pravoved1942@yandex.ru
После окончания стажировки я был направлен на работу в юридическую консультацию города Сатки Челябинской области, располагавшуюся в здании суда.
Коллектив адвокатов встретил меня приветливо, несмотря на то, что среди адвокатов существует острая конкуренция за клиентов и лишний конкурент для адвокатов всегда нежелателен.
Заведующий юрконсультацией Иванов Иван Иванович (!) договорился о предоставлении мне места в общежитии, которое находилось, как раз напротив здания суда. В здании суда располагалась и юридическая консультация. На этот раз общежитие было обычным, не семейного типа. Соседи по комнате оказались нормальными ребятами, хотя и осужденными, отбывавшими наказание условно, с направлением на стройки народного хозяйства. Они работали на Саткинском магнезитовом заводе. Они не были урками, закоренелыми рецидивистами и тем более, бандитами. Это были обыкновенные ребята, попавшие в руки правосудия за преступления, не относящиеся к категории тяжких.
Задача адвоката – оказывать своему клиенту юридическую помощь по уголовным, гражданским, административным делам. При этом, адвокат обязан соблюдать принцип «non nocere» - не навреди своему подзащитному.
Адвокат, защищая подсудимого, не оправдывает своего подзащитного за совершенное им преступление, не уводит его от ответственности. Задача адвоката - проверить обоснованность возбуждения уголовного дела, законность процессуальных действий следственных органов, законность действий суда в период судебного разбирательства, законность приговора по уголовному делу или решения суда по гражданскому делу, выявить ошибки следственных и судебных органов в уголовном процессе, на основе которых выработать защитительную позицию. Не имея права исправлять эти ошибки, адвокат, в процессуальном статусе защитника борется за исправление этих ошибок, методами, предоставленными ему законом. Представители правоохранительных органов (следователи, прокуроры, судьи) имеют юридическое образование и опыт, которые они используют против человека, не имеющего юридического образования и опыта. Поэтому обвиняемый, подсудимый, не имея юридического образования, имеет право пригласить специалиста по юридическим вопросам, который может профессионально противостоять правоохранительным органам на равном с ними уровне, квалифицированно реализовать принцип состязательности в уголовном процессе.
Если адвокат «консультирует» клиента ещё до совершения им преступления и понимает, что тот готовится к совершению преступления, то это уже не защита, а соучастие в преступлении, влекущее для адвоката уголовную ответственность наряду с клиентом.
Если мы говорим о враче, то подразумеваем диагноз и лекарства, если обсуждаем учителя, то думаем о школьных успехах ребенка, когда же речь идёт об адвокате, то первое, что ассоциируется с ним – это размер гонорара, который придётся выплачивать за его труд.
Труд адвоката государством не оплачивается, он получает гонорар от своих клиентов. Размер гонорара в Советское время строго регламентировался нормативным актом – Инструкцией «О порядке оплаты юридической помощи, оказываемой адвокатами гражданам и организациям». В этой Инструкции были установлены ставки за все виды юридической помощи, оказываемые адвокатами. Консультация, к примеру, стоила 2 рубля, совет 3 рубля, составление искового заявления 3 рубля, ведение гражданского дела в суде 15 рублей, уголовного дела 20 рублей за первый и второй день. Взимать с клиента гонорар свыше установленных ставок было запрещено, за нарушение следовало наказание. Но, некоторые адвокаты позволяли себе получать нелегально от клиентов, которые иногда сами предлагают, денежные средства сверх установленных ставок. В адвокатской среде родилось даже название такому «гонорару» - МИКСТА, т.е. аббревиатура от фразы: Максимальное Использование Клиента Сверх ТАксы. Я никогда не брал «миксту», поскольку заработок у меня был всегда максимальный – 270р. в месяц, да и побаивался, вдруг клиент провоцирует меня по заданию правоохранительных органов, или по просьбе конкурирующих адвокатов, но, в первую очередь совесть удерживала от получения «миксты». «Микста» взяткой не считалась, поскольку адвокат не имеет статус должностного лица правоохранительных органов. Но это грубое нарушение гонорарной практики, за которое может последовать исключение из коллегии адвокатов. Если же клиент деньги вручает адвокату для последующей передаче судье или следователю или прокурору, то клиент совершает преступление «Дача взятки», а действия адвоката подпадают под состав преступления, именуемого «Посредничество во взяточничестве», за которое предусмотрена уголовная ответственность не менее серьёзная, чем за дачу взятки или получение взятки. Если адвокат берет деньги и обещает передать их должностному лицу правоохранительных органов для «решения вопроса» в пользу клиента, но не передаёт эти деньги и присваивает их, то в его действиях содержится состав преступления, именуемый «Мошенничество». Клиента же могут привлечь за «покушение на дачу взятки». Взятка, дача взятки, посредничество во взяточничестве – тяжкие преступления, влекущие строгую уголовную ответственность в виде лишения свободы и крупные штрафы, в разы превышающие сумму взятки. Вывод один – не берите взятки, не давайте взятки не выступайте посредником во взяточничестве, решайте все вопросы законным путем.
Некоторые граждане, особенно предприниматели, нуждающиеся в услугах юриста, говорили: «Мне нужно найти дорогого адвоката», наивно полагая, что если услуги адвоката стоят дорого, значит это «хороший» адвокат. Не ищите «дорого адвоката», ищите опытного, добросовестного адвоката и тогда шансы на успех значительно возрастают.
Первое же уголовное дело, которое было поручено мне в порядке ст. 49 УПК РСФСР (государственный защитник по назначению суда), это было дело об убийстве с особой жестокостью.
Фабула дела: «Гражданин Морозов А.И. (возраст – 60 лет) проживал в частном деревянном доме совместно со своей супругой. В качестве квартирантки в этом же доме проживала одинокая женщина возраста 30 лет. После того как жена Морозова А.И. была помещена на стационарное лечение в больницу, её муж Морозов А.И. вступил в сожительство с 30-ти летней квартиранткой. Морозов А.И. и квартирантка неоднократно устраивали совместное распитие спиртных напитков. Во время одной из таких вечеринок Морозов стал требовать от квартирантки денег на приобретение спиртного. После отказа квартирантки дать денег на спиртное между ними возникла ссора, в процессе которой Морозов стал избивать квартирантку. От нанесенных телесных повреждений квартирантка скончалась. С целью сокрытия следов преступления Морозов расчленил труп топором и стал сжигать части тела в печке».
Из показаний свидетельницы, проживавшей в соседнем доме:
«Когда я возвращалась из магазина домой, я увидела, что из трубы дома Морозовых идёт черный густой дым и ощущался специфический запах горелого мяса. Я подошла к дому, заглянула в окно и увидела – стены были забрызганы кровью, на полу лежали части человеческого тела, Морозов сидел около растопленной печки и заталкивал в неё человеческую голову. Я отбежала от дома и немедленно позвонила в милицию».
Органы следствия квалифицировали действия Морозова А.И, как убийство, совершенное с особой жестокостью (пункт «Г» ст. 102 УК РСФСР).
Защищать такого человека, казалось бы, невозможно. Всё было против моего подзащитного: нетрезвое состояние, похотливые мотивы в отношениях с квартиранткой, порицаемая общественной моралью измена в супружеской верности супруге, лежавшей в больнице с тяжелым заболеванием, ценность объекта посягательства – человеческая жизнь (самое ценное, невосполнимое благо человека), цинизм и жестокость, выразившиеся в расчленении трупа и сжигании его фрагментов.
Но в адвокатской, в правозащитной среде существует непреложное, неписаное правило - не существует такого человека, которого было бы невозможно защищать. В каждом деле можно найти основания для оспаривания доводов следствия, аргументов представителя государственного обвинения или для оспаривания судебного акта. И в этом основное предназначение защитника – не отрицая доказанного и признаваемого подзащитным, не уводя его от ответственности, изыскать в его деле и в его личности обстоятельства, которые помогли бы смягчить наказание, а в данном случае сохранить ему жизнь. Не случайно, деятельность защитника в уголовном процессе называют благородной.
Зал судебного заседания был забит до отказа - полный аншлаг «зрителей», жаждущих пикантных подробностей для последующего смакования на кухнях, в пивнушках и т.д. В дореволюционное время на такой судебный процесс пришли бы мещане, дамочки в модных шляпках, офицеры, купцы и другой разночинный люд, предвкушавший театральное зрелище.
Прокурор Соболев произнёс яркую по форме, убедительную по аргументации обвинительную речь, увенчав её уверенной просьбой, не допускающей иного исхода: «Прошу приговорить подсудимого Морозова А.И. к высшей мере наказания - смертной казни». В зале судебного заседания, заполненном до отказа, воцарилась гробовая тишина. Подсудимый Морозов, услышав слова «смертная казнь», касающиеся именно его, побледнел, понуро опустил голову. На его лице было выражено чувство обреченности.
Затем слово для произнесения защитительной речи было предоставлено мне – адвокату Швецову В.К. Речь адвоката в суде является венцом его защитительной деятельности, во многом именно от неё зависит реализация защитником занятой им позиции.
К защите Морозова А.И. я тщательно готовился. Изучил материалы уголовного дела, заранее сформировал вопросы, которые я планировал задавать подсудимому и свидетелям. Я не забывал, что обязанности защитника в уголовном процессе необходимо осуществлять добросовестно, а также помнил, что это резонансное дело создаст мне в рамках района известность, необходимую каждому адвокату для привлечения клиентов.
Как особую жестокость органы следствия расценили сам факт расчленения трупа и факт сжигания останков в печи. Однако, исходя из буквального толкования пункта «Г» ст. 102 УК РСФСР, под «особой жестокостью» следует понимать именно способ убийства, а не способ сокрытия преступления, именно действия убийцы по отношению к живому человеку, испытывающему особые страдания от особой жестокости, а не действия убийцы с трупом, который не способен чувствовать, не способен ощущать боль. Жестокость действий может испытывать, ощущать только живой человек.
В Советское время органы предварительного следствия «страдали» обвинительным уклоном, т.е. с «запасом» вменяли в вину подследственному более тяжкие статьи с расчетом, что суд исправит ошибку, напрочь забывая, что суд может продублировать обвинение и не исправить ошибку. В противовес этому в адвокатской деятельности по уголовным делам практиковалась т.н. «защитная доминанта».
Моя речь в защиту Морозова А.И. была не менее красноречивой и убедительной, чем блистательная, обвинительная речь прокурора Соболева М.И. В деле Морозова А.И. я занял двухплановую позицию: оспаривал квалификацию содеянного, т.е. оспаривал квалифицирующий признак «особая жестокость», и просил суд учесть смягчающие обстоятельства и сохранить ему жизнь.
В части оспаривания квалификации я выступил по-деловому, без эмоциональных трескучих фраз, подверг действия подсудимого тщательному правовому анализу в увязке с диспозицией п. «Г» ст. 102 УК РСФСР, «уперся не в дух, а в букву» закона. Одним из доводов моей защитительной речи, направленным, на невозможность смертного приговора, на смягчение наказания было неправомерное поведение самой потерпевшей. Я обратил внимание суда на осуждаемые общественной моралью действия потерпевшей, способствовавшие совершению преступления - в отсутствие хозяйки она сожительствовала с её мужем, распивала с ним спиртные напитки. Достаточно было ей проявить элементарную твёрдость, сказать «Нет», то не было ссоры, осталась бы жива, не было бы трагедии.
При осуществлении защиты Морозова А.И в моём сознании присутствовали и нормальное профессиональное честолюбие, и стремление завоевывать авторитет и признание в обществе, среди потенциальных клиентов, ведь я должен был занять свою нишу на рынке адвокатских услуг.
Суд оставил квалификацию без изменения, но высшую меру наказания не применил, назначив ему наказание в виде 15 лет лишения свободы. Значит, кропотливый подготовительный труда, брошенные мною семена сомнения в правильности квалификации, дали результат – сохранили подзащитному жизнь.
Услышав приговор, подсудимый Морозов А.И. сразу необыкновенно просветлел лицом и произнёс «спасибо т. судьи, спасибо адвокат»! Когда конвой уводил его из зала судебного заседания, Морозов А.И. смотрел на меня и несколько раз повторил: «Спасибо, адвокат». Видимо, в избежании смертного приговора он отвел мне не последнюю роль, и, возможно, его восхитило то обстоятельство, что адвокат, труд которого не был им оплачен, защищал его так рьяно, упорно, настойчиво. Его слова для меня были лучшей наградой. И меня, и моего подзащитного охватила эйфория. Он радовался сохраненной жизни, а я радовался тому, что мой дебют на ниве правозащитника увенчался триумфальным успехом, возвестившим о рождении нового адвоката. Защита по делу Морозова А.И. ознаменовала собой фактически начало мною полноценной квалифицированной адвокатской деятельности. Защита по делу Морозова стала для меня, по сути, неофициальным экзаменом на профессиональную зрелость, который я с честью выдержал. После дела Морозова А.И. я понял, что моё призвание не авиация, а правозащитная деятельность. Благодаря делу Морозова А.И. я обрел определенную известность, хотя и местного масштаба, но достаточную для формирования «клиентской базы». После этого дела в г. Сатка меня неофициально стали называть «Морозовский защитник» и это, несомненно, льстило моему умеренному самолюбию.
На основании моего заявления суд вынес определение о взыскании с подсудимого в мою пользу 25 рублей гонорара за осуществление защиты, которые позднее поступили от заключённого Морозова А.И. на счёт Саткинской юридической консультации, т.е. мой подзащитный полностью оплатил мои услуги по его защите. Была неофициальная информация о том, что Морозов А.И. в колонии поправился. Режим, регулярность питания, отсутствие спиртного благотворно повлияли на здоровье осужденного Морозова А. И. Тем не менее, воздержусь от рекомендаций «отдыхать», в таких, не столь отдаленных местах.
Защита по уголовному делу Морозова А.И. – моя лебединая песнь, исполненная уже в первый год моей самостоятельной работы адвокатом. После этого дела, всколыхнувшего общественное мнение, люди обсуждали самого преступление, обсуждали, что говорил прокурор, что сказал адвокат и т.д. Вполне естественно пришли признание и известность в рамках района. Клиентская база сформировалась, всегда вел уголовные, гражданские дела, вел обслуживание предприятий. Наступило материальное благополучие, в деньгах не было недостатка. Работая в Саткинской ЮК, я упрочил свои позиции, утвердился в профессии адвоката.
После этого судебного процесса произошли некоторые изменения в моей личной жизни. Главная свидетельница оказалась молодой, привлекательной, обаятельной женщиной – выразительный, волнующий мужское воображение рельефный профиль, белокурая головка с миловидным личиком, очи лазурные, рученьки белые… . Я был молод, находился в расцвете творческих сил и энергии, студенческие заботы были позади, нужно было осваивать другую, неотъемлемую часть жизни человека – общение с женщинами. Суд удалился в совещательную комнату для вынесения приговора. Выходя из зала судебного заседания, я оглянулся и с улыбкой взглянул на свидетельницу. Волшебная искра между нами проскочила, сигнал был понят и принят. Не прошло и минуты, как свидетельница зашла в помещение юрконсультации, подошла ко мне и попросила проконсультировать её по семейному вопросу. Из её ситуации следовало, что она разведена, имеет ребенка, а для меня, холостого молодого мужчины это была весьма удачная находка. После выхода из здания консультация переросла в доверительную беседу, а затем и в плодотворную дружбу… . От нового микрорайона (Большая Сатка) до площади в Малой Сатке мы доехали на маршрутном городском автобусе. Далее шли пешком по длинной улице Карла Маркса в сторону дома её родителей, в котором она жила, расположенного почти в самом конце этой улицы. Домик её родителей был очень маленьким. Свидетельница купила в том же микрорайоне маленький, уютный домик за речкой на бугре, в котором мы, помня о бренности бытия и скоротечности жизни, не тратя впустую времени, отдавали дань нашей молодости. Весной прилетали скворцы и селились в скворечнике на крыше. Журчание вешних потоков, пенье скворцов, яркое солнце на чистом голубом небе, милый образ молодой обаятельной свидетельницы – остались в моей памяти на всю жизнь.
После этого дела руководство юрконсультацией поручили мне юридическое обслуживание двух предприятий – Саткинский щебеночный карьер и Южно-Уральские бокситовые рудники. Правовое обслуживание этих предприятий осуществлялось мною успешно, поскольку с этим видом работы я был хорошо знаком, благодаря урокам руководителя моей стажировки Теплова А.Ф.
Теоретические специальные познания в области юриспруденции воплощались в конкретные результаты по судебным делам. Тщеславия не было, было чувство моральной удовлетворенности от сознания того, что оказывал действенную помощь людям, пострадавшим от нарушения законов. Только теперь, оглядываясь назад и анализируя смысл моей работы, осознаю, что я - правозащитник с большой буквы, в полном смысле этого слова.
Два года я трудился в юридической консультации города Сатки. Перспектива остаться здесь навсегда, пустить корни, завести семью меня не устраивала, поскольку город Сатка был чрезвычайно экологически неблагополучным из-за двух крупных предприятий – Магнезитового комбината и Металлургического завода. Планировка города, холмистая местность, в совокупности с неблагоприятной экологией производили на меня тягостное впечатление.
Поэтому я перевелся в другой город этой же области, в город Куса, который, благодаря окружающей его живописной природе, в шутку называли «Уральской Швейцарией».
В этом здании располагался суд и судебные исполнители.
Юридическая консультация была расположена в этом же здании, при входе направо.
Ранее юрконсультация располагалась в другом здании на ул. Бубнова, 2.
Градообразующий машиностроительный завод, расположенный в низине, на окраине города не был источником экологической опасности, а завод ТТК (Точных технических камней) и тем более, поскольку технология обработки (огранки) драгоценных и полудрагоценных камней была изначально технологически безопасна для окружающей среды.
Юридическая консультация г. Кусы, располагавшаяся в здании суда по ул. Бубнова, 2, первоначально состояла из одного адвоката, который одновременно был заведующим.
По прибытии в Кусинскую юрконсультацию я сразу включился в работу, вел уголовные и гражданские дела. Сразу начал поиск не имеющих штатного юрисконсульта предприятий, для заключения с ними договора на юридическое обслуживание. Первым таким предприятием оказался Кусинский животноводческий совхоз, с которым юрконсультация заключила договор на юридическое обслуживание, исполнителем которого, конечно, был я. Вскоре в «сфере моего влияния» появились ещё два предприятия – Кусинский лесопункт и Кусинский лесхоз. Три предприятия, которые я обслуживал, обеспечивали мне регулярный доход, поскольку были стабильными, платежеспособными клиентами. Но, уголовные и гражданские дела по различным отраслям права продолжал вести непрерывно. Упорный труд – ведение уголовных и гражданских дел, правовое обслуживание трех предприятий приносили свои плоды – высокий заработок. А заработок был всегда максимальный – 270р. в месяц (у судей – 180р. в месяц), это был «потолок» заработка для районных адвокатов. Часть заработка откладывал в «накопления», часть заработка (20-50р.) ежемесячно высылал матери, которая в письмах просила, чтобы я не высылал денежные средства, т.к. они не испытывают в них нужды, но, я все равно высылал. Таким образом, в течение 8 лет работы в Саткинской и Кусинской юрконсультациях я набирался опыта по уголовным и гражданским делам, совершенствовался в вопросах правового обслуживания юридических лиц, и, конечно жил бурной холостяцкой жизнью, что не противоречило нравственным устоям Советского образа жизни.
Членом КПСС я не был, в ряды КПСС не стремился, о роли КПСС в государстве и обществе не задумывался, о существовании ст. 6 Конституции СССР ещё не знал. Но, в этом городе со мною произошёл случай, благодаря которому у меня произошёл перелом в сознании, и зародилось критическое отношение к КПСС в целом. А произошло следующее. По одному из гражданских дел я, как и всегда, добросовестно исполнял обязанности представителя истца, активно участвовал в исследовании обстоятельств дела, заявлял ходатайства, и даже заявил возражение на действия председательствующего и просил занести это возражение в протокол. Судью моя активность явно раздражала, особенно возмутило её возражение на её действия с просьбой занести мои замечания в протокол судебного заседания (не слыханная дерзость со стороны адвоката), она неоднократно делала мне замечания, конечно необоснованные. Суд вынес решение не в пользу моей клиентки и вынес в мой адрес частное определение, в котором расписал моё «не этичное поведение» в судебном заседании. Я обжаловал и решение суда, и частное определение о моём «неэтичном поведении». Челябинский областной суд оставил решение без изменения, а жалобу без удовлетворения, но частное определение о моём «не этичном поведении» отменил. Мои честь и достоинство были защищены, я был полностью реабилитирован. Казалось бы, можно было поставить точку и забыть об этом инциденте. Но, не тут-то было! Она решила отомстить за то, что я добился справедливости и вскрыл её, мягко говоря, процессуальную ошибку.
Примерно через год я собрался во время очередного отпуска в качестве туриста посетить ГДР (Германскую демократическую республику) – посмотреть страну, заодно символически расписаться на стенах Рейхстага за моего отца, который не дошел до Берлина, геройски погибнув в одной из боевых вылазок.
Из президиума коллегии адвокатов мне выслали характеристику, естественно положительную, и сообщили, что характеристика подлежит утверждению в районном комитете КПСС – такое правило распространялось и на беспартийных. Я передал характеристику в райком КПСС на утверждение. Через некоторое время в канцелярии суда мне передают «утвержденную» характеристику. Прочитав её я, сначала не поверил своим глазам. От той характеристики, которую выслали мне из президиума коллегии адвокатов, не осталось и следа. В характеристике, подписанной кем-то из партийных функционеров райкома КПСС, содержались стандартные негативные фразы относительно моего характера и почти полный текст частного определения, признанного необоснованным и отмененного областным судом! На короткое время мною овладел гнев, но я, собрав волю в кулак, обуздав эмоции, быстро овладел собой. Судья, видимо, недовольная фактом отмены частного определения, решила мне отомстить, используя своё партийное положение – она была членом бюро Кусинского райкома КПСС. Они даже не вызвали меня, чтобы выслушать по существу происшедшего. Это был образец партийного произвола, типичного для партократической, командно-административной системы, образец мерзопакостности коммунистов - управленцев.
Действия райкома КПСС были незаконны по следующим основаниям:
- я не был работником ни райкома КПСС, ни аппарата районного суда, поэтому они не вправе были выдавать мне характеристику с новым содержанием;
- в основу характеристики были положены факты, признанные Челябинским областным судом не достоверными, не соответствующими реальной действительности;
- райком КПСС имел право лишь на одно из двух решений: утверждать характеристику или не утверждать;
- для отказа в утверждении характеристики у райкома было только одно основание: если претендент на туристическую путевку за границу проявлял нелояльность к действующей власти: критиковал социалистический строй, советскую власть и т.д. Но, с моей стороны ничего этого не было.
А первый секретарь райкома КПСС знал меня лично – однажды я читал для сотрудников райкома лекцию по трудовому праву. Разбираться никуда не пошел – было бы бесполезно, официальной процедуры обжалования характеристики в то время не существовало. Чьих рук это дело – не было никаких сомнений. Я отнесся к этому по-философски, но о судье сформировалось отрицательное мнение, она стала первооткрывателем неформального списка презираемых мною людей, в котором она по праву заняла первое место. А секретарь райкома КПСС, подписавший клеветническую характеристику, вскоре умер от какой-то тяжелой, неизлечимой болезни, не дожив до пенсии. Возмездие настигло его! Удивительно, что с этой судьей у меня не было никакой вражды, но причины её поступка мне были понятны!
А Германию я посетил в качестве туриста в 2011 году, когда не только не нужно было согласовывать характеристику с властями, но и вообще она не требовалась для поездки за границу.
И сделали они это в отношении человека (меня) чрезвычайного коммуникабельного, не допускавшего грубости в отношении своих коллег, не проявлявшего ни строптивости, ни заносчивости. Это была чистейшая месть за то, что я активно защищал интересы своего доверителя, добился реабилитации своего имени, добился отмены судебного акта, т.е. выявил «брак в работе судьи», и с её точки зрения подорвал её профессиональный авторитет. Мыслей о мести у меня не было, так как я считал и считаю, что мстительность это удел слабых духом людей. После этого случая в моём правосознании взошли первые ростки осознания несправедливости существующей системы. В условиях однопартийной системы, не имевшей оппозиции, творилось беззаконие на всех уровнях вертикали власти, от посягательств партийцев на честь и достоинство, на законные права и интересы беспартийного гражданина или на их же соратника по партии в Советское время не был застрахован никто. Честные члены партии тоже страдали от бюрократического партийного произвола.
Воспоминания об этом эпизоде напомнили мне стишки, написанные неизвестным поэтом.
Как неразумно мы живём,
Забыв господне слово!
Плутуем, пакостим, живьём,
Друг друга съесть готовы.
Постыдно короток наш век,
Но больше, чем могилой,
Запуган жизнью человек,
О господи, помилуй!
Работая адвокатом, я неоднократно печатался в районной газете со статьями, носящими характер консультаций по различным вопросам права. Одна из статей была посвящена заведующей канцелярией суда, которая была очень хорошим работником и душевным человеком. Она всю жизнь хранила газету с этой публикацией, как дорогую семейную реликвию. Для меня это были первые пробы пера, пригодившиеся мне в дальнейшей жизни.
Работа адвокатом приносила мне нравственное удовлетворение. Мне нравилось доказывать или опровергать факты, анализировать обстоятельства дела, защищать законные права и интересы клиентов в суде. У меня формировался аналитический склад ума, я становился настоящим специалистом в своей профессии.
Как я уже отмечал, во время работы в Кусинской юрконсультации я, наряду с ведением уголовных и гражданских дел, вел правовое обслуживание 3 (трех) предприятий. Два других адвоката не имели на обслуживании ни одного предприятия. Они никогда не ставили вопрос о передаче им на правовое обслуживание какого-либо из предприятий, т.к. знали, что руководство этих предприятий не воспримет их, будет против них, Мой авторитет в г. Кусе, как адвоката, и авторитет юриста на обслуживаемых мною предприятиях был непререкаем, в силу моих профессиональных качеств. Особенно доверительные отношения сложились у меня с директором Кусинского совхоза Дунаевым М.А.
В период работы адвокатом в г. Куса Челябинской области я фактически получил широкую известность в рамках района, достиг зенита профессиональной славы провинциального юриста, поскольку я успешно практиковал все виды работ, свойственных должности адвоката: ведение уголовных, гражданских и административных дел, правовое обслуживание трех юридических лиц (совхоз, лесхоз, лесопункт), лекции на предприятиях, публикации в районной газете.
Личная жизнь в период жизни в г. Кусе была бурной, какой и должна быть у состоятельного свободного мужчины, не обремененного семейными узами. Основой материального благополучия, конечно же, были деньги, шелест купюр которых приятно ласкал слух. Распространяться об отдельных сторонах личной жизни было бы с моей стороны нескромно.
Нередко заходил в гости к моим знакомым, имеющим свои семьи, проживавших в частных домах, напрашивался помогать им в хозяйственных работах, знакомых мне с детства – дров наколоть, снег во дворе сгрести и т.п. У одного из них был даже на сенокосе.
В нерабочее время заходил на квартиру в гости к заведующему юрконсультацией. Он был трижды женат официально, и каждая жена имела от него сына. Часто мы с ним играли в шахматы, на момент моего увольнения, он остался мне должен 40 шахматных партий, т.е. я на 40 партий выиграл у него больше, чем он у меня.
Часто я общался со следователем милиции Вячеславом Мутовкиным, проживавшим с женой и малолетним сыном в однокомнатной квартире. Позднее, его судьба, к сожалению, сложилась трагически. Хочется сказать:
«Вставай, Слава! Поднимись из тихой кельи гробовой, приезжай ко мне в гости, устроим застолье, споём твою любимую: «Стали волосы смертельной белизны, видно много белой краски у войны…». Съездим в Кусу, и как раньше, навестим сыщика Бориса Остапенко (сын директора школы), устроим дружескую попойку, споём фронтовые песни, послушаем, как Борис виртуозно исполняет на пианино «Полонез Огинского», «Мурка».
Нет! Не встанет Слава из своего последнего прибежища, не споёт фронтовые песни! Тогда, до встречи Слава, лежать и мне в земле сырой!
Родом из Курганской области. Окончил юридический ВУЗ в г. Волгограде, после окончания которого, был направлен на работу в Кусинский РОВД, Челябинской области.
Работал следователем, в то время имел звание лейтенанта.
Расследовал дела, отнесенные к компетенции органов внутренних дел.
Ты не плачь мой друг, что розы вянут,
Ведь они обратно расцветут,
А ты плачь, что годы молодые,
Нам с тобой уж больше не вернуть!
Первое время я жил на квартире в частном индивидуальном деревянном доме, в котором хозяйка, старенькая бабушка, выделила мне отдельную маленькую комнату. Со временем я добился предоставления мне комнаты в трехкомнатной квартире состоявшего на балансе райисполкома двухэтажного многоквартирного дома с печным отоплением,
Жизнь текла размеренно, без каких-либо ярких, запоминающихся событий. Создавать семью я не намеревался, поскольку осознавал, что в случае создания семьи я навсегда останусь здесь, в чужом для меня провинциальном городке, вдали от малой Родины, вдали от родственников. Поэтому мысли о возвращении в родной город Свердловск не покидали меня никогда. Нужно было заканчивать моё затянувшееся пребывание в провинции, начинать новую веху в моей жизни.
В 1978 году я принял решение возвратиться в г. Свердловск. В 1970 году из г. Свердловска уезжал человек, хоть и с дипломом юриста, но с психологией токаря, человек скромный, застенчивый по характеру. А через 8 лет в родной город возвращался совершенно другой человек – опытный юрист, прошагавший долгий и славный путь по тропе правозащитника. На малую Родину возвращался человек с твердым характером, прошедший огонь и воду, как в профессиональной, так и в личной жизни. Публичный характер профессии адвоката, необходимость владеть риторикой помогли мне избавиться от стеснительности, застенчивости, сформировали аналитический склад ума.
pravoved1942@yandex.ru
#швецов владимир константинович #нейво-шайтанский #аэроклуб #вдв #десант #адвокат #юрист #сатка #куса #депутат