Сегодня исполняется 90 лет со дня рождения Евгения Евтушенко. Накануне юбилейной даты перебирая огромное творческое наследие поэта ПОТОК КНИГ решил остановиться на книге «Я пришел к тебе, Бабий Яр…». Это совсем небольшое издание. Но нельзя не поразиться как много тем, пластов истории, событий, интересных фактов, связанных с выдающимися людьми, представлено тут.
Книга посвящена истории 13й симфонии, точнее вокально-симфонической поэме Дмитрия Шостаковича на тему пяти стихотворений Евтушенко «Бабий яр», «Юмор», «В магазине», «Страхи», «Карьера». В первой части издания Евтушенко публикует стихи Ольги Анстей, Илья Эренбурга и Льва Озерова, посвященных трагедии Бабьего Яра. Следующий раздел называется «Как я шел к Бабьему Яру». Евтушенко вспоминает как был им написано стихотворение, «Бабий Яр»:
«Эта трагедия и стихи потрясли меня, - пишет Евтушенко. – Увидев в 1961 году, что место захоронения стольких невинных жертв стало городской свалкой, я написал стихи. Мое стихотворение нарушило молчание, и Тринадцатая симфония Дмитрия Шостаковича стала первым звучащим памятником Бабьему Яру.»
Опубликовать такое стихотворение в Советском Союзе в 60-е годы прошлого века было очень не просто, поэтому воспоминания Евтушенко о том, как оно выходило в печать напоминают захватывающий триллер: «Пробило семь часов. Редактор еще не подписал номер. Пробило восемь. Редактор послал машину за своей женой на дачу. Пробило девять. Главный инженер типографии показала мне готовые листы и только на том месте, где должно было стоять мое стихотворение, зияло пустое место…»
Неудивительно, что это произведение вызвало большой отклик среди читателей: « Я был завален письмами со всей страны. Я получил на «Бабий Яр» несколько тысяч писем». Среди тех, на кого это стихотворение произвело впечатление, оказался и Шостакович. И как-то вечером композитор позвонил поэту и предложил сочинить музыку для этого стихотворения. Так и родилась знаменитая Тринадцатая симфония Шостаковича.
Воспоминания Евтушенко, посвященные Дмитрию Дмитриевичу, необыкновенно интересны. Поэт создает не протокольный, не линейный образ человека, который, с одной стороны, «был трогательно предупредителен, узнав о чьей-то беде, болезни, безденежье». А, с другой, подписывал «пустые восхваления партии, социалистического реализма.» Очень любопытен и эпизод, в котором рассказывается о встрече Шостаковича с Маяковским: «Шостакович рассказывал мне, как во время работы над музыкой к спектаклю «Клоп» впервые встретился с Маяковским. Маяковский был тогда в плохом изнервленном настроении, от этого держался с вызывающей надменностью и протянул юному композитору два пальца. Шостакович, несмотря на весь пиетет к великому поэту, все-таки не сдался и протянул ему в ответ один палец. Маяковский расхохотался и протянул ему всю пятерню: «Ты далеко пойдешь, Шостакович».
В чем-то книга Евтушенко напоминает мемуары, но поэт постоянно выходит за границы жанра. И говорит не только о себе и жизни своей, а создает портрет эпохи, рассказывает о 60-тниках. Еще раз напоминает всем нам о трагедии Бабьего Яра, и других событиях Великой Отечественной Войны. На страницах книги он не один раз говорит читателю о совести и стыде, которые помогают человеку оставаться человеком и не терять своего достоинства: «Мои многие стихи начинались именно со стыда. Чаще всего – со стыда за себя. Стыдиться других – гораздо комфортней. Есть, конечно, мелочи, есть стыды маленькие, но есть и Главные Стыды. Их мы не должны забывать, даже если бы нам этого очень хотелось.»
Эта книга, думаю, может быть полезна с самых разных точек зрения. И главное здесь состоит не в том, что читатель узнает много интересных фактов, расширит свой кругозор, погрузится в атмосферу 60х годов. А, наверное, в том, что в книге присутствует нравственный ориентир, позволяющий каждому еще раз заглянуть в свою душу, свериться с компасом высшей морали и задуматься о том, как жить и куда ему двигаться дальше:
« Я не верю в пророков наитья/ во второй или тысячный Рим/ Верю в тихое: «Что вы творите?»/ верю в горькое: «Что мы творим?»/ И целую вам темные руки/ У безверья на скользком краю,/ муки совести - светлые муки за последнюю веру мою».