В темной комнате продолжает играть музыка. Неизвестно, сколько она была в отключке. Наверное, долго, раз все уходят.
— Я хочу пить, — цедит сквозь зубы Вета. — Воды.
— Сейчас принесу.
Как только Славка выходит, она слышит над ухом:
— Может с нами пойдешь? — Лицо Цыгана серьезно.
Вета не успевает ответить.
— Она останется! — Славка протягивает стакан воды, оттесняя Сашку к двери. — Я сейчас их провожу и вернусь.
«Провожу» выглядит, как «выпровожу». Комната быстро пустеет, и она остается одна. В чугунной голове беспорядочное колебание звуков сливается в непереносимую какофонию. И вдруг сквозь нее: «Я заметила однажды…».
Вета вздрогнула. В слабом свете потолочной лампочки она наконец может рассмотреть, где находится. Куда он ее привел? Заставленный пустыми бутылками и банками подоконник, проломленный диван, заваленный какими-то тряпками, среди которых и ее смятый плащ.
«Ты мне веришь или нет?», — звучит из магнитофона юный женский голосок.
«Я тебе, конечно, верю. Разве могут быть сомненья», — заверяет в ответ мягкий мужской баритон.
Вета вытаскивает из груды тряпья свой плащ, впопыхах надевает, идет к двери, дергает ручку… Закрыто. Она в ловушке.
«Кажется, мне хана!», — эта мысль придает ее действиям ускорение. Чтобы щелкнуть шпингалетами и толкнуть створки окна хватило секунды. Склянки с боем загремели о доски пола. Она залезла на подоконник и выпрыгнула.
Приземлилась попой в песочную насыпь. Железная рука вцепилась в загривок и потянула вверх.
— Удрать решила?
Потащил обратно. Втолкнул в комнату.
— Ты что натворила? — Пнул осколок бутылки. — Мне люди квартиру одолжили… А ты…
Стянул с нее плащ и толкнул на диван. Стал раздевать.
Ее трясло. Не от холода, от ужаса.
Раздел, лег сверху. Страх сковал ее волю, размазал ластиком, развеял ветром. Тело превратилось в холодный пустой скафандр, саркофаг ее невинности. Сердце будто изъяли из живой плоти и поместили в какую-то квадратную воздушную коробку, из которой оно теперь глухо стучало.
— Если ты меня тронешь, я завтра повешусь. — Дрожь отпустила.
Он замер, и тут же вскочил словно ошпаренный.
Она нащупала рядом с собой трусы и лифчик, надела, натянула мокрый свитер, юбку. Вышла. Скомканный плащ так и остался лежать на замусоренном полу.
Шла с упорством безумной. Быстро, давясь собственным дыханием.
Он шел следом, тащил магнитофон. Молчал.
Двери открыла мать. В руках резиновый шланг от стиральной машины. Он вошел, поставил магнитофон у стены. Стрелки на круглом циферблате часов, что висели на стене, показывали три часа ночи.
— Сдаю на руки. — Славка повернулся и вышел.
Мать была похожа на выброшенную из воды рыбу.
— Это что?.. — пробулькала, задыхаясь.
Вета посмотрела на свитер. Швы торчали наружу — он был одет наизнанку.
Шланг взлетел в воздух и опустился на ее плечо. Еще. И еще. Мать хлестала отчаянно, борясь с ужасом, овладевшим ее сознанием. Тщетная попытка выбить из дочери свою собственную беспомощность.
Вета не чувствовала боли. Ее мысли были ясны — «придется пережить и это».
Вы прочли отрывок из повести Елены Касаткиной "Запруда". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро и Амазон. https://ridero.ru/books/zapruda/
