Просыпаться пока не хотелось, снился сон про то, как из яйца вылупился цыпленок. Они и правда летом, с Леночкой расковыряли яйцо в инкубаторе. У Леночкиного отчима было новое развлечение - разводить кур. Они тайком сделали маленькую дырочку и смотрели - что там внутри. Потому что просто невыносимо так долго ждать. Внутри почему-то было пусто.
Будильник зазвонил около самого уха. «Не залёживайся долго, а то опять принесу чайник» - раздался бодрый голос мамы. Маруся была лично знакома с этим чайником, однажды утром плюнувшем ей в самое ухо ледяной водой. Так будили маму, так будит теперь мама. Это был еще один урок, что “и так” с ней тоже можно и мало кому интересно, чего она хочет.
За окном было темно, по стеклу катились капли дождя, из кухни радио вещало “Пионерскую зорьку”, сообщая тем самым, что 8 утра вот-вот наступит. Натягивая колготки, Маруся думала, что наверное никому не интересно, что она чувствует, что думает, чего хочет или не хочет. И может даже всему миру на это наплевать, потому что сейчас папа как обычно, возьмёт её за руку, по дороге на работу заведёт в группу, и унылое утро вновь запахнет садом.
В группе было тепло, Маруся задумчиво стягивала резиновые сапоги, ребята гудели, мальчишки делили машинку, новенькую девочку уговаривали остаться на два часа. “Два часа!” - подумала Маруся.
На завтрак была манная каша. Липкая, тягучая, нелюбимая манка. Леночка рассказывала, что с вареньем она съедобна, но варенья здесь не было. Маруся знала, что есть манку придётся, заставят, аргумент у воспитателя железный - она тощая, колготки с неё сваливаются и висят до колен. Обычно спасал чай, которым запивалась каша, но сегодня был кофе с молоком и противной плавающей в нём пенкой. Утешение так-себе. Маруся почувствовала как горло её сжимается. Такие завтраки были настоящей пыткой, потому что заканчивались они обычно одинакового - воспитатель кормила Марусю, впихивая в неё “очень вкусненькую кашку”.
День потянулся. Это был кем-то выдуманный распорядок, где за всех всё давно решили. Им как обычно, говорили: что делать, куда можно, что нужно, где стоять, где садиться, кормили и отправляли спать по часам, кричали и одергивали, когда становилось весело. Вечером, Маруся стояла около забора, высматривая маму, узнать которую было легко. Издалека, она всегда махала дочке рукой. Появление мамы означало свободу. Они шли вместе, держась за руки. Маруся весело шлепала по лужам и хохотала, а мама улыбалась ей в ответ. В такие минуты, девочке казалось что всё так просто и легко, и мама наверное должна понять, что Марусе плохо, что каша застревает в горле, что запах сада невыносим, и вообще - ведь дома лучше. Но понимающая про лужи мама, не понимала про сад и кашу.
Запах сада остался в памяти на всю жизнь. Утром Марусю привезли из реанимации, лежа на кровати она думала о своей девочке, и о том, что не смотря на боль уже хочется есть. Загремела тележка и в палату раскачиваясь, вошла румяная женщина с тарелкой в руках. “Вот поешь кашку, вкусненькая, кушай скорей, скоро ребёночка принесут.” - пропела она. В нос Маруси ударил запах манной каши. Резко вспомнилось дождливое утро, колготки, детский сад, тоска и ощущение, что наверное никому не интересно, что она чувствует. Горло её знакомо сжалось.
Вновь вошла “румяная женщина”, в руках у неё была тарелка, на ней лежало печёное яблоко. “Ну что, не любишь ты манку? Я сразу поняла. Я её тоже не люблю, с детства. Вот, печёное яблочко, его вам тоже можно. Кушай! Скоро дочку привезут, кормить будешь.” - нараспев сказала она. Глаза Маруси наполнились слезами, они катились и катились, такие соленые, тёплые, и “говорящие”, что кому-то ЭТО все-таки интересно.
“Никогда, никогда этого не будет в твоей жизни!” - шептала она своей малышке.
А через год в деревне, они с Леночкой вспоминали про инкубатор, цыплят, которые всё-таки вылупились на следующий день и про своё детство, которое не смотря на невзгоды, хранило и много хорошего в своей истории.
Автор: Анна Лавьер
Источник http://www.annalavier.ru/page12675826.html
