Весна, словно в отместку за Крещенскую капель, задерживалась. И вот наконец-то запах талого снега, голубое, яркое небо. Весна словно стыдясь, выпустила половодье.
Мы живём настолько хорошо, что даже страшно. Между мной и Витей даже ссор нет, потому что ссориться не из-за чего. Если я дома первая, то жду его с вкусным ужином. Если дома Витя, а я прибегаю, с работы то первым делом он снимает с меня резиновые сапоги и одевает теплые, шерстяные носки. Я блаженствую.
Но меня мучил один вопрос ... Неужели до меня у Вити не было ни одной женщины? Вечером накормила его вкусно. Нажарила картошки, сделала гуляш. Молочка холодненького налила. Все как он любит.
Легли, по стенам блики от березы. За окном ветер и березу раскачивает. Лежу на его руке, как бы невзначай спрашиваю - Витя, а у тебя кто-нибудь был до меня?
Он ответил не сразу.
- Была женщина. - Я даже не знал её ранее. Вера. Она лаборант, приезжала брать пробы молока на ферме. Мама как-то с ней сдружилась, а Вера она тоже одинокая. Ну вот и решила матушка нас свести вместе. Даже ночевать ушла к соседке, бабе Лиде.
А мы лежим с Верой как две статуи. Ну, нет у меня ничего к ней, никакого чувства.
Утром я извинился и она уехала.
А тут ты, маленькая, шустрая. Как будто что-то щелкнуло. Я и не знал, что так бывает.
Я приникла к его худенькому плечу, и долго лежала размышляя.
Витя повернулся на бок, лицом ко мне.
- А ты, ты смогла меня полюбить?
Я ответила: - Не спеши. - Я сейчас будто в раю. - И боюсь спугнуть это чувство. Ты же знаешь из-за кого изначально я сюда приехала ...
Виктор вздохнул - знаю ...
По вечерам смотрим телевизор, либо ходим в клуб. После того неприятного случая в клубе, мужички передо мной извинились. И больше я плохих слов в свою сторону не слышала.
Вот только одно тревожило - работа.
Коров сократили на сотню. Дояркам стало нечего делать. Многие стали работать на себя, а пожилым передовикам дали жилье в городе. Уезжали некоторые вместе с детьми.
У меня ещё было всё стабильно. Откорм давал неплохую прибыль. Витя успокаивал - не будет работы, заведем скотину, много. Будем работать на себя. Огород прокормит.
На майские земля уже просохла, зацвели в садах яблони.
Я носила опилки телкам на скотном дворе, когда услышала шум грузовика. Этот шум я отличу от тысячи других. Но вместе с шумом мотора ещё вдобавок раздавался радостный крик. Сначала слов не могла разобрать, но чем ближе приближалась машина, я услышала.
- Тамерлан! - Тамерлан!
Ангел. Соскочил с подножки, подбежал ко мне, поднял на руки и закружил ...
- Мандэ бияндяпэ чаворо!
Глаза близко-близко, как спелые вишни.
- У меня родился сын! Тамерлан!
Из двора выскочили доярки, подскочили любопытные.
- Людка, ты это, прекращай обниматься! Витя вот увидит!
И тут же бросились поздравлять Ангела.
Вечером Витя пришел домой насупившись.
Спрашиваю - ты чего?
- Обнималась с демоном?
Смеюсь. - Он не демон, он настоящий Ангел. И у него родился сын. Нас пригласили на праздник.
Роза с Русалиной накрывали в саду столы. Ангел должен быть вот-вот подъехать, он не успевал, возил удобрения на поля. Народу было немного, две пожилые женщины, в прошлом доярки с кем вместе Роза начинала, и Флорика. Стол накрывали как раз под цветущими яблонями и грушами. Маленький Тамерлан спал в коляске накрытой марлей. Все были радостные, новый человек родился. Мальчик! Продолжатель рода.
Мы с Витей сидели ближе всех к входу. Было шумно и никто сначала не расслышал как подъехала черная ,,Волга,,
Только хлопки закрывающихся дверцей заставили всех повернуться. Из машины вышли четверо. Цыгане. Мужчина в годах, женщина, чьи глаза были так похожи на Русалину. И двое молодых мужчин.
К калитке подошел тот, что в годах. Он не поздоровался, лишь что-то крикнул по-цыгански.
Роза побледнела, а Георгий вышел из-за стола и подошел к калитке.
- Гостей не принято держать за порогом - сказал Георгий тихим голосом.
- Яков, Рубина - милости прошу к столу. - Наше общее счастье, внук родился!
Но гости не спешили с приветствиями. Стояли как прежде.
Отец Русалины, высокий, волосы с проседью. Не по годам ещё стройный. Брюки заправлены в кожаные сапоги. Одной рукой он брависто упирался в широкий пояс.
- Ты знаешь Георгий, зачем я приехал. - Не будет между нами мира. - Отдай дочь и внука. По-хорошему пока прошу ...
Женщина цыганка, при этих словах тронула мужа за рукав, словно отговаривала. Но тот не слушал. Вступив ещё ближе, выискивая глазами спрятавшуюся среди гостей Русалину, он нетерпеливо крикнул - Дочка! - Собирайтесь, домой поедем.
Но Георгий, словно щит встал у калитки.
- Рубина, может, ты усмиришь своего мужа? Женщина, услышав, опустила голову.
- А может братья скажут своё слово? - Георгий хоть как-то хотел сгладить ситуацию. Но братья не ответили. Вместо этого один из них достал из машины обрез ...
- Ты что Яков, одумайся! Георгий бледнел. Он видимо знал характер свата.
- Давайте все по мирному решим, наши дети любят друг друга.
Яков стоял напротив Георгия, темные глаза его мерцали каким-то зловещим красным огнём.
- Любят... прошипел он. - А меня спросили? - Твой сын не изволил ...
Яков мелко затрясся от злобы.
Георгий снова предпринял попытку разрулить назревающий конфликт.
- Вот что Яков, ты либо проходи в дом, будь дорогим гостем, либо уезжай по добру по-здорову.
Братья выступили вперед и закрыли спинами отца.
- Кнут бы мне сейчас, мигом бы разогнал эту компанию! - успел подумать Георгий, как вдруг почувствовал щелчок около уха. Капли крови, словно рассыпанные и раздавленные ягоды клюквы, вбирали в себя дорожную пыль.
Следующего выстрела Георгий не почувствовал. Виктор выскочил из-за стола и бросился к стоящим.
Закрыл своим тощеньким телом Георгия, и тут снова прозвучал выстрел. Пуля, словно игла, прошила Виктору плечо. Но он только схватился за него одной рукой. На меня словно ледяной дождь пролился. Мне бы все вскочить, а я словно приросла к скамье.
Тут послышался шум мотора грузовика. Ангел возвращался домой.
Молодцы эти, братья и Яков, быстро в машину сели, и поехали.
Ангел выскочил, успел к Виктору подбежать. Тормошил аптечку, рвал бинт, наскоро перевязывал плечо. Потом подхватил его сильными руками, посадил в кабину и повез в больницу. Тут заплакал маленький, я к коляске бросилась.
Русалина и Флорика к отцу побежали, ухо ему стали промывать.
Шумный день.
Витя два месяца в больнице провалялся, пуля задела сухожилие. Про то, что в него стреляли, он не стал заявлять. Твердил только одно, что по неосторожности. Да тогда никто особенно и не настаивал на правдивых показаниях. Всюду гуляла бандитская группировка, а цыган и подавно не трогали. Махали рукой - сами разберутся! Роза лишь беззвучно плакала, жалея Витю, Георгия и Якова!
Пока Витя был в больнице, пришла телеграмма от мачехи - отец заболел. Я не знала, что и делать, как разорваться между двумя проблемами. Роза успокоила, это она с Ангелом моталась в город и возила Вите домашнюю еду. Я поехала к мачехе. Отца успела застать только один день. Он умер у меня на руках.
Рак предстательной железы. Никому не жаловался, скрывал, запустил. Вдвоём мы отца похоронили.
Сонька с Димоном остались в Штатах. Квартиру продала свою, деньги забрала. Матери не помогала, только описывала в письмах свою замечательную, заокеанскую жизнь. Мачеха письма потом уже не читала, бросала в печку.
Я не знала чем помочь, предложила переехать к нам в деревню. Мачеха отказалась. Юра учился, а в деревне бы ему пришлось неделю жить в интернате.
Все утихло, успокоилось. Вернулся Витя из больницы. Лицо обветрилось, брови выцвели. Скулы очертились, плечики худенькие. Роза готовила какое-то цыганское снадобье, заставляла принимать. При боли в плече водила руками и боль уходила. Витя стал оживать.
Георгий простил свата. Хотя в душе жгло. - Ветрогон! - Борода уже скоро поседеет, а он все колесит по дорогам. И сыновей к этому приучает. То ли дело у меня. Ангел - хозяин Дом, какой срубил! Работящий, железный конь всегда при нем. Георгий ходил возле нового дома, с любовью поглаживая смоляные бревна.
Радоваться бы... Но впереди уже маячила безнадега. Собрали собрание в красном уголке. Когда то он был действительно красный, с растянутым полотнищем флага, с агитплакатами. А теперь пыльный, заброшенный. Совхоз нерентабельный, в долгах. Принято решение к осени закрывать и второй скотный двор. Откорм телок еще оставался актуальным, но на меня остальные уже смотрели враждебно. Получалось, что только я остаюсь при работе. А остальным как жить?
Лето наступило жаркое, с весны не помню, чтобы дождь шел. Земля растрескалась, стала как камень. Вода в колодце высохла на четверть. Особенно одолели слепни, крупные, впивались в скотину словно ошалелые. Пастух не справлялся. Выгонит коров, а они хвосты задерут и бегом, с рёвом обратно. Я своих телок в загон с грехом пополам выгоняла. Меня саму слепни в прямом смысле слова резали. Идешь, а по ногам кровь бежит не унять. Один раз под глаз умудрился порезать, даже синяк вышел.
Все ждали дождя. Но сухие, безликие молнии вспыхивали где-то далеко за лесом и тут, же гасли. Гром пустобрех, отдавался эхом по округе. И снова жара.
В тот день пекло сильнее обычного. К вечеру горизонт потемнел, сделался иссиня - чёрный. Ни ветерка, Все стихло. Не мычали коровы, собаки забрались по конурам.
Молнии словно змеи, ударялись о землю, камни и исчезали в них. Витя ещё не пришел с работы, сегодня он трактором утрамбовывал зеленую массу на силос. Я вышла из дома, стояла возле высокого осокоря. Он рос у самой стены. Витя хотел его спилить, но я не дала. Возле него хорошо было посидеть в тени.
На миг ослепило, ствол дерева показался белым и листва. Что-то горячее отбросило меня в сторону. Я упала на мостки и потеряла сознание. Шаровая молния, пробив шифер, упала на сухой чердак. Там хранилась березовая кора для растопки. Вспыхнуло все как факел.
Из конторы позвонили в город, пока машины выехали, а в пожарном водоёме не оказалось воды. Он высох, лишь на дне было немного ила, в котором барахтались очумелые от жары лягушки.
В который раз судьба испытывала меня на прочность. У нас не осталось ничего. Спасибо, пожарным, успели вынести документы.
Нас забрала к себе Роза. Мы поселились в клетушке, где раньше спали молодые.
Я не знала, как и благодарить эту удивительную женщину, а она не знала, как угодить Виктору. Ведь все-таки он подставил своё плечо под удар. Я старалась угодить Розе, полола огород, водилась с маленьким Тамерланом. Это для меня было самое любимое. Русалина даже смеялась, что сын меня видит чаще, чем её. А я готова была совсем освободить её от дел. Пусть подольше поспит, отдохнет.
Догорел июль, а на яблочный спас произошло событие, которое снова повернуло нашу с Витей историю вспять.
Роза с Русалиной вновь накрывали в саду стол. На этот раз он был щедро уставлен корзинками с яблоками, а так же постными пирогами с грибами, капустой. Шумел большой самовар, вазочки с вишневым вареньем, изумрудно - зеленым крыжовником, и ароматной клубникой.
Пока женщины накрывали на стол, я гуляла с Тамерланом. Мы прошли с ним за деревню, посмотрели в пруду сонных лягушек и ленивых карасей.
Возвращаемся, обратно и я слышу звон бубенцов. Думала, показалось. Нет. Мимо нас прокатил настоящий, цыганский тарантас! Ярко красный, на четырех голубых колесах. Конь, ослепительной красоты, не черный, а скорее цвета бордового вина. Сбруя вся в медных, горящих на солнце золотом - бляхах. Дуга тонкая, легкая с крохотными колокольчиками. На вожжах пушистые кисточки.
На облучке сидят двое, мужчина и женщина. Я сразу их узнала, это Яков и Рубина!
Что делать? Меня они даже не заметили. Подкинув Тамерлана поудобнее на руке, я огородами побежала к дому Розы.
Не успела, тарантас уже остановился у ворот. На всякий случай, я с ребенком на руках спряталась за баню. До меня доносились обрывки разговора.
Разговаривали по-цыгански, но в порыве волнения проскальзывала русская речь.
Говорил в основном Георгий, слышалось - Как ты мог? - Ты же человека чуть не убил?
Яков оправдывался в ответ, он бил себя кулаком в грудь. Тут подошла Русалина, что-то быстро заговорила отцу, как птичка защебетала. Подошли Роза и Рубина. Они говорили мягко, словно журчали, как вода в протоке.
Наконец все пошли к столу, тут и я решила, что угрозы нет, и вышла из-за бани.
Русалина перехватила Тамерлана, понесла показать родителям.
Оказалось что братьям Русалины дали срок. Машина, на которой они приезжали, была взята ими по доверенности, а в багажнике кроме обреза, хранились ещё и пистолеты. До поры им всё сходило с рук, взятка сотруднику ГИБДД и оружие становилось невидимым. Но однажды, молодой лейтенант оказался дотошным и справедливым…
Оставшись одни, Яков и Рубина решили больше не кочевать, а прибиться к родственникам.
Роза уговаривала нас остаться, мол, всем места хватит, но Витя написал заявление на выделение нам совхозникам квартиры в районе.
Нам её и дали. В бывшем доме колхозника выделили комнату и кухню на две семьи. Барак он и есть барак. Господи, на кухне на полу кое-как брошены два листа обшарпанного линолеума. В середине была дырочка, из нее по вечерам вылезала мышка. Я звала её Галя и кормила крошками. Мне всех жалко. Кроме нас, в другой комнате жил мужик. Звали его Валера. Большой любитель выпить. Днём он уходил в неизвестном направлении, а вечером возвращался. Хорошо, когда один. Расстилал на ветхом столе газету, клал на неё круг ливерной колбасы или банку рыбных консервов, хлеб.
На середину водружал бутылку водки. Каждый день был отмечен как какой-то праздник. Без основания пить Валера не мог. Пришлось ему собирать в копилку все памятные даты. Будь то день взятия Бастилии или капитуляция Японии.
Напившись, он затягивал какую-нибудь жалостливую песню. Типа - ,,В саду горит огонь рябины красной,,
Утром, умывшись под единственным краном, он снова уходил.
Однажды пришел без бутылки, но похмелье ещё не прошло. Валеру трясло как пропущенного через 220 вольт. Не знаю, но мне стало, его жаль. Нашла у себя настойку на водке, Вите плечо растирала. Налила в стопку. Поставила на стол тарелку щей из кислой капусты. Нарезала хлеб. Позвала Валеру. Горячие щи подействовали на него лучше, нежели если бы он выпил свои пол литра.
Валера затянулся свернутой из газеты козьей ножкой. Табак он предусмотрительно собирал из окурков подобранных на улице.
- Хорошая ты баба Людка! - И мужик твой Витька, тоже хороший! - Жаль, что не пьёт ...
Валера словно разоткровенничался.
- Откуда вы приехали сюда? Я ответила.
- Работу надо искать - Валера почесал за ухом.
- Надо - эхом ответила я. Только где...
Валера ещё раз глубоко затянулся, медленно, с наслаждением выпуская колечки дыма.
- Витьку я устрою к нам, в ЖЭК, слесарем. Руки у него золотые. - Тем более не пьёт, халтуры будет больше и заработка.
- Вот думаешь что это? Валерий вынул из кармана какую-то маленькую, блестящую штучку.
- На вид, фитюлька! - А без её и не туды и не сюды!
- Ты Людка одно пойми, рабочий человек, это человек! - Я устрою и Витьку и тебя. - У меня тетка в больнице работает. Тебя возьмут.
- Подлей ещё щей?..
Валера не соврал, Витю действительно сначала взяли слесарем, а потом он пересел на маленький трактор.
А я пошла, работать в больницу.
Старое трехэтажное здание стояло тут еще со времен царя гороха. На вид ещё крепкое, внутри как и везде запустение. Старые, облупленные койки, матрасы и подушки, не помнящие когда их дезинфицировали последний раз.
Меня взяли санитаркой. Спасибо тетке Валерия. Она работала в регистратуре, знала все настроение, которым был подпитан дух этого заведения.
Передала меня на обучение старшей медсестре, которой тоже доводилась теткой. Только двоюродной.
Ирина, так звали, медсестру учила меня - запомни! - Тут в основном континент пожилой. Осень и зима самое время чтобы забраться в теплое место, а пенсия копится.
Так что денежки у них есть.
Ты с ними поласковее. Пару тройку простыней всегда держи отдельно. Обмочится, какая ненароком, делай вид, что сухого белья дефицит. Да его и так дефицит, в прачечную никто идти работать не хочет. Руки вывернешь, пока все постираешь и погладишь. Заведующей было выделили на блок одну машину стиральную, японскую. Так она ее себе домой забрала. А взамен свою старую отдала. Даром что гласность кругом, а сказать ничего нельзя. Вылетишь быстро. Никто и разбираться не станет.
Я все уроки Ирины Михайловны слушала внимательно. Мне работа была нужна.
Надо было, хоть как-то обставится на первое время. А то у нас кроме стола и двух табуретов больше ничего в комнате не было. Спали мы на полу, на тюфяке. Каждый вечер я драила пол как палубу, но на вымытый он не был похож. Такой же драный линолеум, что и на кухне.
Дел впереди было очень много.
В магазинах ничего нет. Пустые желтые полки, в отделах одежды уныло висят шеренги металлических плечиков.
Мебели тоже нет. На предприятиях разыгрывают талоны. Ирина Михайловна говорила, что в прошлом месяце гардеробщица тетя Зине вытащила такой талон. Шкаф, полированный, трехстворчатый. Примчалась баба Зина в магазин, шкаф стоит, только к нему записка прикреплена. Отложено на время. Баба Зина молила всех своих святых чтобы за шкафом никто не пришёл. Она даже переспросила продавца - Девушка, а если за ним не придут, я ведь могу его купить? На что получила дающий надежду ответ - Можете. Шкаф ей был жизненно необходим. Внучка Ольга только замуж вышла, успела уже люстру купить с висюльками и сверкающим шариком посередине. Теперь вот шкаф. Зина решила, что будет до утра стоять и если ни кто не придет, то она будет первая. Попросила у продавца скамейку, так и сидела, у этого шкафа развязав платок на голове. Циферблат больших квадратных часов отсчитывал последние минуты до закрытия. И тут двери с грохотом отворились, вскочили четверо мужиков и прямиком к шкафу.
- Бабка, посторонись! Верзила ногой отодвинул бабу Зину, на её табуретке в угол. Шкаф на прощание сверкнул полированной дверцей и исчез за стеклянными дверями.
У Зины защемило что-то под левой лопаткой. Она и опомнится, не успела, как оказалась на койке в больнице, где работала. Инфаркт.
Я решила во чтобы то ни стало прижиться на новом месте. Дай Бог у нас всё ещё получится!
Продолжение следует! Всем мира и добра!
Подписываемся! Очень нужны подписчики. Комментируем. Благодарю.