Заголовок книги или статьи всегда задаёт тон всему повествованию, так же как имя человеку в его жизни. А сегодняшнее повествование на сей раз будет касаться прошлой жизни нашего персонажа, городового, и посмотрим мы на его будни в художественно-литературном ракурсе. И поэтому, надеемся, что прочитав эту статью, читатель откроет в старом типе городового для себя что-то новое и интересное.
Первое впечатление иногда обманчиво, и поэтому точность в объективном изображении предмета достигается на основе нескольких источников и исследований. Для примера, все мы прекрасно помним блеклый образ городового Елдырина, который вывел в рассказе «Хамелеон» Антон Павлович Чехов. Великий русский писатель даже фамилию городовому дал простонародную, не особо говорящую, в отличие от других героев рассказа. И таким образом Елдырин предстает в произведении неким безликим прислужником околоточного надзирателя Очумелова (тут уже налицо говорящая фамилия!), которому низший полицейский чин прислуживает на протяжении всего рассказа, то снимая пальто полицейскому, то надевая в зависимости от ситуации.
Да и портрет городовому Чехов дает совершенно невзрачный: «Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником». Как видим, совершенно скудная и скучная характеристика, данная с известной степенью чеховской иронии. Неговорящий образ этого персонажа в прямом и переносном смысле этого слова.
Здесь можно было бы и согласиться с Антоном Павловичем, вернее, с его изображением, если бы не одно «но». Приведенный пример настолько не типичен для службы городового и полицейского того времени, что со служебной точки зрения он представляет собой неправдоподобный факт, или, скорее, сатирический прием. Околоточный надзиратель хоть и был непосредственным начальником городового, но использовать его в качестве прислужника не мог по инструкции, в его обязанности входил контроль за несением службы городового. Таким образом, дежурили они порознь и ходить вместе по улицам могли только, если сопровождали нарушителя порядка в участок, но совсем не для того, что носить вместе «конфискованный крыжовник».
Абсолютно противоположный background в образе нашего героя демонстрирует русский поэт начала XXвека Николай Агнивцев, чьё стихотворение «Городовой» можно считать печальным гимном «уличному стражу». Приведем несколько строк:
«Городовой! Как звучно это слово,
Какая мощь, какая сила в нем!
Ах, я боюсь, спокойствия былого
Мы без тебя в отчизне не найдем.
Где б ни был ты — ты был всегда на месте,
Всегда стоял ты грозно впереди.
В твоих очах, в твоих державных жестах
Один был знак — «Подайся! Осади!..»
Согласитесь, даже в этих восьми строках портрет городового наиболее отчетлив и красноречив, суть тяжкой службы полицейского отражена ярче. Это стихотворение было опубликовано сразу после революции 1917 года. Пожалуй, именно 1917 год стал роковым годом для городовых Российской Империи, большевики остервенело уничтожали в дни февральской революции царских «фараонов», так тогда называли городовых. Владимир Ленин с непреклонной твердостью призывал восставших («проповедников», как он их называл) истреблять городовых: «…не бойтесь этих пробных нападений. Они могут, конечно, выродится в крайность, но это беда завтрашнего дня, а сегодня беда в нашей косности... Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных борцов…» Только вот «опытные борцы» с позволения своего вождя истребили в революцию не десятки, а несколько тысяч городовых.
По воспоминаниям Валерия Булгакова, секретаря Льва Николаевича Толстова, из 7000 петроградских городовых за дни февральского переворота было убито около половины. После таких фактов невольно задаешься вопросом: «За что?» И тут на память приходит одна подзабытая картина русского художника Николая Богатова «Городовой и крестьянка», которая совершенно ясно проливает свет на истинный образ городового. На картине городовой зачитывает безграмотной простолюдинке записку с указанием адреса дома, который ей нужен. Сцена, изображенная на фоне монастыря, поражает своей простой правдой. С каким вниманием она слушает полицейского блюстителя. Но ведь к кому еще можно было обратиться бедной женщине, как не к городовому?!
Но на этой трогательной сцене мы, пожалуй, закончим, небольшой художественный экскурс, благо, тем для будущих бесед о нашем герое предостаточно. До новых встреч!