В политических элитах в Европе последние семьдесят лет не ставился вопрос о том, в чём заключаются их жизненные национальные интересы. Утрата привычки мыслить стратегически приводит Европу к глубоко искажённому восприятию интересов России в украинском кризисе и, соответственно, к непоследовательности собственной стратегии. Об опасности «каникул от стратегического мышления», продолжающихся в Евросоюзе, пишет Андрей Сушенцов, программный директор Валдайского клуба.
В середине 2022 года президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер сетовал, что эскалация украинского кризиса привела к краху мечты о построении единого «европейского дома». На место таким мечтаниям «пришёл страх». Президента республики можно поздравить: чувство страха из-за собственной беспомощности способно мобилизовать политическую волю на решение застарелых проблем. ЕС давно пора оставить свою стратегию сентиментальности – выспренних заклинаний, благодушных саммитов, якобы сердечных рукопожатий, не подкреплённых целеполаганием, ресурсами и решимостью идти на жертвы. Однако в этот раз нужной встряски не произойдёт: европейцы неспособны оценить значимость украинского кризиса и жизненный характер интересов России из-за утраты привычки мыслить самостоятельно. Каникулы от стратегического мышления продолжаются.
Стратегическое мышление может родиться только в результате столкновения с кризисом жизненного характера, когда страна бьётся за независимость, экономическое выживание или собирает себя заново после гражданской войны. После такой катастрофы полученный опыт обобщается и передаётся в следующее поколение элит через систему образования: опыт конвертируется в учебники, в профессоров, в традицию. Такая традиция становится необходимым «общим знанием» людей в четырёх ключевых видах государственной службы – гражданской, дипломатической, военной и специальной. Только таким образом в политической элите формируется консенсус о национальных интересах, о том, какими средствами и за счёт каких ресурсов эти интересы достигать, чем жертвовать ради них. Три последних поколения европейские политики провели в «упражнениях по европереговорам» – облегчённой версии стратегического соперничества, которая создаёт ложное представление о реальных условиях мировой политики. Эти тепличные условия привели к деградации четырёх служб государств Европы и их неспособности сформулировать жизненный интерес своих стран.
Как определялось стратегическое мышление европейцев прежде? Пятьсот лет назад французы сказали бы, что их главная жизненная цель – не допустить высадки английского десанта в Кале. Двести лет назад французы бы говорили, что необходимо сдерживать Британию и не допустить победы консервативных держав, которые пытаются придушить революцию. Сто лет назад таким врагом были немцы, а пятьдесят – в голлистской Франции – оппонентами континентальной Европы виделись англосаксонские державы. Сейчас в Европе для Франции однозначного врага нет, оттого не получается ни мобилизация ресурсов, ни мобилизация внимания. В политических элитах в Европе последние семьдесят лет не ставился вопрос о том, в чём заключаются их жизненные национальные интересы.
В таких условиях страх – полезная вещь.
Утрата привычки мыслить стратегически приводит Европу к глубоко искажённому восприятию интересов России в украинском кризисе и, соответственно, к непоследовательности собственной стратегии. В начале военных действий европейцы намеренно проецировали на Москву опыт США в иракской кампании: по их мысли Россия должна была применить все силы и средства, которые позволят немедленно получить подавляющее превосходство, обезглавить политическое руководство в Киеве и подавить дезорганизованное сопротивление ракетными ударами.
Затем, после ухода российских сил из Киевской и Черниговской областей, в Европе появилась новая стратегия: раз у России недостаточно ресурсов, нужно всеми силами поддержать Украину и поставить ей вооружения, а исход ситуации, как высказался Жозеп Боррель, нужно искать на поле боя, а не за столом переговоров. В июне родился третий вариант стратегии: оказывается, у России все же могут быть жизненные интересы на Украине. Москва проявляет высокую искусность в маневрировании силами и средствами, фактически выбирая направление удара, и параллельно перекраивает мирохозяйственные связи, в которых вклад России, как выясняется, высок. На Западе вновь появляются голоса о необходимости вести переговоры с Россией, желательно до начала отопительного сезона. Никто не застрахован от того, что через месяц в Европе вновь пересмотрят взгляд на украинские события, отыскав для себя очередную стратегию взаимодействия с Москвой.
Подобные колебания свидетельствуют о том, что по результатам кризиса переворота сознания у европейских элит не произойдёт. Уже сейчас американцы близки к «никсоновской формуле» завершения войны во Вьетнаме, «Гуамской доктрине по-украински»: «мы за украинизацию конфликта, поставляем вооружение, а дальше – дело ваше». Как недавно заявил президент США Джо Байден, «Украине самой нужно решать, идти ли на уступки России или нет». Что касается самой Европы, американцы продолжают смотреть на континент не только как на сферу своей ответственности в сфере безопасности, но и как на ресурс развития, регион, из которого они в ближайшие десятилетия будут черпать ресурсы, поскольку их система взаимоотношений с Китаем становится всё более конфронтационной. Используя антироссийские фобии стран Прибалтики и Восточной Европы, США будут поддерживать точки напряжённости на границах с Россией и продавать европейцам втридорога ресурсы, а санкционным давлением и торговыми войнами – толкать капитал к перетоку на американский рынок.
Пока сохраняются эти константы, преждевременно ставить вопрос о Новой Ялте.
Решения Ялтинской конференции «большой тройки» стали продуктом мировой катастрофы, в которой сгинули десятки миллионов человек. Элиты во всех странах мира одновременно осознали пагубность войны, необходимость передышки во имя того, чтобы восстановить силы и починить разрушенное. Эти люди, руководившие Европой следующие сорок лет, строили европейский порядок с постоянной оглядкой на катастрофу из прошлого, понимая жизненный интерес в недопущении крупной конфронтации. Украинский кризис, при всём его трагизме, всё же является региональным кризисом и не несёт столь же катастрофичных последствий, хотя некоторые из них и ощутимы в глобальном масштабе.
Безусловно, риски ядерной эскалации конфликта значительны – тогда украинский конфликт стремительно перерастёт в очаг новой мировой войны в Европе. На данном этапе, однако, украинский кризис запустил процессы глобального водораздела между Западом и Незападом. В Европе новый водораздел означает военно-политическую конфронтацию России и НАТО по лекалам глубокого европейского кризиса безопасности1970–1980-х годов, когда стороны были близки к ядерной войне, но не сорвались в неё. Вне Европейского континента Незапад сейчас проводит активную инвентаризацию своих отношений с государствами Евро-Атлантики. У Турции возникают вопросы к Финляндии и Швеции, и она, переименовав себя из «индейки» в Türkiye, тормозит расширение НАТО. Индийский премьер на сессии QUAD принципиально начинает говорить на хинди, создав настоящий конфуз с переводом, к которому не были готовы стороны. ОАЭ отказали Соединенным Штатам, потребовавшим отстранить Россию от сделки ОПЕК+. Казалось бы, детали. Но они были невозможны ещё два года назад и свидетельствуют о становлении всё более зрелой мировой полицентричности. В этом мире стратегическая сентиментальность опасна.
#евросоюз #запад #мировой порядок #украинский кризис