Ролан Пети был увлечен дарованием Михаила Николаевича Барышникова. Он поставил спектакль «Пиковая дама» для Барышникова на музыку из одноименной оперы. Это был двухактный балет – большой – он ставился в театре на Елисейских полях, но Михаил Николаевич категорически отказался танцевать какие бы то ни было дуэты с графиней.
Ролан на самом деле был очень интересный хореограф, но дело в том, что в повести ведь, как мы знаем, графиня и Германн встречаются только один раз, в тот момент, когда Германн уже приходит, выведывает тайну трех карт и у них диалога-то не получается. В основном говорит Германн, графиня, просто пугаясь, умирает.
Но у Ролана всегда были интересные ходы, он придумывал замечательные режиссерские вещи, однако Михаил Николаевич категорически отказывался идти на какие-то уступки.
Пети говорил: несмотря на то, что Барышников танцевал потрясающе, спектакль жизни не имел. Он прошел несколько раз и был навсегда снят с репертуара. И на самом деле Ролан был прав. Спектакль был очень неудачный.
Что самое интересное, когда я танцевал этот спектакль уже не один год, мне кто-то подарил небольшие записанные кусочки того спектакля – оказалось, все-таки человек какой-то записал их на камеру, и на самом деле ничего общего между старым и новым спектаклем нет.
Но когда через много лет возникло предложение создать его вновь и в России... а у Пети, оказывается, осталась оскомина, что он взял произведение, которое ему безумно нравилось, он считал, что «Пиковая дама» очень балетная тема, и у него не получилась эта работа.
И тогда Ролан поставил условие, что если он не найдет главного героя, то ставить «Пиковую даму» не будет.
Он приехал на кастинг в Москву, ходил по Большому театру – там уже все было устроено очень интересно, как обычно в любом театре есть свои какие-то фавориты, и Пети подсовывали других артистов.
А когда он уезжал из Франции, директор Парижской оперы Юг Галь – это был один из самых выдающихся людей в театральном мире Европы, он знал все, всех и вся, он меня видел не единожды на разных гастролях, на разных гала и пытался к тому моменту, оказывается, пригласить меня в Парижскую оперу в течение шести лет. Но, как известно, по старым советским традициям у нас всегда отвечают: «человек уехал», «он очень болен», «он очень загружен», «он вам отказал». А на самом деле до меня никогда не доходили эти новости, что меня приглашает великий Юг Галь в Парижскую оперу. Но ему все время объясняли, что я не хочу, я не поеду и так далее – занят!
И вот уезжая из Парижа, Ролан, оказывается, с ним ужинал, и этот замечательный человек сказал ему: «В Большом есть только один артист, который точно вам понравится. Зовут его Николай Цискаридзе». Естественно, мою фамилию Ролан так и не смог произнести до конца своих дней. Он запомнил только одно – Николя. Почему он еще запомнил это имя, потому что на тот момент в Парижской опере его любимым артистом был Николя Ле Риш. Мы с ним почти ровесники. Николя старше меня на 2 года. И вот так он запомнил мое имя.
Ролан приехал в Большой театр и в первую же секунду заявил: покажите мне этого Николя. А ему, естественно, все время отвечали «болеет!», «характер омерзительный», «он отказал», «сказал, что не придет к вам на просмотр».
И вот его водят по театру, показывая разных артистов, а был февраль месяц, когда он просматривал, было очень холодно, и я, так как к тому моменту был уже известным артистом, имел право проходить через репетиционный зал, в Большом театре на тот момент еще какие-то правила соблюдались. Только именитые артисты с рангом могли такое себе позволить. Так как было холодно, я пошел не в обход к своей раздевалке, а сквозь репетиционный зал для того, чтобы попасть быстрее в раздевалку. И тут меня за руку схватила какая-то женщина, это была переводчица Ролана, и говорит: «Вы Николай Цискаридзе?».
Дело в том, что в тот момент меня уже довольно часто показывали по телевизору и моя физиономия примелькалась людям. И я говорю: «Да». Она говорит: «Месье Пети, си Николя Цискаридзе».
Он ко мне подбежал и стал мне выговаривать: «Почему вы не ходите на класс? Почему вы не отвечаете на звонки?». Я говорю: «Что значит не хожу на класс? Я в соседнем зале занимался». И он так повернулся к руководству Большого театра, а дело в том, что Ролан уже имел опыт работы у нас – он ставил на Майю Плисецкую «Гибель розы», он ставил «Сирано де Бержерак» для Ирека Мухамедова, и он так грубо, такими неприличными французскими выражениями сказал о том, что «Советский Союз давно рухнул, а у вас в голове ничего не изменилось? «Я вам что, мальчик? Я твержу с первого дня, что хочу просмотреть этого Николя».
После всего сказанного руководству, он повернулся ко мне и говорит: «Вы можете сейчас остаться?». Я говорю: «Я бы с удовольствием, но сейчас на сцене начнется предгенеральная репетиция в костюмах». Мне надо было быстро надеть костюм, потому что в тот момент восстанавливали «Лебединое озеро» в редакции Григоровича. Я говорю: мне надо выйти на сцену через несколько минут. Я должен быстро это сделать, а потом могу с вами встретиться». Ну, он тут все отменил – там были какие-то большие планы. А в этот момент ему привели в зал трех артистов, которых продавливали на эту роль. Естественно, он тут же сказал – нет, уберите их, и пошел смотреть прогон со мной.
В антракте, когда закончился первый акт, он пришел на сцену и сказал мне: «Я ставлю на вас балет» и так далее. Тут же ушел на назначенную пресс-конференцию, где наше руководство уже приготовило нужных критиков, для того чтобы они прославляли нужных им артистов. Ролан вышел и сказал, что «Я нашел выдающийся талант. Этот человек может все». Он такие слова обо мне сказал, еще даже не работая со мной, что, конечно, мне уже сплоховать было просто нельзя.
Сначала Пети действительно хотел пойти по старому пути – поставить балет на музыку к опере «Пиковая дама», но как он сам потом сказал, что «я посмотрел на этого мальчика, они настолько разные с Барышниковым, что для него музыка к опере, она очень неподходящая. Я стал искать другую музыку, послушал разных композиторов. В итоге вернулся к Чайковскому, и вот Симфония № 6 очень подходит».
Я ему тогда сказал: «Вы самый наглый человек, которого я видел. Приехать в Россию и взяться за две наши святыни – за «Пиковую даму» и за «Патетическую симфонию»...
О работе с Роланом над «Пиковой дамой» расскажу в следующий раз