Сергей Параджанов вошел в мировую историю как выдающийся режиссер, автор знаменитых «Теней забытых предков» и «Цвета граната». Впрочем, кинематографом его таланты не ограничиваются. О художественном мастерстве – коллажах и инсталляциях – известно многим. Однако Параджанов обладал также невероятной музыкальной одаренностью: помнил наизусть оперы и давал концерты друзьям. Кроме того, увлекался режиссер и танцами и даже ставил их для своих фильмов. Но почему же Сергей Иосифович при таком множестве талантов и несмотря на все трудности выбрал именно кино? Об этом можно лишь только догадываться…
Сергей Иосифович родился 9 января 1924 года в Тифлисе, и, прожив яркую, но трагическую, полную лишений жизнь, скончался 20 июля 1990-го в Ереване. Параджанову было всего 66 лет, и если бы не тюремное заключение и тяжелая болезнь, вероятно, он мог бы создать еще не один шедевр. Тем более что как о режиссере о нем заговорили относительно поздно – на рубеже его 40-летия, после выхода «Теней забытых предков».
Путь Параджанова к кинематографу не был простым. После окончания школы в 1942 году он устроился на тбилисскую фабрику «Советская игрушка». Это умение делать кукол впоследствии отразилось на творчестве режиссера, который нередко использовал игрушки в своих работах. Работу Сергей Иосифович совмещал с обучением в Тбилисском институте железнодорожного транспорта. Но спустя год Параджанов решил его оставить ради искусства и поступил в Тбилисскую консерваторию на вокальный факультет.
Одновременно он брал уроки танцев в хореографическом училище при Тбилисском оперном театре имени Захария Палиашвили. Как писал режиссер Левон Григорян, который был знаком с Сергеем Параджановым, даже спустя годы, потеряв юношескую стройность, режиссер по-прежнему поражал актеров на съемочной площадке и своей удивительной пластикой, и своей музыкальностью.
«Мы ехали в машине, но приемник хрипел. Параджанов выключил его и сказал: “Хочешь музыку – будет тебе музыка. Сейчас я тебе спою оперу Чайковского “Евгений Онегин””. Он спел увертюру, показывая, как мелодию начинают скрипки, а потом вступает оркестр. Затем стал петь за всех – за Онегина, за Ленского, за Татьяну, Ольгу и даже за старую няню Татьяны. До сих пор не могу понять, как это у него получалось – то мужским, то женским голосом, а то голосом совсем старой женщины. При этом он пел и за оркестр и ни разу ничего не забыл. Потом я узнал, что он знает наизусть все оперы, которые слышал в детстве. И помнит все – от начала до конца и никогда не забывает слова.
А любимой оперой его была “Травиата”. Когда за год до смерти ему в Америке предложили снять фильм, он ответил: “Вы помните оперу Верди “Травиата”? Там Виолетта кашляет и отвечает на предложение Альфреда: “Поздно, Альфред, поздно…” Так и мне… Уже поздно. Поздно…”» – делился близкий друг режиссера Левон Бояхчян.
А художница Гаяне Хачатурян рассказывала, что однажды, сопровождая московских друзей Сергея Параджанова, они вместе поехали показывать гостям Мцхету, затем поднялись в древний Джвари – храм, описанный Михаилом Лермонтовым в поэме «Мцыри». Здесь Параджанов исполнил гостям целый концерт: пел партии Альфреда и Виолетты из «Травиаты», арию Каварадосси из «Тоски», а когда своим удивительно звучным голосом пропел прощальный дуэт Аиды и Радамеса, у гостей мороз по коже пробежал, настолько вся таинственная атмосфера храма и пение Параджанова сливались в едином потрясающем воображение эффекте. И все это – спустя десятки лет после консерватории, без репетиций и повторения партий!
Что касается танцев, то все сцены в фильме «Цвет граната», в том числе и замечательный танец персидских масок, поставил сам Параджанов, что, кстати, указано и в титрах. «Это было настолько завораживающее зрелище, что, не зная, на что смотреть – на то, что происходит перед камерой или за ней, я решил смотреть на Параджанова. И оказался прав: зрелище было незабываемое. Съемочная камера оставила нам поставленный им танец персидских масок, но танец самого Параджанова исчез навсегда», – вспоминал Григорян.
Танцы, поставленные режиссером, можно увидеть в «Легенде о Сурамской крепости», это в первую очередь мистический, колдовской танец Дурмишхана и Вардо, танец – предопределение судеб, в «Ашик-Керибе» – это характерные восточные танцы. Даже приглашая профессиональных балетмейстеров в картину, он все равно затем все делал по-своему, находил свое решение, свой образ.
Вот каким эпизодом делился режиссер Василий Катанян, тоже друг Сергея Параджанова, с которым он познакомился в 1953 году в Киеве: «Мы сразу подружились. В день моего рождения я угощал в ресторане обедом Сережу, Алова и Наумова, потом все поднялись ко мне в номер, и Сережа, не сходя с места, в зелёных шерстяных носках станцевал нам вариацию Пана из “Вальпургиевой ночи”, чем страшно меня удивил. Я тогда не знал, что он до Института кинематографии учился в Тбилисском хореографическом училище, которое не закончил, как, впрочем, и железнодорожный институт».
В 1945 году Параджанов начал учиться в Московской государственной консерватории. Григорян пишет, что режиссер мог стать известным музыкальным исполнителем, и славы на его долю выпало бы гораздо больше. Но уже в 1946-м Сергей Иосифович оказался на режиссерском факультете ВГИКа. «Говоря о его решении избрать себе кинематографическую судьбу, необходимо уточнить, что этот выбор был сделан в крайне неподходящее время. Именно в те годы наступила так называемая “эпоха малокартинья”, когда даже многие состоявшиеся мастера остались без работы, а молодым кинематографистам и вовсе ничего не светило. В лучшем случае, если повезет, работа ассистентом», – писал Левон Григорян.
И все-таки Сергей Параджанов сделал этот выбор – неожиданный, трудный и поистине судьбоносный.
Подготовлено по материалам: Григорян Л. Параджанов, 2011; Катанян В. Параджанов. Цена вечного праздника, 1994