Почти пять месяцев длится военная спецоперация на Украине. К сожалению, всё это время не обходится без потерь. Среди погибших при выполнении воинского долга — наш земляк, уроженец села Александровка Белогорского района ефрейтор Илья Иванов. За несколько дней до спецоперации ему исполнился двадцать один год. Такой вот короткий и яркий жизненный путь.
…В комнате свечи и много фотографий — счастливые семейные моменты и последние снимки, где Илья в форме — возмужавший, повидавший войну. Мы сидим в гостиной. Жена Алёна, родители, близкие, друзья, сослуживцы (приехали проводить друга в последний путь). Рядом бегает маленькая копия отца — Илюша. Сегодня кажется, что по-другому его и нельзя было назвать.
На войне как на войне
— Давайте расскажу, как Илья воевал, — начал Владимир (танкист, наводчик орудия), намеренно меня выручая, пока я сглатываю нахлынувшие слёзы. — Мы следовали по указанному маршруту. Его танк шёл первым. Это называется диверсионная группа прорыва. Я находился в той же колонне. Стояла задача — проехать блокпост и следовать до Каховки. Первая машина, как правило, принимает основные удары, отвечает выстрелами. В населённом пункте Весёлое миномёты и противотанковые комплексы работали в окнах домов, во дворах. В условиях города сложно поворачивать орудие. Мешают заборы, столбы. В тот день миномёты начали лупить по лёгкой бронированной технике — БТРам, «мотолыгам», которые перевозят пехоту. Гул, взрывы… Переодетые в гражданское вэсэушники передавали по телефону наши координаты. Только у первого танка были возможность для манёвра и шанс прикрыть колонну. В двухэтажном здании засел противник с противотанковыми комплексами. Экипаж Ильи (он — механик, Костя Щербина — наводчик) встретил этот расчёт. Такие встречные бои обычно длятся от 6 до 25 минут. Ребята держались больше четверти часа. Выстрел, откат, зарядился и снова выстрел, откат, зарядился… Без настоящей слаженности экипажа и понимания друг друга с одного взгляда тут никак. Даже доли секунды важны: тебя тоже держат на прицеле.
— Однажды попали под массированный обстрел артиллерии, — продолжает танкист (как мне объяснили, в обязанности наводчика орудия, коим он являлся, входило вести огонь из танковой пушки и пулемёта). — В полях мы уже не в технике, а возле неё. Наши координаты как-то определили. Ранило одного бойца. Пальба ещё не прекратилась, а Илья уже перенёс его к окопу и, не задумываясь, вколол свой промедол. Нам выдают по одной ампуле для обезболивания. Если искать у раненого в обмундировании (а там множество карманов) — теряется время. Экипаж Ильи — всегда был надёжной помощью. Знаю также, что в разгар боя они спасли командира подбитого танка.
«Всё нормально, мама»
Илью похоронили два дня назад. Свежая рана. И всё-таки родные погибшего согласились на встречу.
— Потому что наш сын — герой, — поясняет мама, вытирая слёзы. — Он так воспитан — защищать свою семью, маленького сына. Хочется узнать, как воевал. Сам мало рассказывал: «Мам, я жив, у меня всё нормально». И никаких подробностей. Спрашивал: «Как вы? Как дома?». Я ему отвечала: «Сынок, за нас не переживай! Главное — себя береги!».
— Любил технику, душа к ней тянулась, поэтому и пошёл в танковые войска, — снова подключился ефрейтор Владимир (24 года). — Мы вместе в Перевальном служили, потом на спецоперацию отправились. Вот приехал проводить друга в последний путь. Закончился контракт, но пока не увольняюсь. Тянет вернуться.
Я перевожу взгляд на действующего командира мотострелкового взвода (24 года!), в котором воевал Илья. Имени называть не буду, только позывной — Барс.
— Как там наши ребята?
— Воюют. А это, знаете ли, дело такое: либо ты — либо тебя, — помолчав, отвечает взводный. — Илья был со мной на позициях. Вместе держались. Первое время люди гибли больше по неопытности, не понимали, что к чему. Сейчас, в принципе, всё уже знаешь. Главное — не зевать. Очень много моментов, когда можно просто не успеть. У тебя только две секунды: от свиста до прилёта. Украинские военные напичканы — беспилотники, миномёты, противотанковые управляемые ракеты западного производства. Плюс спутниковая связь. У ВСУ достаточно хорошо отлажена работа. Передвижение нашей техники, местоположение сбрасывают в группы в соцсетях. Эти данные потом анализируют. Два с половиной месяца экипаж Ильи работал с моим взводом (в Херсонской области к нам перебросили). Полюбил этих ребят. Задачу ставишь — делают, вопросов не задают. Надо — значит надо.
— Когда пришла посылка, которую Алёна высылала через часть, около часа общались, — Владимир показывает письма и фото, которые погибший товарищ носил с собой. — Говорили о родителях, наших семьях, как было бы здорово остаться живыми. Илюха, помню, приложил руку к ладошке сына (жена обвела на листке бумаги), задумался. А потом сказал: «За моих, за то, что мне так дорого, готов жизнь отдать».
— Все танкисты — герои, — добавляет командир. — Уважаю. Всегда впереди. Их первыми и подбивают. Вроде как защищён, сидишь внутри, но, в случае чего, выскочить сложно. С Ильёй переживали все армейские трудности. Спали на земле. Стелили солому в разрушенном доме. Втроём, вчетвером ложились, если была возможность. Ночь — самое неприятное время суток. Надо быть начеку. А то всё проспишь.
— С какими мыслями возвращаетесь? — не могу удержаться от вопроса.
— С обычными. Я целенаправленно учился выполнять такие задачи. Сейчас пришло время. Ну кто, если не мы? Других вариантов нет. Вероятность погибнуть, хоть опытный ты, хоть нет, присутствует всегда. Когда артиллерия работает, всякое произойти может. На той стороне, полагаю, все устали. Есть, конечно, «идейные». Появляется всё больше нового оружия. HIMARSы бьют. По стандартам НАТО уже всё идёт. Недооценивать противника никогда нельзя. Только «на ура» сегодня не возьмёшь. Но, как говорят, глаза страшатся, а руки делают. У нас ребята достойные. Понимаем, за что воюем. За родных, за наших пацанов. Не пошли бы мы, пришли бы к нам. Победим, даже если будет трудно. Бьём исключительно по военным объектам, где скопление техники. Если, не разбирая, накрывать артиллерией, вообще ничего не останется.
— Сейчас лето, а когда стояли холода, мёрзли, наверное? — заботливо интересуется мама Ильи Ирина Владимировна. — Илью в феврале туда направили, постоянно думала об этом.
— Было неприятно, будем так говорить, — усмехается Барс. — Грелись как-то, вокруг бэтээров бегали, круги наматывали. А во время боя не чувствуешь холода. Берцы не снимали месяц, потому как можно не успеть надеть. Но родных такими мелочами не расстраивали.
Офицер улыбался, но за этой улыбкой чувствовалось другое — он побывал в кромешном аду жестокой перестрелки, и для него превыше всего долг — вести за собой, даже осознавая, что этот бой может быть последним.
Он будто торопился жить
— Илья два года служил на границе. Нёс боевые дежурства, охранял мирную жизнь, — мама бережно гладит фотографию сына. — 8 февраля ему исполнился 21 год. Через несколько дней позвонил и стал прощаться. Мы ничего не поняли. Последнее, что сказал: «Если завтра не выйду на связь, не волнуйтесь!». 6 марта написал: «Всё хорошо. Я пока жив. Может, к дяде в гости зайду». У нас брат живёт в Николаеве. Тогда уже многое прояснилось. Прямо не говорил — намекал.
Ирина Владимировна ненадолго замолкает, словно перебирая что-то в памяти, а затем продолжает:
— Илюша окончил экономический колледж, пошёл на контракт. Через полгода направили в учебку в Хабаровск, получил «корочку» механика-водителя танка. Выбрал, что ему интересно. В школе математика легко давалась. Участвовал в олимпиадах. А вот стихи заучивал с трудом. Ему проще было пять задач решить. Бегал с мальчишками, гонял на велосипеде. Но характер чувствовался с детства. Не сломить, не переубедить. Бывало, провинится — отец поставит в угол. Я особо не наказывала, жалела, да и Никита, старший брат, всегда защищал. «Сынок, пойди, извинись!» — говорю. Нет, будет стоять до последнего. Ждал, пока папа ляжет спать. И тогда: «Мам, можно я выйду?».
— Он как будто спешил жить, — дополняет Никита. — «Ага, хорошо» — и побежал. На месте не сидел. Дома не застанешь. Начал барабанами заниматься, через неделю уже в футбол играл. Везде себя пробовал. Ездил на мотоцикле, потом на машине. Любил технику. Это у нас от отца. Всем старался помочь: привезти — отвезти. Последним делился. Многое успел и стране своей помог.
Виктория приехала на похороны племянника из Москвы. Видно было, с трудом справляется с потрясением:
— Если что-то не получалось или тяжело было на душе, Илюша мог мне позвонить. Мол, так и так. Никому ничего не рассказывал, виду не подавал. Обсудим — подумает, успокоится... Мы всегда его будем ждать домой.
«Извещаем с прискорбием…»
Я долго не могла заговорить с Алёной, видя, как она крепится, вспоминая недолгую семейную жизнь. Понимала, насколько тяжело возвращаться к прошлому, осознавать, что так уже никогда не будет. Наконец, она начала рассказывать:
— Подняла всех, кого знала и не знала. Писала, спрашивала. Не было связи. Правда, такое уже случалось — четыре дня, неделю. Первое время Илья вообще долго молчал. А тут знакомый парень (тоже воюет) написал: «Ты уже знаешь?». И спустя какое-то время: «Будет что-то известно, сообщу». Меня сразу в жар бросило. Связалась с братом, он тоже военный. А потом нам позвонили, попросили маму: «Извещаем с прискорбием… Приносим соболезнования».
— Как всё случилось, я узнал от начальника штаба (меня на тот момент перебросили в другое расположение), — вспоминает Владимир. — Илья и его наводчик (парень только-только приехал) с ночи на раннее утро шли на блокпост. На укрепрайоне, оказывается, велось наблюдение через тепловизоры. Начался массированный артобстрел по этим позициям. Оба погибли на месте.
Стечение обстоятельств, злой рок, судьба... Можно расценивать как угодно. Но горький факт остаётся фактом. Илья пока не представлен к награде. И тем не менее он — герой, однозначно!
— Всё обязательно будет, — заверил взводный. — Сын подрастёт, должен знать, что папа погиб не просто так. С гордостью скажет: это награда моего отца.
— Мы неделю ещё жили надеждой, — уточняет старший брат. — Он — не он? Звонили, выясняли. У Алёны и Ильи одинаковые татуировки на руках — сердце и внутри первые буквы их имён. Сначала нам сообщили, что у погибшего ничего такого нет. Мелькнула мысль: может, жив? Но потом подтвердили.
— Хоронили всем посёлком?
— Всем районом. Людей и машин было столько! Много незнакомых лиц. «Срочники» приехали с командиром части, где служил Илья. Почётный караул стоял во дворе. Несли флаги танковых войск, Черноморского флота, России. Прогремел прощальный салют. Мы очень благодарны военному комиссару Белогорского района Михаилу Шинкарёву, председателю Зеленогорского сельсовета Светлане Федорцовой, директору агрофирмы «Зеленогорск» Василию Любовецкому и всем неравнодушным людям, кто поддержал нас в этот тяжёлый момент.
Вечная слава тем, кто навсегда остался молодым
— Для меня патриотизм —это гордость за наших ребят: ефрейторов, сержантов, офицеров, кто находится на передовой, за их мужество. Они сильны духом — после ранения возвращаются в строй, своих не бросают. Вечная слава тем, кто навсегда остался молодым, — твёрдым голосом произнёс Никита. А мама добавила:
— Двадцать лет работаю в отделении реанимации Белогорской больницы. Со смертью сталкиваюсь каждый день. Наверное, поэтому держусь. Много видела страданий. И всё-таки никогда не думала, что с нами такое случится. Хорошо, что внук остался, такой же непоседа. С Алёной поддерживаем друг друга. Когда остаёшься одна, выть хочется...
Ещё меня мучает вопрос: как воспитывать сыновей, чтобы они оставались живыми? Другой раз думаешь: лучше бы не учила его быть таким ответственным. Страшно, когда гибнут молодые ребята. Да, они военные, выполняют свой долг. Но для нас, их родных, это трагедия, рана на всю жизнь…
С любимыми не расстаются
Инстинкт самосохранения — врождённое свойство каждого человека. Но в военных условиях всё иначе. Только если есть характер, способность презреть смертельную опасность, не отступать и не выходить из боя даже под шквальным огнём, поставленная задача выполняется. А значит, сотни, тысячи людей будут обязаны этим парням своей жизнью.
Жена военнослужащего, который принял на себя удар в первые дни спецоперации, не сломался, а продолжал мужественно воевать, по-видимому, всё понимает. И это придаёт ей сил.
— Когда Илюша предложил пожениться, он из свечей сложил сердце, — вспоминает Алёна. — Мне тогда только-только восемнадцать исполнилось. Муж окончил училище, надо было идти в армию или заключать контракт. Не хотел оставлять семью. Когда начались командировки, больше всего спрашивал о сыне. Знаю, наша фотка висела у него в танке. Верила, что вернётся. Каждый день молилась. Вон у нас иконки стоят. Илья писал: «Подожди чуть-чуть, скоро буду дома». Малыш очень тянулся к нему. Ждал папу. Ещё когда мы встречались, я сказала: «Если у нас будет мальчик, назову его в честь тебя»… Жена Кости Щербины (он погиб раньше) хотела расспросить Илью о последних месяцах жизни своего мужа. И мама его надеялась что-то узнать (был единственным ребёнком в семье). Не получилось. Когда услышали о нашем горе, сразу приехали.
— И всё равно я не верю! — словно протестуя против случившегося, говорит молодая женщина. — Привыкла, что он там. Подсознательно жду. И буду ждать. Илья рядом со мной. С ним связан каждый миг.
Елена ЗОРИНА
Фото из архива семьи Ивановых