6. Сравнительная характеристика трёх революций. Двоевластие (Жиронда). "Якобинцы и жирондисты"
(из письма автора блога — политзаключённому Илье Романову)
Начало:
Владимир Табурин (1870—1954). Открытка из серии "Дети-политики". 1917
Как уже было сказано, суть исторического элемента "Двоевластие" (или "Жиронда", или "Керенщина") заключается в борьбе двух центров власти — революционного и антиреволюционного. Иначе говоря, "якобинцев" и "жирондистов". Поставим вначале вопрос: а можно ли применять понятия "якобинцы" и "жирондисты" в широком смысле — не только к Французской революции, но и к любой революции вообще?
Прежде всего, надо заметить, что довольно часто "якобинцы" и "жирондисты" возникают гораздо раньше начала революции. В России, например, РСДРП пережила раскол на меньшевиков и большевиков ещё в 1903 году. При этом меньшевики с самого начала адресовали большевикам упрёк в "якобинстве". На это В. И. Ульянов-Ленин отвечал так: "Они (меньшинство) обвиняют нас в якобинстве, бланкизме и прочих страшных вещах. Идиоты, жирондисты, они не могут даже понять, что таким обвинением делают нам комплименты". Будущий меньшевик Николай Вольский (Валентинов) позднее вспоминал свой разговор с Лениным:
"— Мне кажется, — заметил я, — нужно всё-таки установить, что понимать под якобинством.
— Не давайте себе этот труд! Лишне. Это давным-давно, с конца XVIII столетия, уже установлено самой историей. Что такое якобинизм, всем революционным социал-демократам давно известно. Возьмите историю французской революции, увидите, что такое якобинизм. Это борьба за цель, не боящаяся никаких решительных плебейских мер, борьба не в белых перчатках, борьба без нежностей, не боящаяся прибегать к гильотине. [...] Без якобинской чистки нельзя произвести хорошую буржуазную революцию, а тем более социалистическую. Она требует диктатуры, а диктатура пролетариата у лиц, её осуществляющих, требует присутствия психологии якобинства. Тут всё связано".
Ленин утверждал: "Отношение именно к якобинству разделяет мировое социалистическое движение на два лагеря — революционный и реформистский... Революционный социал-демократ — нужно это раз навсегда усвоить — должен быть и не может не быть якобинцем". "Якобинец, связанный с широкими массами рабочего класса — это и есть современный (революционный) социал-демократ".
Таким образом, понятия "якобинцы" и "жирондисты" использовали сами участники революции 1917 года, применяя их к себе и оппонентам. Что разделяет якобинцев и жирондистов в процессе революции, можно понять: жирондизм — это попытка найти примирение между двумя борющимися классами — отжившим, уходящим, и идущим ему на смену. В эпоху революции это нечто вроде сидения на двух стульях, или, скорее, стояния на двух лошадях, которые мчатся во весь опор — причём в противоположных направлениях. Якобинство — напротив, последовательная, "без нежностей", борьба с отжившим классом, борьба до полной победы.
Но что нередко заставляет людей делиться на якобинцев и жирондистов ещё задолго ДО начала революции?
Владимир Ильич заметил довольно точно: "психология якобинства". Он разъяснял: "Разницу эту можно понять на таком простом примере: меньшевик, желая получить яблоко, стоя под яблоней, будет ждать, пока яблоко само к нему свалится. Большевик же подойдёт и сорвет яблоко". "Быть марксистом не значит выучить наизусть формулы марксизма. Выучить их может и попугай. Марксизм без соответствующих ему дел — нуль. Это только слова, слова и слова. А чтобы были дела, действия, нужна соответствующая психология. У меньшинства слова внешне марксистские, а психология хлюпких интеллигентов, индивидуалистов, восстающих... против всего, в чем они могут увидеть обуздание их психики". Поэтому, скажем, своего учителя Георгия Плеханова, хотя тот почти сразу ушёл из рядов большевиков на сторону меньшевиков, а после начала мировой войны и вовсе подался в оборонцы, Ленин упрямо считал якобинцем, хоть и заблуждающимся: "Бедный Плеханов, — говорил он. — В этой жирондистской компании он в качестве военнопленного". Лев Каменев писал: "В Плеханове живет подлинный якобинец", — не раз говаривал Владимир Ильич, а это было в его устах высшей похвалой".
Большевик Николай Семашко развивал эти мысли о психологии меньшевизма-жирондизма и большевизма-якобинства так: "Некоторые меньшевики говорили как-то мне, что меньшевики и большевики различаются, между прочим, по темпераменту. По-моему, это — глубокое психологическое наблюдение. Рефлексия (в худшем случае — трусость) лежит в основе меньшевика, как психологического типа. Боевой темперамент — основа психологии большевика. Я не могу себе представить большевика с меньшевистским темпераментом". "При достаточной опытности, — замечал Троцкий, — глаз даже по внешности различал большевика от меньшевика, с небольшим процентом ошибок".
Для примера всмотримся в портреты вождей жирондистов. Это Керенский (глава Временного правительства, конечно, был эсером, а не меньшевиком, но упомянутая разграничительная черта — якобинцы/жирондисты проходила не только между социал-демократов, но и среди других революционных партий):
(Кстати, второй портрет Керенского, фотографический, имелся в советском школьном учебнике истории начала 80-х годов, хотя изображения практически всех остальных буржуазных деятелей там давались в форме карикатур. Но уж больно красноречиво эта фотография показывала внутренний мир главы Временного правительства и раздирающие его противоречия).
А это вождь французских жирондистов Жак-Пьер Бриссо (напомню, что его партию часто называли "бриссотинцами", а название "жирондисты" закрепилось за ней в основном уже в исторических трудах):
Не правда ли, эти портреты как будто наглядно иллюстрируют положение, высказанное Семашко: "Рефлексия лежит в основе меньшевика, как психологического типа"?
Мне уже приходилось Вам об этом писать, несколько лет назад, и Вы тогда мне заметили в ответ: "Темперамент личности во многом формируется идеями, которые эта личность восприняла. К примеру, первые христиане. Основная их масса была из забитых и смиренных рабов. Но их преображали воспринятые идеи. А учение Иисуса из Назарета (в отличие от так называемого "христианства") было, несомненно, революционной идеологией. И те же рабы, будучи поставленными перед выбором: отречься (оппортунизм) или быть растерзанными львом на арене — выбирали второе. Интересно, что с коммунизмом произошло совершенно то же самое, что и с "христианством" — только в более короткие исторические сроки."
Каждая великая революция — в том числе английская, французская, русская... — формировала свой образ идеального революционера, "якобинца", человека цельного, полностью подчинившего себя поставленным задачам. В Английской революции это был образ "круглоголового", "пуританина":
Джон Петти (1839-1893). "Пуританин, или Портрет круглоголового"
Во Французской, разумеется, — образ санкюлота:
Изображения санкюлотов времён Французской революции
В русской революции это был образ "нового" и "особенного человека", "Рахметова", первоначально созданный литературным воображением Чернышевского в романе "Что делать?", затем нашедший политическое выражение в одноимённой брошюре В. И. Ульянова и в его практике.
Разумеется, здесь не упомянуты многие из характерных и необходимых черт "якобинцев", но к этой теме ещё придётся не раз вернуться. По крайней мере, из сказанного должно быть понятно, хотя бы в самых общих чертах, кто такие "жирондисты" и "якобинцы", чем они отличаются и почему занимают строго определённые, отведённые им историей места в эпоху исторического элемента "Жиронда" ("Двоевластие").
Продолжу в следующем письме.
P. S. Напомню, как на данный момент выглядит таблица исторических элементов (вернее, её левая часть, полностью см здесь):