Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 174 часть 22
Иван снял пальто, разулся. На его зов «Отец пришёл, хватит спать. Встречайте отца!» никто не вышел. Его это задело.
Дочь притворилась спящей и боялась шевельнуться, лёжа на диване, чтобы не выдать себя. Она знала, что зверь, проснувшийся в отце, в любую минуту даст о себе знать.
Татьяна с сыновьями притихли в комнате. Она вначале хотела устроить мужу скандал, но, услышав его воинствующий настрой, решила погодить.
— Ничего, так и быть, сейчас уж как-нибудь перетерплю, но потом точно на нём отыграюсь и всё-всё ему припомню: мало не покажется! — подумала она и затаила обиду на мужа. Уж что-что а это у неё отлично получалось: у неё был просто талант копить обиды на всех, а потом предъявлять претензии, и такой возможности она не упускала. — А я всё же молодец! — похвалила она саму себя мысленно, не открывая глаз. — Прямо как чувствовала, легла спать с архаровцами. Если надумает выступать, то при них меня тронуть не посмеет. Вот для него будет сюрприз!
Сыновья к приходу отца уже спали, но его крик их разбудил. Они, умудрённые печальным опытом, тоже сделали вид, что крепко спят, надеясь, что отец поверит и перестанет кричать.
Но зверь, проснувшийся в Иване, почувствовал их животный страх и воспользовался моментом. Если бы Иван был трезв, то у него ещё был бы шанс остановить зверя внутри себя.
Он включил свет в своей комнате и, не увидев жену, заорал:
— Танька, ты где?
Но она молчала, ругая его мысленно:
— Вот паразит, напился, и руки сразу у него зачесались, и язык развязался. Угомонить бы его, но как? Под горячую руку попаду, так буду опять с синяком под глазом ходить и людей дивить. Ну уж нет, я лучше помолчу, учёная теперь. И чем они его там напоили, что у него голос прорезался? Совсем страх потерял… — подумала она, прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате, чтобы не попасть впросак. — А Прошки-то что-то не слыхать, у Вехоткиных он его что ли оставил? Принесли же его черти домой, не мог тоже там остаться, взбодрил бы их всех оптом, чтобы знали, какое золотце самоварное мне досталось. Или он пока шёл домой его развезло? Попробуй пойми.
Половицы скрипнули. Отец приближался к дивану, где лежала дочь. Сердце у неё сжалось от испуга. Она сто раз пожалела, что комната, в которой она спит проходная, и дверь не закрывается.
Иван подошёл, постоял немного, а потом сел на диван и стал гладить её по голове. Поцеловал в щёку. Лена боялась пошевелиться, и словно окаменела. От него противно разило перегаром, и она задерживала дыхание на столько, сколько могла, опасаясь, что её вырвет.
— Фу, а перегаром-то как от него несёт, мама дорогая! Нажрался, как всегда... Только бы не заметил, что я не сплю, иначе руки начнёт распускать и читать нотации или... — это или смущало её больше всего, но она старалась отгонять от себя дурные мысли.
Но отец догадался, что дочь не спит, и прикрикнул на неё:
— Не прикидывайся давай, не спишь, я ведь знаю. Нет, чтобы отцу, спокойной ночи пожелать, а она тут спящую царевну из себя изображает! Актриса, понимаешь ли, из погорелого театра. Учить тебя надо. Учить, пока не поздно, потом заревём с тобой.
И Лена не сдержалась и сказала:
— Спокойной ночи, пап! Я спать хочу. Ложись тоже спать, пожалуйста. Утром поговорим.
— Ты что, отца совсем не уважаешь? Указывать мне будешь, когда спать ложиться? Вырастил тебя на свою голову, а ты совсем стыд потеряла — вся в мать! Сейчас вот всыплю тебе, чтобы знала, как с отцом разговаривать...
Дочь напряглась, ожидая получить удар от отца, но он неожиданно завопил:
— Танька-а! Ты слышь, что она мне говорит? Спать меня посылает! С выпившим она разговаривать не желает... Ага, щас буду ждать до утра, когда она, барыня такая, выспится. Выпил, ну и что? Имею право! Не где-нибудь под забором пил, а всё честь по чести, на юбилей к родной матери ходил. Уважают меня, вот и позвали!
— Пап, ну, пожалуйста, ложись спать, поздно уже, я спать хочу. Пожалуйста-а, прошу тебя... — взмолилась дочь, но отец её не слушал.
— Вот ведь зараза какая выросла! И в кого такая уродилась? Танька, ты слышь? В кого она у нас такая вредная? Танька! Ты, что молчишь? Оглохла? Ты от кого её родила? Танька, иди сюда! Я кому говорю? — настойчиво требовал Иван.
Татьяна из соседней комнаты ответила:
— Ты чего разбушевался? Не лезь к ней. Давай, Вань, спать ложись, никакого покоя ни мне, ни детям. Соседей хоть пожалей, спят ведь...
После таких слов жены он ещё больше озверел и рванул к ней комнату. Включил свет. Тёмка вскрикнул испуганно:
— Папа, ты чего? Мы же спим. Свет выключи, а?
— Перебьёшься, мне с мамкой надо поговорить, — ответил Иван и подошёл к кровати. А потом спросил у жены: — Ты что сегодня развыступа́лась в доме у матери моей, а? Из-за тебя с тёщей мать с инфарктом слегла. Дядьке всякой дряни наговорила. Позорище! С тобой к порядочным людям вообще в гости ходить нельзя. Язык у тебя поганый, Танька.
— Не поганее твоего, — огрызнулась она. — Это мать-то твоя порядочная? Да видала я таких... Родила тебя в девках порядочная-то, ладно хоть алиментов через суд добилась. У тебя даже фамилия-то и то не своя.
— А чья?
— А то ты не знаешь — материна. От отца-то ладно хоть отчество тебе досталось, ещё рот тут открываешь, уж помалкивал бы.
— Да я, — замахнулся он на неё, но дальше этого дело не пошло.
— Хватит выступать, — прикрикнула она на мужа.
— А я у себя дома, хочу выступать — выступаю, — ответил он ей.
— Не у себя дома, а у меня! — возразила она ему. — Ты ещё ни одной квартиры не получил сам, все квартиры мне давали.
— Знаю, каким ты местом их заработала, — намекнул он ей.
— А тебе и таким не заработать. — упрекнула она его, — Уж помалкивал бы в тряпочку.
И тут Иван не сдержался и швырнул керамическую вазу, стоящую на шифоньере с засушенными колосками, в жену, но промахнулся, и она угодила в солнечное сплетение Пашке. Тот скорчился от удара, но Иван уже не соображал, что творит: им управлял зверь, почуявший запах крови.
Дальнейшее происходило как в ускоренном кино. Он схватил ночник и метнул его в супругу. Плафон ночника разлетелся на мелкие круглые крупинки по всей комнате, но и на этом он не остановился. Иван опрокинул шифоньер прямо на кровать. Татьяна с детьми орала на всю квартиру, но соседи не реагировали на их ор, они привыкли уже к нему. Зачем лезть в чужие семейные скандалы: милые бранятся, только тешатся! Такие разборки были хоть и не так часто, но были.
Каким-то чудом Татьяна с сыновьями навалилась на него, под руки ей попал шнур ночника и ей удалось связать ему руки. Ноги связали скакалкой, которую принесла Лена. Иван лежал на полу и орал как раненный зверь:
— От кого ты мне их натаскала? Говори сейчас же…
— Да от тебя все до единого, Вань, — отвечала Татьяна так, что в этом невозможно было усомниться. — Белены, ты что ль, объелся? Сам же говорил: рыжих не рожай, вот я тебя, дура, и послушалась. Знала бы, так всех бы рыжих родила…
***
…Утром Иван проснулся, отрезвел и был тише воды и ниже травы. Татьяна развязала ему ноги и руки и лебезила перед ним, помня, что у него лежат деньги на книжке, и у неё появился шанс надавить на мужа и ими воспользоваться.
— Эх, Ваня, любимый мой, ну что ж ты себя не бережёшь? Перепил и всё перехлопал. Эх, ты…Ну нельзя же так… Ребятишек вон напугал. Про соседей-то я уж вообще молчу.
— А я не помню, Зай, ничего не помню, — сказал он, и это было похоже на правду.
— И что теперь делать-то, Вань? Убытков-то сколько: ваза вдребезги, светильник тоже, по квартире как будто Мамай прошёлся.
— Не переживай, Зай, деньги есть — всё купим.
— Да много ли у тебя денег-то, Вань?
— Много немного, но есть.
— Ладно, пойдём-ка муженёк мой, умываться да завтрак готовить, нам ещё с тобой в сад ехать.
— Да какой сад, Зай? А если меня остановят и дыхнуть попросят, то права отберут на раз-два.
— Так и быть, уговорил. Но смотри у меня, чтобы больше ни-ни.
— Как скажешь, Зая! Как скажешь. — Он схватился за голову и посетовал жене: — Голова вот только болит, опохмелиться бы мне.
— А я вчера бутылочку пивца купила, как чувствовала, — обрадовала она его.
— Балуешь ты меня, Зай!
— А кого мне ещё-то баловать. Ты же у меня один-разыди́ный*, Вань! — заверила Татьяна его, улыбаясь.
Он смотрел на ямочки, появившиеся на её щёчках, и не мог налюбоваться.
— Чертовка ты, Танька, сводишь меня с ума…
— Да ладно тебе, Вань! — отмахнулась она рукой и прикрыла нос, — а перегаром-то как от тебя пахнет…
— Ну так я же с юбилея пришёл, Зай.
Они ворковали между собой, как влюблённые голубки. Дети смотрели на родителей и удивлялись таким разительным переменам.
Шифоньер с побитой полировкой на дверце поставили на место. Татьяна заставила дочь разложить все вещи по полочкам и убрать осколки былой роскоши...
Иван сидел на кухне и пил холодное пиво, нахваливая заботливую жену. Татьяна рядышком суетилась, месила тесто для оладушек и голосисто напевала:
— Ми-и-ленький ты мой, возьми-и меня-а с собо-о-ой, там в краю далёком буду тебе женой! **
Иван подпевал жене:
— Милая моя-а, взял бы я тебя-а… - Эх, баян-то у матери оставил, ох, мы бы сейчас с тобой, Зая, душу-то отвели.
— Да мы и без баяна споём, Вань! Что не петь-то, если душа петь просит!
— Верно, Зая моя, верно.
Им было хорошо вместе, как будто бы и не было ночного погро́ма. Ни дать ни взять — семейная идиллия! Сказка, а не жизнь...
Лене же хотелось скорее сбежать из этого счастливого ада, да и её братьям тоже.
Пояснение:
один-разыди́ный* — один-единственный
слова из народной песни «Милая моя»
© 14.07.2022 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение глава 174 часть 23 Добрые перемены будет опубликовано 16 июля 2022 в 04:00 по МСК
Предыдущая глава ↓