На случай моей внезапной смерти у меня есть точные пожелания, что делать после. Недавно я хотела поговорить об этом с мамой, но она только испугалась. Для меня это был необходимый разговор, который бы расставил всевозможные точки. А для нее - страшное предзнаменование.
И удивительного тут ничего нет. Мы не в дивном новом мире. Мы здесь, в псевдостерильном обществе, где смерть сакральна, табуирована. Но неотвратима.
На случай смерти у меня всегда была любимая книга - "Посторонний" Альбера Камю. Это, конечно, классика экзистенциализма с приложными к этому одиночеством и абсурдностью мира. Но для меня она всегда была и есть - невероятным откровением о том, что скорбь бывает разной. Как, собственно, и любовь. И соответственно она, в мои 18 лет, стала для меня ещё и разрешение, полученным от великого и нежно любимого мной писателя, скорбеть, страдать и любить так, как я хочу.
И спустя много лет я неожиданно для себя прочла ещё одну книгу о смерти, которая стала для меня не менее личной. Это роман Оксаны Васякиной "Рана". Мой опыт, полученный из классической литературы, учил меня тому, что смерть - это очень темные, мутные воды. Воды, в которых невозможно дышать, которые накрывают паникой, из которых хочется выбраться. И когда впервые я потеряла близкого человека, я была в оцепенении от отсутствия драматизма. Все оказалось совсем по-другому, в тысячу раз хожу. Это оказалась не бездна, а февраль. Сейчас я понимаю, что Оксана Васякина помогла мне облечь в слова то, чем смерть стала для меня.
Смерть - это бесцветный февраль. Город, отрытый всем ветрам. Дальше пыль, траурная, молчаливая дорога сквозь черные ели. Лужи, мокрые ноги. Тесный катафалк, в котором нужно прижиматься к чужим живым людям. И конечно, отчаяние, но отчаяние не от утраты. А от необходимости соблюсти все обряды, которых так много, что нет времени просто лечь и рыдать.