Последнее десятилетие облик столицы стремительно меняется; уличные пространства одно за другим перестраиваются согласно некоему новому «дизайн-коду», неощутимому «до», но куда как заметному «после». Заговорили об «урбанистической революции», одним из символов которой стал парк Зарядье. Какие еще из сегодняшних проектов определяют архитектурные тренды? Что из созданного за последние годы станет – или уже стало – классикой, достойной музейной экспозиции, причем не только в России?
Чем хороша Москва – тем, что здесь можно практически в любой день послушать, как удивительные люди делятся опытом. А именно – в рамках проводимых то тут, то там публичных лекций и обсуждений. И как раз сейчас, в июле, стартовала очередная серия таких бесед в Государственном музее архитектуры им. А.В. Щусева, которые грех пропустить. Первой по счету стала дискуссия на тему «Современная архитектура Москвы: когда проект становится классикой», прошедшая 7 июля в рамках выставки «Москва. Реальное» (организаторы – Москомархитектуры и правительство Москвы).
Несмотря на обрушившийся на город ливень, набрался полный зал желающих узнать, что же думают лучшие архитекторы столицы о том, какие из современных проектов станут классикой, а какие из вновь построенных пора сносить от греха подальше уже сейчас, чтоб глаза не мозолили. (Кстати, название выбранного под мероприятие лектория – «Руина» – в контексте темы обсуждения смотрелось весьма забавно. Но тут, надо сказать, сам Государственный музей архитектуры им. А.В. Щусева идеально «вписался» в формат как место проведения подобной беседы: ведь некогда вполне обычное здание, в котором и расположен музей – дом Талызина – умудрилось стать этой самой классикой, к тому же объектом культурного наследия).
Директор музея Елизавета Лихачева во вступительном слове напомнила, что обсуждение строящихся проектов (по крайней мере, в кругах интеллигенции) – традиционная столичная забава, которой уже лет этак 150, «…и это хорошо. Отрадно сегодня видеть здесь так много людей, которым данная тема сейчас близка. Ведь к современной архитектуре большинство граждан города относится скептически. Архитектура – максимально «общественное» искусство, однако какое-то время казалось, что она всех перестала волновать….».
Во многом это правда: во второй половине 80-х что-то толковое строить перестали, зато с 90-х вовсю начали ломать, уничтожая настоящие памятники Москвы. Во времена Юрия Лужкова, как ни много сделал тогдашний мэр для города, столица в архитектурном смысле напоминала в лучшем случае фонтан «Дружба народов» на ВДНХ, в худшем – подобие огромного крытого рынка. А что станет новыми символами Москвы – такими, как Эйфелева башня, про которую все говорили, мол, «Ужас! Кошмар! Шрам на теле Парижа!», а теперь надышаться на нее не могут – пока не ясно.
«Некоторые здания надо спасать от чрезмерно забористой архитектуры»
«Мне кажется, во многом критика новых зданий связана с двумя факторами, – предположила Елизавета Лихачева. – Первая – привычка: мы привыкаем к определенной среде, и любое вторжение в привычный образ жизни вызывает отторжение – особенно когда трансформации касаются мест, кажущихся нам знаковыми. Вторая – наши личные эстетические представления, которые обычно консервативны. Но мы не можем жить в музее, и город не может существовать как музей».
И за последнее десятилетие ситуация сильно поменялась, пояснила госпожа директор; причем во многом в лучшую сторону. Из того, что особенно важно: архитекторы наконец-то начали подписывать свои проекты (вот он: первый шаг к «классике»). В итоге появился элемент личной ответственности – совсем-то уж плохо не построят. Да и если созданное быстро развалится, то неприятностей не оберешься; это первое. Второе – архитектура становится частью общественной жизни в контексте развития города в целом: «…то есть мы начинаем говорить об архитектуре как о комплексном решении, и «градостроительство» перестает быть термином исключительно для специалистов».
Однако вопросов много; и тот, что заявлен основной темой дискуссии – «Когда архитектура становится классикой» – в их числе. Какой временной рубеж закладывать: через 50 лет? А из спикеров хотя бы одному исполнилось 50? (тут все эксперты как один возмущенно замотали головами). Вопрос и в том, как не перегнуть палку, изо всех сил стараясь впихнуть в здание абсолютно все свои идеи, знания и понимание прекрасного. В итоге некоторые здания, считает Елизавета Лихачева, надо уже сейчас спасать от чрезмерно забористой архитектуры.
Держать в голове приходится и качество работ: если строение не в состоянии простоять больше 30 лет – как оно станет памятником?
«Важно и отношение всех причастных к проекту: до недавнего времени всеобщий цинизм приводил к тому, что и проекты, и их реализация были плохи», – напомнила она. Так что вопрос, что именно пройдет сквозь века из того, что возводится ныне, – куда как актуален. И как раз целью выставки «Москва. Реальное» в значительной степени было не показать достижения столичных архитекторов, а, так сказать, зафиксировать процесс на какой-то его значимой точке.
А что за «точка» – поделятся участники дискуссии. Которые настолько «зубры» российской архитектуры, что не рискнем пересказывать их слова: пусть это будут цитаты, которые дадут понять гораздо больше.
Может, каирские пирамиды не сохранились бы, но их сносить тяжело
Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов: «Возвращаясь к проектам, выбранным для выставки: мы не ставили задачу выбрать «современную классику». Идея была показать, что наше поколение (не только архитекторов, а и горожан, ведь общественное мнение тоже сказалось) вполне влияют на то, как Москва выглядит. Мы хотели продемонстрировать, что уже сформировался некий осязаемый культурный слой нашего поколения. И, считаю, это удалось.
Будущие ли это «памятники архитектуры»? Думаю, что нет: с такого короткого временного расстояния мы не можем оценить, станет ли это «памятником», «классикой» или чем-то еще; по крайней мере, я не возьму на себя такую ответственность. А насколько выбор и вкус нашего поколения «попадают» в ожидания людей через условные 50 лет – время покажет.
Многое зависит, кстати, и от технологий: строить научились быстрее, а сносить – проще. Кто знает: может, египетские пирамиды до наших времен и не достояли бы; но их сносить уж очень тяжело. Что, возможно, и объясняет их существование по сей день».
Современная Москва – это прекрасный хаос
На выставке был представлен и ряд еще не реализованных проектов, которые не факт что станут «объектами» – причем и физически (в целом-то в строительстве очень даже случалось, что проекты переделывали или вообще отменяли в последний момент), и фигурально: в смысле будущей принадлежности к пресловутой классике.
С чем полностью согласен Антон Бондаренко, партнер и главный архитектор «Апекс»: «Объектом классики останется тот, который найдет в жителях, так сказать, максимальное отражение использования. Такой, как нынешний ГЭС-2 с его территорией вокруг и функциями внутри».
Руководитель UNK Юлий Борисов считает, что даже типовые здания имеют некий потенциал, поскольку порой тоже знаменуют собой исторические вехи: «Одна сохранившаяся пятиэтажка может стать памятником истории как представитель своего стиля, этакой «классикой». Но если всерьез говорить о классической архитектуре, то, наверное, большинство оценивает здания не по планировочным решениям, а по фасадам: у нас принято оценивать снаружи. И тут возникает вопрос «образа». Поэтому в свое время был образ сталинских домов. Эйфелева башня – тоже образ: современной промышленной революции. И то, что я увидел на выставке «Москва. Реальное» – и то, что мне понравилось – очевидные попытки найти образ нашей эпохи: тех 10, 20 лет, что мы с вами проектируем. При том что каждый из нас (архитекторов – прим. ред.) шел сюда своим путем; но не все доходят. Зато те, кто «дошли», и отобранные для выставки образы – они очевидно русские, при том что архитектура явно интернациональна.
Я часто говорю своим студентам: бывает безобразная архитектура – и это неплохо! Это просто «архитектура без образа»: если есть образ, если он хороший, четкий, «считывается» жителями города и затрагивает некие вечные ценности – радость, боль и прочее – то есть шанс, что он всегда и всех видящих его будет волновать. И это и станет классикой.
Упомяну и «московский образ»: это некий хаос, в отличие от Питера с его упорядоченностью. Но в этом хаосе чувствуется общность. Для меня Москва «состоит» из разных стилей; но из этого, простите, винегрета получается прекрасный «салат», уж простите за странную аллегорию. Потому что любой экспонат на выставке – определенный эксперимент. Заметно, что каждый автор пытался создать что-то новое, а не взять и переделать что-то старое».
Из типовой застройки – прямиком в памятники
Александр Цимайло, партнер-основатель «Цимайло, Ляшенко и партнеры»: «Я бы еще упомянул спокойствие. Объект может быть очень «спокойным» – но при этом очень ярким, и стать наследием. В Москве есть множество исторических зданий, являющихся ныне памятниками архитектуры, хотя во время своего создания это была обычная типовая застройка, рядовые дома, которые ничье восприятие не будоражили. Но если эти здания будут отражать свое время – они тоже могут остаться как памятники.
Вообще, для меня странно само понятие – «памятник»; это нормальный процесс, что одно заменяется другим. И что сохранить как память об эпохе – большой вопрос. Бывают здания, которые с эстетической точки зрения очень спорные; но они настолько ярко показывают образ времени, что их однозначно надо оставить».
Про архитектурные вкусы Лужкова, Собянина и Путина
Архитектурный критик, урбанист, историк и искусствовед Григорий Ревзин вызвал смешки в зале, честно заявив, что «…я выставку пока не видел, так что не знаю, что туда попало» (это досадное упущение компенсировали сразу после дискуссии – прим. ред.). Но призвал быть поаккуратней с прогнозами, что именно станет классикой. Напомнив, что прежние здания-лауреаты государственных премий сейчас никто и не вспомнит, как, собственно, и их авторов.
Да и не факт, что отделением овец от козлищ занимались те, кто действительно смыслил в градостроении. Мол, мы пережили вкусы Лужкова – и период противостояния вкусам Лужкова; было дело. Сейчас, к счастью, ситуация изменилась: по сути, собравшиеся на дискуссии, как и прочие игроки сферы, не знают, каковы личные архитектурные вкусы Сергея Собянина – он просто доверяет профессионалам. А каковы вкусы в этом смысле Владимира Путина – вообще никто толком не представляет.
«Повезло, что как раз сейчас нет этой «властной» истории – в том смысле, что архитектура стала более профессиональной, потому что не несет в себе прямого выражения мнения «верхов». С этим нам повезло. Как и нашему поколению – с тем, что много общественных зданий возводятся именно «для людей, для народа»: ГЭС-2, парк Зарядье, Музей импрессионизма… Во все эти объекты изначально закладывалась идея «стоять на века». И в этом смысле они действительно наследие», – пояснил эксперт.
Хотя бывает и так, что сюжет сам ведет режиссера: например, когда в двухтысячных заговорили о «Москва-Сити», задумывалось нечто совсем другое, напомнил Григорий Ревзин.
И то правда: многие компоненты – улицы, подземные уровни – даже на уровне предположений не возникали. Не говоря уже о мосте из зеркальных сфер: да такое и в голову бы никому не пришло еще 12-15 лет назад.
У современной московской архитектуры нет комплекса неполноценности
И это – тоже эффект времени: позволять современной городской архитектуре «течь» туда, куда нужно, ничего никому не доказывая и не пытаясь судорожно отстоять свое право на существование. Партнер-основатель Citymakers Петр Кудрявцев, поскольку взял на себя роль модератора дискуссии, к сожалению, от себя говорил очень мало – зато напомнил, что в 2000-е годы в творениях архитекторов чувствовалась легкая (или не такая уж «легкая») зажатость, даже комплексы. Желание достучаться, докричаться; нынешнее поколение архитекторов, выросшее позже и «отшлифованное» учебой и практикой, в том числе и в европейских школах, – намного более уверенное. А значит, имеющее больше шансов на то, чтобы их творения «вошли в века». Ну, и не обошлось за последние 10 лет и без долгой, планомерной работы правительства Москвы вкупе с гигантскими (без преувеличения) усилиями Сергея Кузнецова.
Григорий Ревзин согласился с тем, что за последние десять лет именно что появилось чувство спокойной уверенности, которая пришла на смену нервному вызову и явному выпендрежу, характерным для предыдущего периода: когда какому-нибудь архитектору предоставляли шанс создать проект банальной пристройки к зданию, и в этой пристройке он старался сказать абсолютно все о жизни и своем понимании искусства: «В архитектуре Москвы, которая возникла при Сергее Кузнецове, есть любовь к современности – в том смысле, что мы любим именно свое время. А не в стиле идей коммунизма, когда «мы превозмогаем настоящее, зато любим будущее, к которому уже почти на пути». И никакого «мы любим прошлое»: нелюбовь к своему времени была очень сильна в архитектуре девяностых и двухтысячных годов.
Архитектура же Москвы последнего десятилетия говорит: «Мы – спокойные, уверенные, современные люди. Все у нас получается». И это спокойствие чувствуется в фасадах, формах, да и в масштабах. У современной московской архитектуры нет комплекса неполноценности: очевидно, что она уважает себя. И это здорово».
И именно за счет этого она и может стать классикой. Как, например, стали таковой творения петровской эпохи: Петр I был куда как уверен – так же спокойно и без метаний – в своем понимании современности и того, как ее нужно внедрять «в массы», и в строительство городов в том числе. Хотя в России в ту пору перевернул все с ног на голову, за что его мысленно ругали очень многие. Но именно из того периода многое строившееся тут и там как «необходимое сейчас», а не как «будущее наследие», осталось в веках.
Бове, Фрязин – и Кузнецов
Сейчас Москва подходит к определенному рубежу, подводя итоги десяти минувших и очень важных для архитектуры лет. «В этом отношении зафиксировать то, что у нас было и есть, – имеет смысл, – подчеркнул Григорий Ревзин. – Это большое достижение; не знаю, насколько нам удастся его продлить. Но, несмотря на весь мой скепсис, скажу: как минимум у Сергея Кузнецова уже сейчас есть основания считать себя классиком, как и у Петра Кудрявцева. Поскольку парк Зарядье попал на рисунок новой сторублевой купюры ЦБ РФ и теперь украшает упомянутую сторублевку. Как и, вспомните, здание Большого театра на другой банкноте. В общем, то, что «попадает на деньги», – становится классикой. И если у нас не случится острой девальвации рубля, то сохранять парк Зарядье еще и в этом отношении станет большой заботой и государства, и самих людей. Тут я Сергея поздравляю: очень мало кто из российских архитекторов, кроме Бове и Фрязина, точно так же «попали на деньги». И то, что данной чести удостоен парк Зарядье, – впечатляющий результат».
Только ради одного этого, сошлись во мнении спикеры, можно было сделать выставку: поставить по центру зала единственный экспонат – сторублевку в рамочке – и сказать: да, мы – классики.
Автор: Кристина Голубева
© «Центр Градостроительного Развития» (CUD.NEWS)