Вернулся Дмитрий Геннадьевич домой поздно, потому что долго и бесцельно бродил по городу. Завтра занятий у него не было, поэтому появилась возможность хорошо выспаться. Но он забыл выключить мобильный телефон, который разбудил его около шести часов утра. Он звонил почти непрерывно, кроме того начал тарахтеть и обычный городской.
– Что нужно от него в такую рань. Сумасшедшие люди! – но он все-таки взял трубку.
Это продолжение. Начало здесь
Взволнованный голос Михаила Васильевича заставил его встрепенуться:
– Дима включи телевизор. Россия ввела свои войска на Украину. Наша авиация бомбит военные аэродромы в Киеве, Харькове и в других городах. Это война, Дима!
Протирая глаза, он схватил пульт и включил телевизор. Он увидел на экране Президента, который говорил: «В соответствии со статьей 51 части 7 Устава ООН, с санкции Совета Федерации России и во исполнение ратифицированных Федеральным Собранием 22 февраля сего года договоров о дружбе и взаимопомощи с Донецкой Народной Республикой и Луганской Народной Республикой мною принято решение о проведении специальной военной операции».
– Но где Наталья? Она ведь может быть на Украине, – лихорадочно пронеслось в голове.
Через несколько часов, взвинченный до предела, он позвонил в Петербург и попросил декана факультета узнать у дочери Натальи – где ее мать. Тот перезвонил ему через час и сказал, что девушка плачет, ее мама в Мариуполе, связь с ней очень плохая и выехать оттуда она не может.
Внутри у него все похолодело: «Господи, там же азовцы. Он должен ее вытащить оттуда. Но как же теперь добраться до этого города?»
Этот вопрос непрестанно крутился у него в голове, он искал разные варианты, и, в конце концов, принял окончательное, и, как ему показалось, правильное решение. Он позвонил генерал-лейтенанту Ивану Алексеевичу и напросился на встречу. Тот согласился и ровно через час, как и договаривались, был у него на квартире. Там он вкратце изложил свою просьбу – помочь ему прикомандироваться к какой-нибудь воинской части, которая воюет возле Мариуполя.
Генерал-лейтенант пристально посмотрел на него:
– Дима, ты не заболел? Ты ведь воспитывался военной среде и прекрасно знаешь, что это невозможно.
– Почему? – спросил он. – В украинской армии есть иностранные наемники, а я могу быть переводчиком, когда они будут выходить на связь или попадут в плен.
– Не говори ерунды, Дима! – взорвался Иван Алексеевич. – Я уважаю память твоего отца, но я думаю, что он и предположить не мог, что ты будешь обращаться ко мне с такими глупыми просьбами. А в чем, собственно, проблема? Зачем тебе Мариуполь? Там скоро начнется такое, что мама не горюй!
Посмотрев на сконфуженное лицо гостя, генерал-лейтенант покачал головой:
– Романтическая история, как я понимаю. Твоя покойная мать говорила мне что-то по этому поводу.
После этих слов он замолчал и после недолгой паузы сказал:
– Насчет наших войск можешь забыть. Но в группу военных корреспондентов Донецкой республики устроить можно. Я знаю к кому обратиться по этому вопросу и думаю, что мне не откажут. К тому же желающих ехать из Москвы под пули не так уж много. В общем, ничего не обещаю, но все, что зависит от меня, сделаю. Дня через два-три позвоню. Благодарить не надо. Удачи.
Генерал-лейтенант протянул руку, потом обнял его и открыл дверь.
Вернувшись домой, Дмитрий Геннадьевич лихорадочно начал набрасывать план, что ему надо сделать в первую очередь. Понятно, что это деньги. Он сразу положил в чемодан значительную сумму наличными в долларах и рублях. На всякий случай взял и банковские карточки. Деньги в «неньке» Украине решают все – он это хорошо знал!
Утром он поехал в университет и написал заявление об увольнении, которое подал через канцелярию, чтобы не заходить к начальству и избежать тем самым ненужных расспросов и объяснений. Подходя к дому, он услышал звонок на мобильном телефоне – это был ректор. После короткого приветствия тот спросил:
– Дмитрий Геннадьевич, что на Вас нашло? Вы решили уехать за границу? Насколько я знаю, у Вас нет вида на жительство в других странах.
– Нет, но у меня возникли неотложные дела. Я уезжаю в Донецк.
– В Донецк? – удивился ректор.
Из деликатности он не стал расспрашивать его о причине такого решения и только заметил:
– Но зачем Вам писать заявление, ведь мы можем оформить командировку?
– Я не знаю сколько там пробуду. Не хочу подводить Вас.
– У меня и так уже уволилось шесть профессоров и доцентов, которые имеют недвижимость и вид на жительство в Европе. Вам я предлагаю оформить творческий отпуск. Можно до одного года.
– Насколько я помню, он вроде бы отменен.
– Почему? За свой счет – пожалуйста. Я думаю, Вам этот вариант вполне подойдет. Вы зайдите к нам еще раз и перепишите заявление, а я подпишу.
– Да, конечно. Спасибо.
– Не за что. Всего доброго.
«Что ж, – подумал Дмитрий Геннадьевич, – вопрос с работой, кажется, закрыт».
Честно говоря, его не особенно обрадовало предложение ректора, преподавательская работа ему порядочно осточертела. Но обижать своего старого знакомого ему не хотелось.
Иван Алексеевич сдержал обещание, и Дмитрий Геннадьевич смог прибыть в Донецк в начале марта с партией кевларовых шлемов и бронежилетов, купленных на собственные деньги. Он сразу же передал их руководителю пресс-группы. Тот представился Павлом и очень обрадовался такому щедрому подарку – этого снаряжения явно не хватало у ополченцев, и оно пользовалось большим спросом. Дмитрий Геннадьевич отвел его в сторону и сказал, что у него нет желания мешать ему, и он не надсмотрщик – у него другая цель. Он передал ему мариупольский адрес Натальи Владимировны и высказал свое намерение как можно быстрее найти ее.
– Да, сложный вопрос, – заметил Павел, – сейчас город заблокирован и пригороды в наших руках. Ситуация в нем тяжелая – связи, электричества и воды нет. Снайперы на высотках обстреливают постоянно, поэтому потерь много – и в русской армии и у нас, но особенно среди мирного населения.
– Сколько?
– Не могу сказать. Не рекомендуется.
– Они с крыш стреляют?
– Нет, конечно. Из квартир на верхних этажах, предварительно выгоняя оттуда жильцов. Тех, кто не хочет уходить, просто пристреливают. Среди снайперов много женщин. Как и раньше в Чечне. Вы ведь слышали, наверное, о «Белых колготках»[1].
Дмитрия Геннадьевича передернуло. «Какая дикость, – подумал он, – женщина должна давать жизнь, а не отнимать ее…».
– Самое мерзкое, что они стреляют в любых прохожих. Неважно кто перед ними – дети, старики, женщины. Тренируются! – со злобой произнес Павел. – Ладно, завтра мы будем в Мариуполе, а там подумаем, что можно сделать. Комнату сейчас мы Вам дадим, но вода – из тазика. Электричество там есть. Выезжаем завтра на рассвете.
– Хорошо, – машинально согласился Дмитрий Геннадьевич.
Утром они сели в джип, предварительно загрузив оборудование для съемки, и в сопровождении двух БТР-ов двинулись в путь. Ехали медленно, поэтому у пассажиров было время смотреть по сторонам. На обочинах попадалась разбитая военная техника, в основном принадлежавшая ВСУ, но иногда встречались абсолютно целые машины и даже танки с буквой Z. Дмитрию Геннадьевичу объяснили, что русские подразделения неисправную технику просто бросали, чтобы не задерживать движение колонн. Попадались ополченцы с автоматами, но без бронежилетов и шлемов. На его вопрос – почему они не экипированы должным образом, Павел резко ответил, что после войны с этим нужно будет разбираться и разбираться тщательно.
– Вы думаете, что у нас нет пятой колонны? – потирая лоб, сказал он. – Ошибаетесь. Она есть и действует хорошо, да и маскируется тоже неплохо.
Сидевший рядом с Дмитрием Геннадьевичем ополченец, на вид лет тридцати, заметил:
– Они восемь лет готовились нас уничтожать. В 2014 году мы могли их взять голыми руками. А сейчас, – он махнул рукой, – их артиллерия работает ювелирно, не так, как раньше.
– Как давно Вы воюете? – спросил он ополченца.
– Вот тогда и начал воевать. С 2014 года. Мне было 20 лет, а сейчас уже 28.
Въехали в небольшую деревню. Вдоль дороги стояли женщины, в основном пожилого возраста. Некоторые крестили проезжавшие машины и танки. Мужчин не было совсем. Словно предвосхищая возможный вопрос, Павел заметил:
– Мужики все или воюют, или уехали в Россию на заработки, семьи ведь кормить надо. Сколько их вернется сюда – один Бог знает. Если дело так и дальше пойдет, то оставшимся в живых надо будет разрешить создавать гаремы. – Вот Олегу, – руководитель выразительно посмотрел на молодого ополченца, – можно смело взять четыре жены, он справится. Правда Олег?
Тот замялся. Дмитрий Геннадьевич, чтобы выручить его, заметил:
– Так и было в Германии после Тридцатилетней войны, когда мужчинам тогдашние власти неформально разрешили иметь несколько жен, и церковь вынуждена была закрыть на это глаза. Но это не так привлекательно, как кажется, – заметил он, – в Египте мой гид пояснил, почему у него только одна жена. «Дмитрий, – сказал он мне, – четыре жены это четыре больших проблемы! Я и с одной с трудом справляюсь».
Все засмеялись.
– А что с Мариуполем? – после паузы спросил Дмитрий Геннадьевич, – когда его освободят, наконец?
– Никто этого не знает, – развел руками Павел. – Туда весь последний год денно и нощно завозили оружие, готовились напасть на Россию. Говорят, на «Азовстали» создали командный пункт, на котором разместились натовские генералы, но точно никто не знает. Во всяком случае, в городе многие догадывались, что бандеровцы собираются захватить русские территории – Белгородскую, Ростовскую, Краснодарские области и вернуть Крым, конечно. Впрочем, они это особенно и не скрывали. А сейчас укры кричат о якобы отечественной войне против «российских агрессоров». Да уж, отечественная, – со злостью выдохнул Павел, – десять тысяч «зелени» в военкомат, и ты свободен от призыва. Я вообще не понимаю – за что они воюют. Мы воюем за свою землю, а у них даже своей земли скоро не останется, лучшие ее части уже скуплены иностранцами.
– А вы участвовали в реальном бою? – спросил Олега Дмитрий Геннадьевич.
– Очень мало, – ответил тот. – Сейчас в основном бесконтактная война: авиация, артиллерия, ракеты и мины, очень много мин. Потери в основном по этой причине.
– А как противник? Огрызается?
– По-разному. Чаще они или отступают, или сдаются в плен. Кроме нациков, конечно. Но те обкуренные. Говорят, что их пичкают какими-то препаратами, и они становятся нечувствительными к боли. Непонятно только – их им привозят, или здесь в биолабараториях изготавливают.
– А они есть в Мариуполе?
– Конечно, есть, – вмешался в разговор Павел. – В аэропорту точно есть. Там на людях, как на крысах, ставили опыты. А вторая находится на Азовстали и работают там натовцы.
– А кто к ним попадает?
– Да кто угодно! Может попасть и случайный прохожий, который оказался не в том месте и не в то время. Им-то какая разница, они нас за людей не считают – мы же «колорады». Продают детей педофилам в Европе, а девушек – в публичные дома. И еще торгуют человеческими органами – бизнес и ничего личного.
Наконец доехали до пригорода Мариуполя. Их встретил командир батальона ополченцев и отвел в пустой дом, где можно было разместиться. После легкого то ли обеда, то ли ужина, весь переполненный эмоциями и впечатлениями Дмитрий Геннадьевич сразу же уснул не раздеваясь.
Такие поездки у него длились больше месяца. Больше всего поражали его воображение разговоры Павла с украинскими военнопленными: все они были или поварами, или механиками, или финансистами, автоматы даже в руки не брали. Но участников боев, особенно снайперов, все-таки вычисляли быстро, особенно успешно это удавалось делать чеченцам, которых азовцы боялись, как огня. Среди военнопленных были и женщины – молодые, красивые и без тени раскаяния. Такое впечатление, что они даже не люди, а какие-то биороботы, одним словом, «идеальные» солдаты в западном исполнении.
У Дмитрия Геннадьевича постепенно начало создаваться впечатление, что Украина стала полигоном для испытаний новейших военных технологий – так искалечить психику простого человека обычными средствами практически невозможно. Самое страшное, что и дети были втянуты в эту мясорубку. Ему рассказали, что у азовцев много мальчишек от двенадцати до четырнадцати лет, которые обучались в спортивных лагерях этого полка и умеют стрелять из автоматов и гранатометов. Полный аналог «гитлерюгенда»! Иногда они даже перебегали к ополченцам, чтобы те накормили их, а затем возвращались обратно и опять стреляли в тех, кто только что давал им пищу.
Слезы, кровь, смерть, разбитые дома создавали какую-то сюрреалистическую картину и Дмитрию Геннадьевичу порой казалось, что он участвует в постановке фантастического фильма, настолько все вокруг было далеко от той привычной жизни, которую он вел ранее и к которой, в сущности, привык. Наступил момент, когда им овладело полное безразличие, он безучастно начал относиться даже к возможной смерти – страх совсем исчез, но мысль о Наталье все-таки не покидала его. Никаких известий о ней не поступало, хотя улица, на которой она жила, была уже зачищена, азовцы покинули ее. Он дал себе клятву, что не вернется в Москву до тех пор, пока не выяснит, где она и что с ней.
[1] Так называли группы женщин-снайперов, воевавших на стороне чеченских сепаратистов.
Окончание здесь
Начало здесь
Источник: Moloko Автор: Н.В. Лукьянович