В прошлой главе я забежала на семь лет вперёд, когда мы стали жить без подселения, одни. А сегодня вернусь немного назад, во второе Воркутинское лето. Я работала уже на начальных классах. Сменился директор. Мягкотелого Евгения Максимовича доконали жалобами и проводили на пенсию. В школу пришла Лидия Петровна, которая работала до этого на зоне, командовала воспитателями.
Каждое лето детей из двух вспомогательных интернатов вывозили в оздоровительные лагеря ближе к югу. Возили по очереди. Одно лето первая школа-интернат, в другое - вторая. Я записалась работать во вторую смену в такой лагерь, который организовывала первая школа, городская. Воспитателями в лагере работали педагоги с обеих школ, а администрация была из первой. Сделала я это с целью продления своего отпуска, потому что Слава выходил в отпуск в конце сентября и достал путевки в Лазаревское на двоих. Мы могли бы и Андрюшу взять, но он в тот год шел в первый класс. На время нашей поездки с Андрюшей должна была жить моя мама.
Лагерь находился под Харьковом в Рогани в местной школе. Хорошего в Рогани было мало. Маленький поселок со ставком - прудом, в котором купалась местная детвора. Мы с Андрюшей прилетели сначала в Ростов, а оттуда в Харьков. Добрались до Рогани, устроились на квартиру к бабушке Марии, чей дом находился прямо напротив нашего лагеря. В этот же день мне уже нужно было выходить на работу воспитателем во вторую смену.
Меня предупредили, что я поведу после тихого часа детей купаться, поэтому я надела сплошной купальник и новый сарафан с запахом сзади и завязывающийся спереди длинными поясками.
Прихожу я в новом сарафане в лагерь, меня встречает моя сменщица Олимпиада Ивановна (та, которая мне мастер-класс воспитания показывала), отдает мне ключ от спальни. Олимпиада говорит, что дети спят, идёт тихий час, что потом я накормлю их полдником и поведу на ставок купаться, что три девочки сейчас в столовой дежурят.
Прихожу в спальный корпус, а там ни одного ребенка. В столовой одна девочка Инна вытирает столы. Спрашиваю:
- А где ребята?
- Девочки во дворе едят шелковицу.
- А мальчики?
- Мальчишки на ставке.
Я от негодования готова была взорваться. Вот так приняла смену! Ай, да Олимпиада Ивановна!
Повела меня Инна к шелковице, которая росла во дворе школы. На ней, как обезьянки, сидели девочки с черными ртами и руками от ягод. Шелковица была высокая, старая, выше второго этажа школы и вся усыпанная черными ягодками, которые прожорливые дети ещё не успели съесть. Поздоровавшись, я скомандовала девочкам: "Марш спать!" Они поплелись в спальню, бурча, что им разрешила есть шелковицу Олимпиада Ивановна. Уложив девочек, я рванула искать мальчишек, побежала по указанной тропке, которая вела к ставку.
На пригорочке около ставка возлежала ватага мальчишек, знакомых мне по четвертому классу. Они изволили загорать. Трое полоскались в ставке. Я спросила, что они тут делают. Мальчишки начали острить, выделываясь друг перед другом. Я пригрозила, что до конца моей смены не поведу их больше купаться, если сейчас же они не отправятся на тихий час. Все начали собираться, двое вылезли из воды. А Олег Филиппов, тот самый, которого Олимпиада Ивановна приложила головой о парту, не собирался выходить. Плавал по ставку и откровенно издевался надо мной, смеялся и кричал: "А, вы поймайте меня, тогда выйду!"
Тут во мне поднялась волна праведного гнева. Не подавая вида, что расстроена, я спокойно сняла халат, положила на траву, прыгнула в воду и поплыла. "Ну, держись!" - подумала я. Двумя взмахами рук подплыла к паршивцу Олегу и окунула его пару раз в воду с головой. Говорю ему: "Сейчас я тебя утоплю, подниму со дна и откачаю. Это ты на берегу от меня мог бы убежать." Филиппов напугался не на шутку, наверное, поверил. Выскочил на берег, зубы стучат. Кое-как оделся. И все! Все! С тех пор они стали, как шелковые. Авторитет вот таким варварским способом я заработала.
Потом мальчишки просили меня сплавать с ними на другой берег. Я говорила, чтобы спросили разрешения у плаврука. А тот и рад. Стоит на берегу, пузцо почесывает. Хорошо, что никто не утонул. Бардак в лагере был невообразимый. Ребята из старшего отряда ныряли с наклоненной над водой ивы. Никто не волновался, что шею кто-нибудь из них свернёт. Я своим не разрешала нырять. Потом, когда ездила со своей школой в Ейск, вспоминала эти ныряния. В нашем лагере во время купания был закон: если хоть один нырнет или просто присядет в воде с головушкой, весь отряд больше в этот день не купается. Все головы должны были находиться над водой. Перед заходом отряда в воду выстраивались и пересчитывались, выходя из воды - то же самое. А дно в Ейске песчаное, ровное. Простор, никаких кустов и камышей, как на ставке.
Мой Андрюша и со мной ходил , и с доброй бабушкой хозяйкой оставался в ее хате. Удивило меня, что в доме не было пола. Вместо него затертая глина, а сверху в три ряда половички.
Жили мы в отдельной комнатке с двумя кроватями. Бабушка была очень душевная, хлебосольная. Все время предлагала "насыпать" борща. Мы отказывались, потому что питались в лагере, как и все воспитатели. С нас высчитывали из зарплаты, я не помню сколько. Не помню и сумму оплаты за квартиру бабушке Марии. Много раз я оставляла на нее Андрюшу, она мне сама предлагала, говорила, что с ним ей веселее. Расставаясь, я подарила бабушке Марии шелковый платок. Она осталась очень довольна. Звала ещё раз приехать, но, увы.
В выходные мы с сыночком ездили в Харьков. Город мне напоминал Ленинград. Широкие улицы с красивыми домами, площади, бульвары, парки, метро.
Мы бывали и в цирке, и в зоопарке, и на каруселях катались, и по магазинам ходили, покупали Андрюше обновки к школе. Один раз взяли с собой мальчика из лагеря Сашу Зенкова. Он был какой-то дикий, вредный, а я искала к нему подход. После поездки, Саша стал совсем другим, помогал мне.
Вернулись мы в августе, перед самой школой. Сыночек пошел в первый раз в первый класс в четырнадцатую школу и проучился там до самого выпуска.
Я тоже в этой школе работала 15 лет логопедом. Но об этом потом расскажу. Когда-нибудь.