По возвращению в расположение блок-поста, сразу после "беседы" с представителями ФСК, до самого вечера не находил себе места. Из головы не шли заключительные слова-пожелание об удаче в завтрашнем бою. А вечером ротный собрал комсостав и огласил боевую задачу на завтра.
Нужно было оседлать одно из направлений на крупный город в районе контрольного блок-поста КПП и, по возможности, максимально долго удерживать его до подхода подкреплений. Ждали крупное соединение боевиков. Потом выяснится, что мы и были этим подкреплением, но это будет завтра.
Ночью долго не мог уснуть. Наверное, сказалось нервное напряжение крайних дней. Под утро приснился сон. Я снова был в деревне у своих дедов, во дворе стоял стол, накрытый белой праздничной скатертью и за столом сидели дед с бабкой, пили чай.
-Садись, попей чайку - бабка приветливо улыбнулась и налила чай в свободную чашку.
Я хотел уже присесть за стол, отказавшись от чая, но дед меня опередил.
-Не нужно, он всё-равно скоро к нам насовсем придёт - и сделал движение рукой, как-будто отгоняет меня.
Я проснулся с глухой тоской в душе. Все мои деды были уже мертвы и такой сон, накануне чрезвычайно опасной операции, точно не вдохновлял.
Уже во время движения по дороге к городу получили сообщение об атаке на КПП, куда мы и шли. Прибавили ходу, но старые бэхи были сильно против. КПП густо дымил чёрными клубами и встретил полной тишиной. Быстро спешившись, обежали блок-пост. Большую часть защитников нашли у бойниц импровизированной крепости из бетонных блоков. Посечённые осколками стены которой говорили о прилёте осколочной гранаты РПГ через бойницу. Остальные лежали у дороги рядом со шлагбаумом и вдоль периметра обороны.
Неподалёку от нас, со стороны окраины города басовито зарычал башенный пулемёт БТР и, вслед за ним, зазвучал хор автоматного огня, напоминающий треск разрываемой ткани. Привычные звуки боя заполнили пространство. На окраинах шёл бой кого-то с кем-то. Радиоэфир разрывался беспорядочными приказами, криками и матом, из которых понятен был только мат. Взревевшие моторы бэх бросили нас в самую гущу непонятой непонятности.
А дальше моя память выдаёт забавный финт. Я хорошо помню, как мы въезжаем в пыльный, но зелёный пригород. Но внутри город оказался окрашенным в густой жёлтый цвет. Дома, деревья, бойцы и даже небо. И дальше память очень мощно "буксует", пропускает большие куски событий. Как мы умудрились потерять три бэхи из четырёх? Откуда в голове взялся густой болезненный звон? Почему я лежу на спине? Почему мой автомат лежит рядом, но я не могу до него дотянуться? Почему на каждую попытку взять оружие в правую руку у меня только дёргается правая нога? Почему меня волнует отсутствие автомата в руках, но не волнует, что происходит вокруг?
Вслед за привкусом железа во рту, жёлтый цвет сменился тьмой. В этот день мой путь на земле Чечни был завершён.
Потом был Чебаркуль, встреча с хмурым комчасти, тем самым, что предрекал нам, что мы все сдохнем. Он сообщил мне просто потрясающую новость. Оказывается мы заключили контракт на три года и он обязует нас служить там, где Родина прикажет, а не по месту жительства. Когда мы подписывали эту бумажку, мы были уверены в правильности, ведь служить нам пришлось в другом регионе России. Но, по возвращению нас ждала такая вот ловушка. Потому, что нас, дальневосточников, "прописали" в части Чебаркуля, а дослуживать контракт под руководством такого мудака мне точно не хотелось. Но я промолчал. Говорить было очень сложно, звуки спотыкались о каждый слог, поэтому я предпочитал молчать. Я молча расторг контракт с "поражением в правах". Молча собрал скудные пожитки и молча собрался уезжать домой, в Приморье.
Добрался только до вокзала. Челябинская ж/д милиция не смогла испаскудить доброе отношение к городу даже унизительными обысками ветеранов, возвращающихся из Чечни. Раздевали догола, заставляли приседать, проверяли между пальцами ног. Понятно, что искали не гранатомёты, а золото. По телевизору, ведь, только об этом и твердили. Мрази. Когда я молча отказался раздеваться, без всяких затей отлупили дубинками, ногами, сорвали одежду и кинули в клетку опорника. Какие-то совершенно потерянные бомжи поддержали морально и дали отлежаться на единственной лавке. Вечером вывели обратно, швырнули форму, рюкзак, документы и посоветовали больше не нарываться. Как среди таких душевных людей, как челябинцы, рождается такое вот нечто?
Мой район Приморья отдал Чечне 68 мужчин. Обратно она вернула только 4,5. Чечня оставила себе 63 мужчины и две ноги.
Больше года у меня ушло на устранение заикания. Теперь я неплохо пою. Я знал, что, мы ещё вернёмся. Потому, что нацизм нельзя просто прижечь. Нацизм нужно вырывать только с кровью. За три года я ни разу не обращался к медикам и восстанавливался сам. Оставались проблемы со слухом и поражением зрения на левом глазу, но я знал, что обязательно вернусь. Для того, чтобы спросить за мой уничтоженный полк, за который только у Жириновского хватило смелости спросить в продажной Думе.
Спустя три года я вернулся обратно. В другом качестве и в другом состоянии. В составе отряда СН ГРУ и в должности снайпера. Но это уже другая история.