В годы Первой мировой войны тысячи российских женщин надели военную форму и встали в ряды защитников Отечества. Конечно, женщины участвовали в войнах с самого начала мировой истории, однако здесь перед нами — исключительный случай. В 1914–1918 гг. число участниц боевых действий было значительно выше, чем в предыдущие эпохи или в армиях других государств того времени. К 1917 году количество женщин-солдат, по всей вероятности, превысило шесть тысяч, тем самым достигнув беспрецедентной отметки. Более того, Россия стала первой в новейшей военной истории страной, в которой женщины систематически принимались на службу в воинские подразделения, формировавшиеся по гендерному признаку. Создание в 1917 году особых женских воинских частей не имело аналогов...
....Другой казачкой, воевавшей в составе мужского подразделения, была Марина Юрлова. Кубанская казачка из-под Екатеринодара, она оставила подробные воспоминания о своем участии в Первой мировой и Гражданской войнах. Опубликованные спустя много лет после описываемых событий, они, возможно, не отличаются достоверностью как исторический источник, однако отражают жизнь молодой женщины в военное время. В самом начале войны, в 1914 году, после объявления всеобщей мобилизации, в возрасте четырнадцати лет она вступила в казачий полк на Кавказе. Не пытаясь скрыть свой пол, она утаила, что является дочерью полковника, из опасения быть отправленной обратно к семье, и поэтому назвалась именем Мария Колесникова. Марина вступила в армию почти случайно, без каких-либо приготовлений. Присоединившись к группе женщин, желавших последовать на фронт за мужьями, мобилизованными в армию, она села в воинский эшелон, следовавший в тренировочный лагерь. Юрлова уговорила казачьего сотника, чтобы тот разрешил ей остаться в его подразделении в качестве своеобразного талисмана — под предлогом, будто она следует на фронт к отцу, призванному в армию. При содействии бывалого казака по фамилии Козлов, взявшего ее под покровительство, она осталась в сотне, где ухаживала за лошадьми. Благодаря короткой стрижке и военной форме ее принимали за юношу, хотя она не пыталась намеренно скрыть свой пол. Боевую подготовку она проходила наравне с мужчинами.
Воспоминания Юрловой изобилуют жестокими, хотя и несколько преувеличенными описаниями, непохожими на идеализированные картины, которые рисовались другими; в них изображены все ужасы войны и то разрушительное воздействие, которое она оказывает на человека. Юрлова открыто критикует бессмысленную растрату человеческих жизней, поскольку сама видела, что командиры воспринимали рядовых как пушечное мясо и гнали на убой, будто скот. Солдат-мужчин она изображает то обезумевшими от крови, то отупевшими от ужасов, которые происходили у них на глазах и совершались ими самими, то боявшимися погибнуть, то смирившимися со своей судьбой. Впрочем, она так и не объяснила, почему захотела вступить в армию и не покинула ее, столкнувшись с такими невзгодами и лишениями.
За время военной службы Юрлова была награждена двумя Георгиевскими крестами за храбрость. Обе награды она считала незаслуженными, поскольку, по ее собственному мнению, получила их лишь за то, что ей удалось выжить, тогда как большинство ее товарищей-мужчин погибли. Во втором случае, в конце 1915 года, она оказалась буквально похоронена заживо, когда ее сослуживцев накрыло снарядами. Сама она осталась жива, но испытала глубокое потрясение. Ей пришлось несколько часов пролежать под грудами земли и навоза, слыша вокруг стоны умирающих и цепенея от страха, что ей тоже суждено погибнуть. Два месяца она восстанавливала силы в госпитале, а затем поступила в автомобильную школу в Тифлисе. Мужчин-учащихся забавляло, что среди них появилась девушка, однако они обращались с ней уважительно, поскольку она имела два Георгиевских креста. Во время обучения она часто подрабатывала шофером у офицеров. Офицеры-дворяне воспринимали ее как своего рода диковинку и в таком качестве представляли высшему обществу. Юрлова отнюдь не была рада подобному вниманию; ее возмущало, что к ней относятся как к занятной безделушке.
В середине 1916 года, окончив автомобильные курсы, Юрлова отправилась в Ереван, чтобы поступить на работу в Красный Крест. Ее впечатления оказались страшными и удручающими, поскольку город страдал от сильного голода. Бо́льшую часть времени она хоронила мертвых в братских могилах. Весной 1917 года до нее дошли слухи, что царь свергнут, но у нее не было возможности подтвердить их точность. Ходили и другие слухи — будто русских продают в рабство англичанам, сражаться за них, и что Россию умышленно ведут к поражению в войне. В августе 1917 года ее подразделение отправилось воевать, по-прежнему не зная о событиях в столице. К тому времени, по воспоминаниям Юрловой, она навидалась достаточно ужасов и крови, стала безразличной ко всему и напрочь лишилась иллюзий, поэтому ей было все равно, что происходит с ней сейчас и что случится в будущем. Во время транспортировки раненых в полевой лазарет она попала под артиллерийский обстрел и, оглохшая и парализованная, оказалась в госпитале в Баку. Оттуда ее отправили в Москву для дальнейшего лечения. По дороге в Москву она находилась под защитой солдата Михаила Верещенко. Узнав, что она женщина, он раздобыл для нее место в переполненном поезде и сопровождал до самых дверей госпиталя. Она провела в госпитале в Москве целый год и в сентябре 1918 года была эвакуирована в Казань. В Казани, как это ни удивительно, ее имя оказалось в списке солдат, отобранных большевиками для службы в Красной армии. Она отказалась проявить лояльность новому правительству и вместо этого заявила, что не принадлежит к какой-либо партии и не занимает чью-либо сторону в политической борьбе, после чего ее арестовали отправили в заключение.
Из тюрьмы Юрлову освободили солдаты Чехословацкого корпуса, присоединившегося к белогвардейцам и вытеснившего большевиков из Казани. Юрлова стала служить в Чехословацком корпусе, была ранена в плечо и отправлена в госпиталь обратно в Казань. Когда большевики снова заняли город, ей в очередной раз пришлось эвакуироваться. Она оказалась в госпитале в Омске. Один из чехословацких офицеров, вместе с которым она служила, проявил к ней участие и «вызволил» ее из омского госпиталя. Он снабдил ее деньгами и отправил во Владивосток для лечения в американском госпитале. Поначалу она оказалась в Харбине и была помещена в госпиталь, впервые за время своей военной службы оказавшись в женской палате. Там она чувствовала себя очень скованно и не знала, как вести себя в окружении женщин. Наконец она покинула Харбин, добралась до Владивостока и оказалась в американском госпитале.
Свои отношения с мужчинами-солдатами Юрлова описывает как довольно недружественные. В основном они старались держаться от нее подальше, не считая тех немногих, кто оказывал ей покровительство или, что бывало еще реже, проявлял к ней романтический интерес. Впрочем, они не выказывали к ней и неуважения. Только когда женские признаки у Юрловой стали проявляться отчетливее, к ней начали проявлять определенное сексуальное внимание, но и то редко. Во время полового созревания юной Марине пришлось довольно трудно, поскольку рядом не было женщин, которые помогли бы ей пережить изменения, происходившие с ее телом. В вопросах сексуального просвещения она была чрезвычайно наивна и осознала себя как женщину значительно позже. Когда один офицер попытался с ней заигрывать, она растерялась. «Ведь я была солдатом. Не девушкой», — отмечала она впоследствии.
Лори Стофф
Они сражались за Родину. Русские женщины-солдаты в Первую мировую войну и революцию
#женщины на войне #первая мировая война #женские воинские подразделения #биографии женщин военных
