, а не 8-го, как мы решили: просчитались на сутки, позабыв, что год високосный и в феврале 29 дней», — рассказывал он впоследствии. В последний день Зиганшин сделал запись о появлении самолётов и вертолётов, однако, о чём он с сожалением вспоминал позже, бортжурнал баржи при эвакуации был забыт в рубке: по словам Крючковского, командира в тот момент больше волновало, что на барже осталось три стакана собранной дождевой воды.
Спасённым предложили бульон, белый хлеб и кофе. Американцев поразило, что солдаты в таком состоянии сохранили человеческий облик — когда им предложили еду, они не набрасывались на неё, а спокойно передавали тарелку товарищам. Все четверо ели понемногу, понимая, что от большей порции могут умереть, как случалось с людьми, пережившими длительный голод — по словам Зиганшина, он приобрёл этот опыт в детстве, во время войны. После еды спасённых повели в душевую — там Зиганшин потерял сознание и очнулся уже на койке в лазарете.
По наблюдениям главного врача авианосца Фредерика Беквита, солдаты потеряли в весе 14—16 кг.
Думали о барже – в те времена потеря вверенного им социалистического имущества сурово каралась. Даже пытались договориться, чтобы перегнать баржу следом. Баржа практически сразу была уничтожена, но, чтобы не волновать солдат, американцы пообещали, что за судном придет другой корабль. Несмотря на непримиримые идеологические разногласия, экипаж американского авианосца заботился, выхаживал четырех "мореплавателей", командир авианосца ежедневно справлялся об их здоровье. Их кормили с ложечки по специальной диете, за их состоянием следил врач, а чтобы "гостям" не было скучно, постоянно показывали кино и крутили музыку. Когда Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов немного окрепли, на борту авианосца провели пресс-конференцию. Советских журналистов, конечно, на ней не было. Но дозвонился по телефону корреспондент газеты "Правда" Борис Стрельников и предупредил отважную четверку, чтобы держали язык за зубами. Они и не распространялись. Один из американских журналистов спросил, не боятся ли они возвращаться в СССР, и предложил остаться в Америке. "Хотим вернуться домой, что бы потом ни случилось" - решение экипажа баржи Т-36 было общим и однозначным.
Советское посольство в Вашингтоне было поставлено в известность о спасении четырёх военнослужащих вечером 7 марта (в Москве было 8 марта). Руководство советского государства поначалу не знало, как реагировать на эту новость. Тем временем, пройдя все инстанции, новость попала в американские газеты, в которых первые публикации о происшествии появились 9 марта со ссылками на сообщения ВМС США.
Меж тем, авианосец приближался к Сан-Франциско. "Я сел и задумался. Я же русский солдат. Чью помощь мы приняли? Из Москвы за нами тоже поэтому долго не ехали. Не могли решить, как с нами правильнее поступить", - вспоминал позже младший сержант Зиганшин. И действительно, в Москве неделю решали – герои эти ребята, или предатели.
Первые вести о спасении четвёрки в СССР были встречены настороженно, постоянная привычка ждать каких-либо провокаций сделали своё дело. Но когда стало ясно, что это не провокация, и американцы спасли настоящих героев, ситуация изменилась
В СССР первая публикация о происшествии появилась 12 марта 1960 года в газете «Известия», в которой сообщалось (со ссылкой на агентство Юнайдет Пресс Интернэшл): «6 марта американский самолёт, нёсший в Тихом океане патрульную службу для авианосца, обнаружил на поверхности океана лёгкую баржу. На ней находились четверо советских людей, сержант и трое рядовых военнослужащих. Последний раз они видели землю 18 января». Публикация сопровождалась картой с отметкой места обнаружения, перепечатанной из газеты «New York Herald Tribune». Более подробная информация появилась в «Известиях» 16 марта 1960 года — материалам была отведена целая полоса под общим заголовком «Сильнее океана».
Хрущев, бывший в то время Первым секретарем ЦК КПСС (первым лицом в государстве), послал морякам телеграмму:
Младшему сержанту Зиганшину Асхату Рахимзяновичу, рядовым Поплавскому Филиппу Григорьевичу, Крючковскому Анатолию Фёдоровичу, Федотову Ивану Ефимовичу
Дорогие товарищи!
Мы гордимся и восхищаемся вашим славным подвигом, который представляет собой яркое проявление мужества и силы духа советских людей в борьбе с силами стихии. Ваш героизм, стойкость и выносливость служат примером безупречного выполнения воинского долга.
Своим подвигом, беспримерной отвагой вы приумножили славу нашей Родины, воспитавшей таких мужественных людей, и советский народ по праву гордится своими отважными и верными сынами.
Желаю вам, дорогие соотечественники, доброго здоровья и скорейшего возвращения на Родину.
Н. Хрущёв. Москва, Кремль. 16 марта 1960 года
Чтобы понять это и последующие события надо вспомнить, что в те времена шла ожесточенная холодная война, США и СССР держали друг друга на мушке. Через 2 года разразился Карибский кризис, едва не кончившийся мировой войной. Но американцы повели себя вполне по-человечески. Главным содержанием холодной войны была идеологическая борьба, в которой нужно было доказать всему миру, что социализм (капитализм) лучше капитализма (социализма).
В Сан-Франциско молодых советских парней встречали как героев – мэр даже вручил "золотой ключ" от города. Побывала "четверка отважных" и в Нью-Йорке, и в Париже – сохранились фотографии, где совсем еще худые парни одеты по последней моде – в узкие брюки и остроносые ботинки.
Анатолий Крючковский: "В Москве в первые дни опасался, как бы не упекли на Лубянку, не упрятали в «Бутырку», не начали пытать. Но в КГБ нас не вызывали, допросов не устраивали, наоборот, встретили у трапа самолета с цветами. Вроде бы даже звание Героев Советского Союза хотели дать, но все ограничилось орденами Красной Звезды.
В СССР случившееся было использовано в пропагандистских целях по полной программе. После прибытия в Москву спасённые встретились c министром обороны СССР Родионом Малиновским, который подарил им штурманские часы, «чтобы они никогда не блуждали, никогда не теряли курса» и особым приказом демобилизовал, так как они свое "отслужили сполна". «За проявленное мужество при выполнении воинского долга и стойкость в борьбе с силами стихии» солдаты были награждены орденами Красной звезды. Асхату Зиганшину было присвоено внеочередное звание старшего сержанта. Потом были и многочисленные выступления на комсомольских съездах, и встречи, и мешки писем. В 60-е об "отважной четверке" говорил весь мир – ими гордились, на них равнялись.
Зиганшин, Федотов, Крючковский и Поплавский дружили всю жизнь, а вот со своими спасителями так больше и не встретились. Всем четверым был предоставлен двухнедельный отпуск на родину. Затем участники дрейфа отдыхали в военном санатории в Гурзуфе. Там они получили предложение поступить в Мореходное училище ВМФ в г. Ломоносове, которое приняли все, кроме Федотова. После отдыха все четверо поехали на Дальний Восток навестить свою часть. Таким образом в июне 1960 года закончилось их кругосветное путешествие.
Четверо моряков были в центре внимания да апреля 1961 года, затем это место занял Гагарин и другие космонавты.
Иван Ефимович Федотов стал отцом 24 февраля 1960 года, вернулся в нижнеамурское село Богородское, после чего принял приглашение поступить в речное училище в Благовещенске. В период учёбы появилось пристрастие к алкоголю — частые встречи и выступления в коллективах происходили согласно обычаям русского гостеприимства. Учёбу пришлось прервать, и Федотов уехал во Владивосток на китобойный промысел. Затем вернулся в училище, окончил его и получил диплом судового механика. Работал на Камчатке на сейнере. В 1978 году вернулся в Благовещенск и работал на судостроительном заводе слесарем-трубопроводчиком. Умер в 1999 году.
Филипп Григорьевич Поплавский после окончания мореходного училища в 1964 году участвовал в экспедициях в Средиземном море, Атлантике на гидрографическом судне по наблюдению за космическими аппаратами. Проживал в Петергофе. Умер в 2001 году в Ломоносове. Похоронен на родине — в Чемеровецком районе Хмельницкой области Украины, село Ямпольчик.
Асхат Рахимзянович Зиганшин после учёбы служил в составе аварийно-спасательного дивизиона Ленинградской Военно-морской базы. Работал на разных судах сначала с пожарными, затем с водолазами. После выхода на пенсию работал сторожем яхт и катеров на берегу залива в Стрельне. Умер в 2017 году.
Анатолий Фёдорович Крючковский после учёбы попал по распределению в Североморск, но прослужил судовым механиком всего полгода — врачи посоветовали ему сменить климат. В 1964 году вернулся на родину и работал на киевском судостроительном заводе «Ленинская кузница», сначала на инженерных должностях, а с середины 1990-х годов заместителем главного механика. 28 августа 2007 года вместе с Зиганшиным прибыл на Сахалин по приглашению администрации острова. В программу недельного визита входило и посещение острова Итуруп, но помешала нелётная погода. Умер в 2022 году.