«Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, —
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас — осенний роман».
Что это, начало любовного стихотворения?
«Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, —
Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз».
Похоже, признание в любви? Посмотрим, что будет дальше.
«Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль».
Стихотворение, полное нежности.
«Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу — газель.
Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль».
И только в конце автор признается, что речь идет о трехлетней девочке, т.е. в этом шутливом стихотворении «Мой роман» действительно говорится о любви, любви к детству, как самому счастливому периоду в жизни человека.
«Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе — три с половиною года…
Зачем нам правду скрывать?»
Для этого поэта два слова, начинавшиеся на «н», «нежность» и «ненависть», были очень важными в его творчестве. И здесь нет противоречия. Ко всему хорошему, детям, добрым людям, благородным поступкам поэт испытывал нежность, а всё, что мешает людям жить, пошлость, мещанство он ненавидел. В историю русской поэзии он вошел как сатирик и лирик под псевдонимом Саша Чёрный. В миру же он был Александр Михайлович Гликберг.
Когда-то, много лет назад, мне попалась на глаза книга «Мысль, вооруженная рифмой». Эта замечательная поэтическая антология по истории русского стиха, конечно, достойна отдельной статьи. В ней выборочно была представлена русская поэзия от Тредиаковского и Ломоносова и до Кушнера и Вознесенского. Как и всякая подборка стихотворений, она не охватывала всех достойных этого поэтов. Кого-то не включили по идеологическим причинам на тот момент, например, Николая Гумилева или Иосифа Бродского, кого-то по вкусовым предпочтениям.
Но я очень благодарен этой книге, я открыл для себя много новых имен. И одним из самых звонких было имя Саши Чёрного.
Его поэзия сразу хватает вас в цепкие объятья и уже не вырваться. Например, стихотворение «Жёлтый дом».
«Семья — ералаш, а знакомые — нытики,
Смешной карнавал мелюзги,
От службы, от дружбы, от прелой политики
Безмерно устали мозги.
Возьмешь ли книжку — муть и мразь:
Один кота хоронит,
Другой слюнит, разводит грязь
И сладострастно стонет…»
Кто сказал, что это написано более ста лет тому назад? Полное ощущение, что про наше время.
«Петр Великий, Петр Великий!
Ты один виновней всех:
Для чего на Север дикий
Понесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка.
Холод, слизь, дожди и тьма — так и тянет
из окошка
Брякнуть вниз о мостовую одичалой головой…
Негодую, негодую… Что же дальше, боже мой?!»
Это уже прямо Достоевский в стихах. И дальше идут строки, которые я бы сделал девизом всех современных средств массовой информации.
«Каждый день по ложке керосина
Пьем отраву тусклых мелочей…
Под разврат бессмысленных речей
Человек тупеет, как скотина…»
Кто еще так выражал неудовлетворенность человека современной ему жизнью, а это был период политической реакции, 1908 год?
«Есть парламент, нет? Бог весть,
Я не знаю. Черти знают.
Вот тоска — я знаю — есть,
И бессилье гнева есть…
Люди ноют, разлагаются, дичают,
А постылых дней не счесть.
Где наше — близкое, милое, кровное?
Где наше — свое, бесконечно любовное?
Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…
Мой близкий! Вас не тянет из окошка
Об мостовую брякнуть шалой головой?
Ведь тянет, правда?»
Кто еще так хлестко высказался про мещанский быт, как Саша Чёрный в стихотворении «Обстановочка»?
«Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом,
Жена на локоны взяла последний рубль,
Супруг, убитый лавочкой и флюсом,
Подсчитывает месячную убыль.
Кряхтят на счетах жалкие копейки:
Покупка зонтика и дров пробила брешь,
А розовый капот из бумазейки
Бросает в пот склонившуюся плешь.
Над самой головой насвистывает чижик
(Хоть птичка божия не кушала с утра),
На блюдце киснет одинокий рыжик,
Но водка выпита до капельки вчера.
Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,
В наплыве счастия полуоткрывши рот,
И кошка, мрачному предавшись пессимизму,
Трагичным голосом взволнованно орет.
Безбровая сестра в облезлой кацавейке
Насилует простуженный рояль,
А за стеной жиличка-белошвейка
Поет романс: «Пойми мою печаль».
Как не понять? В столовой тараканы,
Оставя черствый хлеб, задумались слегка,
В буфете дребезжат сочувственно стаканы,
И сырость капает слезами с потолка».
Больше всего мне в этом стихотворении жалко, нет, не сынка, он побит за дело, хоть и с плюсом, но всё-таки за двойку, а кошку, попавшую в цепкие руки дочурки. Да еще соседей «безбровой сестры» (боже мой! И в то время было модно выщипывать брови?), слушающих её «насилие над роялем». В выигрыше, пожалуй, только тараканы в гостиной, которые «задумались слегка», наверное, понравился романс «жилички-белошвейки». Ну, и стаканы, которые «дребезжат сочувственно».
Раз мы обозначили Сашу Чёрного как сатирика и лирика, приведу пример его лирического стихотворения, стилизованного под персидскую поэзию, «Зирэ»:
«Чья походка, как шелест дремотной травы на заре?
Зирэ.
Кто скрывает смущенье и смех в пестротканной чадре?
Зирэ.
Кто сверкает глазами, как хитрая змейка в норе?
Зирэ.
Кто тихонько поет, проносясь вдоль перил во дворе?
Зирэ.
Кто нежнее вечернего шума в вишневом шатре?
Зирэ.
Кто свежее снегов на далекой лиловой горе?
Зирэ.
Кто стройнее фелуки в дрожащем ночном серебре?
Зирэ.
Чье я имя вчера вырезал на гранатной коре?
Зирэ.
И к кому, уезжая, смутясь, обернусь на заре?
К Зирэ!»
Прикоснувшись раз к творчеству Саши Чёрного, уже его не забудешь. Оно удивительно актуально. Видимо, нежность к добру, красоте, поэзии этого мира и ненависть к злу, уродству, прежде всего моральному, пошлости жизни будут востребованы всегда.
Подписывайтесь на мой канал Юрий Салатов.
Лайки и комментарии способствуют развитию канала.
#сашачерный #русскаяпоэзия #поэзиясеребряноговека