* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
П Р Е Д И С Л О В И Е
( ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК )
«Дела давно минувших дней
Преданья старины глубокой»
(А. С. Пушкин)
Вско́рости после появления в Интернете статьи (первого варианта) вашего покорного слуги на историческую тему, — посвящённой становлению хутора Малая Гнилуша, — на мой адрес поступили довольно нелестные замечания со стороны земляков. Но вполне обоснованные, а значит совершенно справедливые. Так как с фактами не поспоришь.
Выразителем интересов этого критически настроенного круга лиц стала жительница города Красный Сулин (Ростовская область) — Надежда Васильевна Агуренко-Саяпина, — родовые корни, которой происходят как и у меня — из хутора Малая Гнилуша Красносулинского района Ростовской области.
Спонтанное знакомство с местным самобытным краеведом в её лице, принесло и довольно-таки приятную неожиданность — незнакомка оказалась моей дальней родственницей по малогнилушенской линии наших общих досточтимых предков (моя четвероюродная сестра).
Далее события разворачивались как снежный ком. Дело в том, что у нежданной моей родни есть тётя — Надежда Яковлевна Дронова, — которая приходится внучкой Пантелею Демидовичу Торопкову, — который в свою очередь является уже сыном того самого Демида ЯкимовичаТоропкова, — главы большого семейства, изображённого на исторической фотографии и ставшего «отправной точкой» моего эссе.
Вот мы плавно и подошли к тому месту, из-за чего и разгорелся весь этот сыр-бор — оказывается тётушка негаданной моей визави («собеседницы») является обладательницей ещё одной такой же точно как и у меня семейной реликвии.
Раритет представляет собой дореволюционную фотографию легендарного семейства, причём с собственноручной подписью на обороте Пантелея Демидовича Торопкова, дедушки благодарной хранительницы семейной ценности (той самой тёти Надежды Васильевны Агуренко-Саяпиной), — единственного из многочисленных детей именно мужского пола старшего Торопкова (у которого было ещё и 8 дочерей), — изображённого на групповом фотопортрете в самом центре (так называемое «Послание потомкам»).
Так вот. Другое такое же точно фото-близнец с пращурами Торопковыми хранится у вашего автора в хорошо защищённом от внешних воздействий месте, — но несмотря на это, снимок в очень плохом состоянии и буквально рассыпается при неаккуратном прикосновении.
А дальше всё пошло-поехало как и положено в таких критических случаях — по классике жанра, так сказать : «Отрицательное отношение читателей к произведению вынуждало автора переделывать его и о своей работе рассказать читателям в предисловии» (С).
Таким образом, в связи с получением мною очень важной генеалогической информации о житии наших приснопамятных предков и уточнении их имён («кто есть кто»), естественно, что — коренным образом меняется и сама статья, а во главу угла её выносится вот это самое авторское предисловие с обязательными в таких случаях объяснениями и извинениями.
Потому-то, в свете новых данных, предоставленных мне 4-юродной родственницей — всё из ранее написанного мною о славном пути одной из ветвей (автор относится к «листьям» именно этой ветви, о которой в конце статьи повествует), произрастающей из далёкого малогнилушенского семейства первопоселенцев, — подверглось радикальной переделке.
Как говорится — «Истина дороже» ...
Итак. Кардинальным образом изменённую статью, то есть уже в совершенно новой версии — я снова выношу на справедливый суд уважаемых читателей, — и прежде всего моих дорогих земляков.
— Фотография семейства Торопковых из семейного архива Надежды Яковлевны Дроновой, — которая приходится внучкой Пантелею Демидовичу Торопкову и Секлетиньи, — реставрированная Надеждой Васильевной Агуренко-Саяпиной — правнучкой Пантелея Демидовича Торопкова. Здесь же и моя, ещё совсем юная прабабушка — Евдокия Демидовна Торопкова — в центре снимка внизу с веером
— Собственноручная подпись карандашом Пантелея Демидовича Торопкова, — сына Демида ЯкимовичаТоропкова — на обратной стороне группового фотопортрета (так называемое «Послание потомкам»)
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
А Н Н О Т А Ц И Я
В результате кропотливого информационно-аналитического поиска удалось выяснить (прежде всего благодаря местному краеведу Надежде Васильевне Агуренко-Саяпиной, которая стала соавтором нашего совместно проведённого исследования), — что нынешний хутор Малая Гнилуша исторически образовался на месте уже существовавшего до него — зимовника полковника Сулина, — возведённого этим знатным военным стихийно на нечейной тогда земле в 1797 году.
Новый донской хутор, — преобразованный в 1805 году — из уже существующего зимовника легендарного полковника, — получил официальное название — «Греков» — по имени приобретателя окружающей территории, — другого бравого казачьего офицера, — подполковника Грекова 21-го (Ивана Васильевича Грекова).
Новоиспечённому хозяину обширных владений вместе с зимовником Сулина достался ещё и его обслуживающий персонал — в лице трёх крепостных семейств — Бадашевых, Воеводиных и Торопковых.
Но всё же, ещё во времена хозяйствования здесь офицера в отставке Сулина, — самым первым в зимовник был доставлен Яким Торопков, — купленный этим крепостником — в Курской губернии.
И лишь только затем сюда привезли — Бадашева и Воеводина. А потому, — именно Торопковых надо считать — первопоселенцами сегодняшнего хутора Малая Гнилуша.
На протяжении более чем 200-летнего существования — населённый пункт много раз менял своё название: «Греков», «Чукмарёв», «Мало-Гнилушинский» и наконец «Малая Гнилуша».
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
«МЁРТВЫЕ ЖИВЫ, ПОКА ЕСТЬ ЖИВЫЕ, ЧТОБЫ О НИХ ВСПОМИНАТЬ»
(Эмиль Анрио)
Э П И Т А Ф И Я
( БРАТУ ОТ БРАТА )
Посвящается моему дорогому младшему и единственному брату, — Александру Васильевичу Щербакову, который обожал наш донской край, — ушедшему преждевременно (53-ёх лет от роду) из этой жизни в 2021 году, — павшему жертвой новоявленной коварной болезни, поразившей тогда весь мир, — последнему хранителю семейных реликвий, доставшихся ему от пращуров, — всегда мечтавшему увековечить историю незабвенных наших предков и своею неожиданной смертью сподвигнувшего меня на реализацию им задуманного, но так и неосуществлённого.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ( КАК-НИКАК, А ХУТОРУ УЖЕ БОЛЕЕ ДВУХСОТ ЛЕТ )
«Ехал Грека через реку
Видит Грека в реке рак
Сунул в реку руку Грека
Рак за руку Греку — цап
Человека звали Грека
Это просто и легко
Кстати, дом построил Грека
От реки недалеко»
( Детская скороговорка )
Хутор Малая Гнилуша был основан на обширных землях одного из представителей славной фамилии Грековых, — легендарного казачьего рода дворян, издавна обосновавшихся на донских степных просторах, но при этом расселившихся и по всей России, — ставшими хорошо известными в ней, — прежде всего, за непревзойденные заслуги перед Отечеством на военном поприще, — кроме того снискавшие себе славу и в повседневной мирной жизни.
Так кто же такой — этот, пока ещё неизвестный нам Греков, — тот конкретный из их рода, кто стал причастным к закладке данного поселения, существующего и поныне, — с тех славных времён наиболее активного заселения донского края?
Ведь Грековых, проживающих в Области Войска Донского, было очень-очень много, — например, во время войны с Наполеоном в донских казачьих полках сражались 38 офицеров-командиров из их рода.
И каждый, так или иначе, являлся обладателем значительных земляных площадей, — а порой, многие из них относились даже к крупным местным землевладельцам…
Попытаемся вычислить ту таинственную фигуру — по косвенным признакам, дошедших до нашего времени…
Итак, приступим. Как-то весной 1819 года казачий сотник Илья Зверев, — бывший участник совсем недавно прошедшей Отечественной войны с Наполеоном, — по окончании всех тех изнурительных и кровавых баталий, — заслужено отойдя от дел, напрямую связанных с защитой Отечества, — и потому решивший посвятить себя самой мирной на Дону профессии, — то есть заняться земледелием и животноводством, — нашёл в степи близ балок Гнилуша, Кленовая и Осиновая совершенно свободный участок земли, — пригодный для занятий полюбившимся сельским хозяйством и закладки здесь своего собственного хутора.
Тут же — сразу после находки этой «терра инкогнита» он и подал прошение — в канцелярию Войска Донского — на имя тогдашнего донского атамана Андриана Карповича Денисова — об освоении данной земли и домостроительстве на ней.
В частности, вот что пишет в своём письме-прошении тот самый начальствующий казак, — дотошный (в хорошем смысле этого слова) сотник: «…свободное и никому не принадлежащее место с левой стороны речки Кундрючья, в вершине балки Гнилуши и Кленовой, и Осиновая, между участками — [ а вот тут-то, Уважаемый Читатель, необходимо особо пристальное внимание с Вашей стороны ! ] — подполковника Грекова 21-го, есаулов Прохорова и Замчалова, протопопа Долотина…».
К счастью, из того исторического запроса неугомонного «пенсионера» Зверева нам сразу же очень легко удалось определиться с таинственным его современником, — хозяином упоминаемых обширных угодий, граничащих с будущей вотчиной непоседливого (в наилучшем понимании!) соседа-ветерана.
Загадочная личность,— на которую мимоходом ссылается в своём прошении сотник Зверев, — как на некоего Грекова 21-го, — оказывается, вовсе не инкогнито…
Ведь из приведённых сведений начальствующего казака не представляло особого труда вычислить и само имя-отчество «пронумерованного» Грекова — под 21-ым числом в те уже далёкие от нас времена фигурировал никто иной, — как именно Иван Васильевич Греков, собственной персоной.
Грековы были до того широко известны в донском краю и так много их здесь проживало, что для охвата всех членов столь знаменитого рода, чтобы не перепутать их друг с другом, — применялась самая обычная личностная нумерация, которая входила даже во все официальные документы, связанные с данной фамилией.
Таким образом, таинственного Грекова 21-го — автору сего написания легко удалось найти и определить, кто это был таков, — что не скажешь, к сожалению, о его портрете (может-быть, когда-нибудь, кем-нибудь и он будет найден ?!).
Итак. Иван Васильевич Греков 21-ый — участник Отечественной войны с Наполеоном, — с 1 декабря 1806 г. по 19 октября 1814 г. командир Донского казачьего полка. На этапе той кровопролитной войны он принимал непосредственное участие в наиболее знаковых её судьбоносных баталиях — «Бородинском Сражении» и «Взятии Парижа». Кавалер ордена Св. Георгия IV ст.
Именно 1 декабря 1806 года был сформирован персональный (!) Донской казачий полк — под руководством войскового старшины И.В. Грекова 21-го (с 26 октября 1812 г. он уже подполковник), — а 19 октября 1814 г. — полк возвратился в Войско и был здесь расформирован.
Вот здесь-то и необходимо будет уточнить, — что став владельцем столь огромной территории, Иван Васильевич Греков 21-й, естественно, тут же попытался надёжно закрепится на ней, — путём основания своего собственного поселения.
Произошло это всё-таки чуть раньше настырного (в хорошем смысле !) сотника Зверева — можно заметить по архивным картам, что ещё в 1816 году хутор Греков уже фигурировал на земле Войска Донского.
Возможно, мотивацией к приобретению сотником Зверевым собственного земельного участка со строительством на нём своего хутора и стало — именно грековское «домостроительство» (если, всё же, освоение Грековым официально утверждённого теперь именно за ним существующего до него, но вообще не обозначенного на карте, — зимовника полковника Сулина, с проживающими здесь же в примитивных жилищах неприхотливыми крепостными пастухами, — можно было бы назвать домостроительством).
Дело в том, что возведение своего хутора подполковник Греков начал не «на ровном месте» — ведь на приобретённых им Государевых землях уже существовал так называемый «Зимовник», принадлежащий совершенно другому человеку из такого же знатного рода. А потому попытаемся представить ход событий следующим образом, — выдвинув свою собственную версию.
Конечно, всё это необходимо будет ещё проверять и проверять — в архивах Донского края. Но не имея возможности воспользоваться их неподъёмными для простого человека платными «услугами», сопряжёнными со всевозможными бюрократическими проволочками и потерей времени, — ваш автор в своём написании приводит свою собственную цепь логический умозаключений (информационно-аналитический поиск).
По всей видимости, было так. Известно, что офицерскому командному составу, участвовавшему в Отечественной войне с Наполеоном, — по завершении победоносной компании и выходу в отставку («на пенсию»), — в знак благодарности за их ратный подвиг перед Отечеством, — Царское правительство щедро раздаривало земли.
Такое признание Родины в виде огромного надела получил и ветеран-отставник — Иван Васильевич Греков 21-й.
Но вот какой казус! Ещё раньше в этих ничейных тогда землях, на берегу небольшой степной речушки Малой Гнилуши, — отставной казачий полковник, участник ещё более ранних по времени баталий во славу Отечества, — Андрей Лукич Сулин (1755-1820гг.), — имевший своё имение значительно дальше от сюда, — более чем в десятке вёрст южнее, — возвёл загоны для зимовки скота.
На собственный страх и риск, то есть никого не спрашивая, взял и устроил здесь на отшибе баз-зимовник («временное пристанище за пределами проживания, устраиваемое специально для укрытия скота зимой от вьюг и метелей»).
Где в обширных загонах, огороженный со всех сторон ещё и высокою стеною из камыша, — совершенно безопасно зимовали гурты крупного рогатого скота и табуны породистых лошадей для продажи.
Земли же, в виде плодородных пойм, закреплённые за полковником Сулином, — находились в более чем десяти верстах южнее его зимовника. Возведённого, скорей всего, путём обычного самозахвата нечейной тогда ещё территории.
Ведь местонахождение поместья бравого вояки однозначно подтверждается официальным документом — «Определением Войсковой канцелярии от 25 сентября 1797 года», — подписаным Войсковым атаманом Василием Орловым.
Этот документ совсем не двусмысленно указывает на конкретную геолокацию земельной собственности легендарного нашего земляка (смотрите ниже карту округи посёлка Сулин и сверяйте с написанным): «Ему, Сулину, под застроение хутора и поселение малороссиян при устье Гнилуши место занять позволить и довольствие иметь вниз по речке Кундрючьей на четыре и вверх, до отножины [ответвление реки, оврага или отрог горы], впадающей с правой стороны, по обеим сторонам оной»
Про сам зимовник Сулина, что находился значительно севернее его законных владений, в официальных бумагах нет ни единого слова. Да и не регестрировали тогда эти многочисленные, стихийно и в массовом порядке образующиеся по всей территории Войска Донского самые примитивные животноводческие объекты, исчисляемые многими сотнями.
Обслуживали большое животноводческое хозяйство полковника Сулина всего лишь три работящих семьи крепостных крестьян, — которых рачительный хозяин специально для этих нужд приобрёл в Центральной России : Бадашевы, Воеводины и Торопковы.
Причём, самым первым в зимовник был доставлен и поселён рядом с базами — именно Яким Торопков, купленный в Курской губернии. Лишь только потом подтянулись и остальные двое крепостных мужиков со своими семьями. А потому, именно Торопковых необходимо считать первопоселенцами.
Так вот. По получении от правительства огромного надела земли подполковник Греков 21-ый, стал счастливым обладателем ещё и зимовника, волею случая оказавшегося на территории, уже официально закреплённой за удачливым военным «пенсионером».
А заодно с процветающим хозяйством полковника Сулина, — новому владельцу Грекову достались ещё и три местных крепостных семейства.
Каким-то образом, новоиспечённый землевладелец всё же как-то смог договориться с прежним хозяином — о передаче себе зимовника вместе со стадами и со всем обслуживающим персоналом, по иронии судьбы вдруг оказавшимися в его частных владениях.
Нежданно-негаданно отставник Греков 21-ый стал обладателем уже устоявшегося и, безусловно, прибыльного животноводческого предприятия вместе со всей крепостной обслугой.
Возможно, просто купил у Сулина сразу всё скопом, — но об этом история умалчивает. По крайней мере, пока...
Как бы то ни было, но конкретное место под хутор Грекову даже не пришлось выбирать, — что совсем не легко было бы сделать на его столь обширных землях. Просто — «глаза разбегались» — от таких необъятных просторов. А тут, благодаря хозяйственной жилке полклвника Сулина — Греков попал на всё уже готовое.
А уж потом, после выбора конкретного участка под строительство — зафиксированного разрешительной бумагой своего собственного какого-никакого, но всё-таки хутора (преобразованного из уже существующего зимовника), — материализовавшегося ещё перед поселением Зверева — и также официально зарегистрированного через туже канцелярию Войска Донского, — казачий подполковник Иван Васильевич Греков 21-й никогда не жил, — а лишь иногда наведывался сюда… на любимую охоту.
Да и не было где здесь удобно надолго останавливаться — человеку его ранга…
Так вот. Новообразованный зарегестрированный хутор сознательно не обустраивался новоиспечённым хозяином под себя.
То есть по его же воле вообще был непригоден для постоянного проживания цивилизованным человеком, — а использовался как и раньше, когда хозяйство было всего лишь обычным зимовником полковника Сулина — в виде база для скота под присмотром одних лишь пастухов из непривередливого крепостного люда, — обитающих здесь же в примитивных жилищах.
А вот в этом месте повествования — немного отклонимся от проходящего «красной нитью» направления, — заданного нами же изначально.
Согласно трудам известного современного богучарского исследователя Евгения Павловича Романова (очень жаль, но в 2021-ом году его не стало) — у Ивана Васильевича Грекова 21-го, якобы, было своё собственное имение — в хуторе Томилинка («Греков», «Плесная — 2-я», «Томилина») (село Плесновка) Богучарского уезда Воронежской губернии.
К сожалению, при поиске того конкретного томилинского места жительства, предположительно, именно Ивана Васильевича Грекова 21-го — можно столкнуться с рассогласованием друг с другом имеющихся данных, полученных из разных источников.
Например, в архивных материалах, найденных местным Богучарским отрядом «ПАМЯТЬ» — томилинский Иван Васильевич Греков представлен как… штабс-капитан. Вот так вот!
Что совершенно не согласуется с известными данными на Ивана Васильевича Грекова 21-го — он подполковник…
И ещё одна неопределённость-нестыковка. Известно, что выходцем из хутора Томилинка Богучарского уезда Воронежской губернии являлся — «сын казака» (так он сам себя всегда называл), впоследствии ставший всемирно известным хирургом — Иван Иванович Греков (1867–1934).
Сразу же напрашивается логическое предположение, — что этот знаменитый доктор — Иван Иванович Греков, — являлся сыном того Ивана Васильевича Грекова, — проживающего там же в Томилинке Богучарского уезда Воронежской губернии и представленного в местных архивных материалах как… штабс-капитан.
Но маловероятно, что он может оказаться сыном подполковника Ивана Васильевича Грекова 21-го — такое родство противоречит значительной разнице в возрасте обоих.
Ведь известно, что средний возраст подполковников, служивших в 1812 году, равнялся — 37,0 годам. Отсюда вытекает, что подполковнику Ивану Васильевичу Грекову 21-ому на момент рождения в 1867 году прославленного врача Ивана Ивановича Грекова — должно было быть где-то около… 92 лет !
Ещё один контрдовод (кроме разницы в воинских званиях), — что подполковник Иван Васильевич Греков 21-ый и томилинский штабс-капитан Иван Васильевич Греков — это, якобы, одно и тоже лицо — является присутствие в 1868 году ещё живой (!) матери — на торжествах по случаю открытия местной церкви — когда одному из них было уже за 90 лет…
Становится понятным, что Иван Васильевич Греков из Томилинки — вовсе не может быть тем Иваном Васильевичем Грековым 21-ым, — на землях которого и был основан хутор Малая Гнилуша.
Тем более, что хирург Иван Иванович Греков пишет, — мол, его отец-казак был военным, который скончался преждевременно (надо понимать, что «п р е ж д е в р е м е н н о» — означает, «не по возрасту», то есть слишком рано). Значит, ещё относительно молодым, а никак не... 90-летним старцем.
Выйти из тупиковой генеалогической ситуации может помочь одно умозрительное предположение — если учесть, что между подполковником Иваном Васильевичем Грековым 21-ым и томилинским штабс-капитаном Иваном Васильевичем Грековым — было ещё одно, пока неизвестное нам «З в е н о».
Этим «Н е к т о» мог быть — некий «Василий Иванович Греков» — мифический сын Ивана Васильевича Грекова 21-го, — в свою очередь, предположительно, названный так в честь деда, что «сплошь и рядом» было принято в те времена. Да и по возрасту вполне подходит.
В соответствии с такими, как может показаться, чересчур смелыми догадками вашего автора, всё достаточно просто объясняется — известный томилинский штабс-капитан Иван Васильевич Греков 21-ый — является внуком известного подполковника Ивана Васильевича Грекова 21-го, — назван в честь знаменитого деда, а потому и с наследованием его родового «титула» (цифрового кода), — то есть почётного номера «21», передававшегося по наследству ближайшим членам семьи мужского пола с таким же точно именем-отчеством.
Богучарский исследователь Евгений Павлович Романов приводит и другие интересные исторические сведения — в бытность Екатерины II, — ею были выделены некоему Ивану Васильевичу Грекову 21-му крепостные крестьяне из однозвучного села Томилинка… Рязанской губернии.
А это ещё очередная загадка, связанная с данной легендарной семьёй — тот Греков, получивший крестьян от Екатерины II, фигурирует, почему-то, как… генерал? Да и Екатерина II умерла в 1796 году, — а это значит, что Ивану Васильевичу Грекову 21-му на начало войны с Наполеоном в 1812 году было не 37 лет (как мы предполагали до этого, смотрите чуть выше), а несколько больше.
Одним словом, — совершенно запутанная история, в которой ещё следует досконально разбираться, — но уже не нам, а другим любителям истории Отечества…
А потому, не уклоняемся от нашей главной темы написания и идём далее.
По замыслу дальновидного радивого хозяина, каким, судя по описанию, и был тот «изначальный» — подполковник Иван Васильевич Греков 21-й, — им предполагалось на месте чужого зимовника воздвигнуть так называемый «временный хутор», — служащий так же лишь для выпаса и зимовки скота, но и возможных редких посезонных наездов в эту свою дальнюю южную вотчину на охоту, — а не делать из него сразу обжитое по-настоящему поселение.
Таковы тогдашние местные традиции, и ничего с этим не поделаешь, — хотя и встречались отдельные исключения из устоявшихся донских правил, — как, например, это произошло с хутором того же Зверева, ставшим благодаря одномоментному переселению в него большой группы собственных крепостных крестьян сразу сносно обжитым.
Ведь обычно, как это вообще-то и было принято здесь на донской земле, — данное наспех возведённое на скорую руку из подручного материала селение, — поначалу всё-таки относилось к временным хуторам и порой представляло собой просто жалкое зрелище — примитивные камышовые или соломенные шалаши, а то и просто полуземлянки, расположенные рядом с обширными, но кое-как огороженными загонами для многочисленного хозяйского стада.
Ну, «а там как повезёт» — в зависимости от воли самого хозяина — продолжать или нет начатое дело, а также от экономических возможностей задуманного им предприятия.
«Дело случая», как говорится — укоренится хутор и утвердится на карте донского края или же зачахнет и совсем сгинет, — что происходило здесь сплошь и рядом со многими из подобных хлипких и поначалу нежизнеспособных времянок…
Итак. Временные хутора создавались зажиточными казаками повсеместно на донских просторах — специально вдали от места своего постоянного проживания, — для содержания там гуртов скота и проведения любимой казачьей забавы — сезонной охоты (собственное «охотничье хозяйство», как звучало бы сегодня).
Обычно, кроме посезонных пастушьих бригад из собственных крепостных и зимних наездов охотников во главе с хозяином и его друзьями, — в таких хуторах постоянно никто никогда не жил — «вахтовый метод», по-современному.
Но подполковник Греков сразу же исправил положение вещей, чем и «убил двух зайцев» — на этих, значительно удалённых от места своего постоянного проживания необжитых землях он оставил уже существующий зимовник, преобразовал его и зарегестрировав в Войске как собственный временный хутор.
А обслуживающую челядь, — когда-то прибывшую сюда ещё по воле прежнего хозяина из далёкой по тем меркам Центральной России, — новый владелец сделал первыми постоянными жителями нового официального поселения.
Итак. Ещё во времена хозяйствования Сулина — здесь были поселены три крепостных семейства. Но именно Торопковых самыми первыми привезли в зимовник полковника, а лишь затем сюда доставили Бадашевых и Воеводиных.
Как бы там ни было, все они мечтали о возможности стабильного проживания здесь — для себя и своих подрастающих чад.
А новый землевладелец Греков 21-ый поспособствовал преобразованию типичного для Донского края обычного зимовника, стоящего на отшибе, — во временной хутор, зарегестрированный в Войске и нанесённый на карту (на радость местным старожилам).
С перспективой преобразования данного поселения в постоянное жильё, — но уже под надёжной опекой-охраной новоиспечённых его обладателей, готовых стоять насмерть за хутор хозяина — прежде всего из-за того, что теперь в нём на вполне законных основаниях находился их собственный семейный очаг.
К тому же первопоселенцы были обязаны периодически брать на себя и функцию егерей в «охотхозяйстве» землевладельца — чаще всего зимой. Впрочем, не особо обременяясь этим упоительным занятием — охота всем им очень нравилась.
Тогда в этих глухих степных краях водилась всяческая живность — волки, лисы, косули, зайцы, часто с севера мигрировали лоси. Птиц же вообще было изобилие — куропатки, горлицы, перепёлки, а при перелётах останавливались гуси и даже лебеди.
Вот так вновь образованный грековский хутор и стал обитаемым уже на постоянной основе — сразу же после своего преобразования из зимовника Сулина — ещё в первой половине XIX веке.
Важно отметить, что это произошло ещё до Крестьянской реформы 1861 года — то есть до демографического бума, связанного с массовым наплывом на Дон переселенцев всех мастей.
Так вот. В результате обоюдовыгодной договорённости с новым собственником земли, новоиспечённый хутор под патронажем Ивана Васильевича Грекова 21-го и стал обживаться семьями переселенцев из Центральной России, — Бадашевыми, Воеводиными и Торопковыми.
Тут необходимо прояснить ещё некоторые нюансы. Обживаемый первопоселенцами Бадашевыми, Воеводиными и Торопковыми степной хутор — в балке Малая Гнилуша — вначале назывался совершенно по-другому, чем некоторое время спустя — пока ещё без географической привязки к местности.
Что напрямую было связано с фамилией основателя хутора. Который, кроме прочего, ни только выделил щедрый надел земли — семействам Бадашевых, Воеводиных и Торопковых, — но и заключил с ними перспективный для обеих сторон договор — на долгосрочную аренду выделенных участков.
Наши странники, прибывшие из далёкой России с мечтами о своем домашнем очаге, пусть поначалу и под патронажем их хозяина Сулина, — в этот, почти что безлюдный тогда дикий угол Области Войска Донского, — милостью Божию, в конце концов, нашли своё пристанище под эгидой уже нового собственника — возлюбили сии места как милую малую Родину и обосновались здесь на всю оставшуюся жизнь.
На старых топографических картах временный хутор, образованный местным землевладельцем подполковником Иваном Васильевичем Грековым 21-ым, — заселённый на постоянной основе Бадашевыми, Воеводиными и Торопковыми, а за ними через некоторое время и другими переселенцами — фигурирует пока ещё как «Греков».
Но через некоторое время со сменой собственника данных угодий он стал называться по фамилии нового хозяина-землевладельца — «Чукмарёв».
Чукмарёв — это загадочная личность, про которую местные жители до сих пор передают легенды. Но толком мало чего известно про него.
Кто-то говорит о нём как о злодее, а иные делают акцент на его суровый неприклонный характер. Как бы там ни было, но старожилы до сих пор вспоминают об этом человеке и называют хутор Малая Гнилуша по-старинке созвучно фамилии прежнего хозяина — «Чекмарёво». Чем-то таким эта легендарная харизматичная личность отложилась в народной памяти.
Несколько позже в книге Кириллова А. «Населенные пункты Области войска Донского с указанием округа и благочиния на 1896 год» — уже можно видеть совершенно другое название у данного населённого пункта (хутора): «Мало-Гнилушинский, поселение, Черкасский округ. Александровско-Грушевское благочиние Донской епархии. С. 30».
А ещё позже, в издании Областного статистическим комитета Войска Донского «Список населенных пунктов Области войска Донского на 1912 год» — данное поселение-хутор становится уже посёлком (45 дворов; 203 мужского пола и 197 женского): «Мало-Гнилушинский, посёлок Сулиновской волости на балке Малогнилушевке; Черкасский округ; Донская епархия, Александрово-Грушевское благочиние; С. 321».
Конкретные места под улучшенную застройку своих собственных домовладений с учётом подрастающих поколений, конечно недалече, чем в окрестностях обозначенных границ уже существующего временного хутора, — пионеры, пользуясь правами первопроходцев и необыкновенной благосклонностью к себе хозяина округи, выбирали сами — тут же в неглубокой живописной балке с одноимённым названием, разрезающей собою бескрайнюю увалисто-волнистую степную равнину, — в густо поросшей ивняком самой её низине.
Так хата родоначальника рода Торопковых — Якима Торопкова — была из дерева и стояла прям у речки Малая Гнилуша. Наш главный герой, Демид Якимович Торопков после смерти отца так и продолжал в ней жить. И лишь только потом его сын, Пантелей Демидович Торопков, здесь же рядом, чуть-чуть в сторонке выше по берегу построил и свою собственную хату-мазанку, но уже добротную, из местного камня-степняка.
В последующем, усадьбы в виде хат-мазанок с прилегающими к ним многочисленными хозяйственными постройками «искатели лучшей доли» возводили из степного камня, коего на их счастье оказалось изобилие в сих местах — домики для себя и для всякой живности построили непосредственно на берегу протекающей тут же на дне балки неширокой и неглубокой степной речушки-«переклейки» Малая Гнилуша, — окаймлённой камышово-ивовыми берегами и кишащей всяческой рыбой, несмотря на свои, казалось бы, совсем скромные размеры и мелководье.
Наличие рядом с усадьбой удобного водоёма, но образовавшегося неспроста, а благодаря воздвигнутой этими трудолюбивыми домочадцами искусственной платине, — в дальнейшем стало хорошим экономическим подспорьем целеустремлённым и дружным семейным коллективам — для разведения ими же чуть ли ни в промышленных масштабах домашней водоплавающей птицы на продажу.
Не зря же ещё с той далёкой старины хутор Малая Гнилуша стал славиться на всю округу — как царство гусей и уток.
Теперь акцентируем внимание только на Торопковых — моих пращурах. Как только они начали активно обосновываться, — сразу же, на перспективу взяли у хозяина земли и владельца гуртов большой надел, — а заодно разжились у него же и всяческой скотинкой, в том числе молодыми лошадьми.
Со временем, сколотив некоторое состояние и оставив необходимое количество тягловых лошадок чисто для хозяйственных нужд, Торопковы стали приобретать из хозяйского табуна уже чистокровных скакунов, — образовав из них скаковую коллекцию.
Но это их, далеко совсем не экзотическое для той исторической поры коллекционирование, поначалу имело под собой прежде всего не денежную, а чисто эмоциональную ценность — «какой же русский не любит быстрой езды». Впрочем, про прибыль тоже не забывали, а потому скаковое предприятие всё время расширялось и в конце-концов стало процветающим…
Вскорости о превосходных упряжках из Мало-Гнилушинского хутора пошла молва по всей Области Войска Донского — заказы на экипажи стали приходить даже из самого сердца казачества — Новочеркасска.
От богатеев не было отбою. Аренда чистокровных лошадок относилась к дорогому удовольствию, но уходила «на ура»— кому-то для богатой свадьбы, а кому и просто так — покататься «с ветерком».
Как бы то ни было, у вчерашних «сирых» переселенцев на новом месте вдруг появилась ещё одна статья дохода. Может быть, даже самая прибыльная из всех остальных. Живи, да радуйся — как говорится!
Хутор стал быстро разрастаться — дети вырастали и для них требовалось своё жильё.
Хоть под крышей отца семейства и жилось — «в тесноте, да не в обиде», — но воля дороже. И по прошествии совсем недолгого времени — рядом с главным домом Торопковых — уже стояла очередная хата очередных молодожёнов.
Благо, что «стройматериалы» — в виде того же дикого степного камня, глины, навоза, соломы и камыша — для быстрого возведения хат-мазанок — лежали буквально под ногами.
На хутор начали прибывать и новые переселенцы, селясь рядом с первопроходцами — в силу индивидуальных особенностей характера или же из-за экономических причин, а возможно, из соображений безопасности, — но вновь прибывшие не хотели обосновываться в одиночестве где-нибудь на отшибе в голой степи.
Но самое главное и прежде всего, — именно истинному хозяину сих земель было намного выгодней — создавать крепкое крупное поселение, — чем плодить мелкие хуторки и кромсать собственную землю на разрозненные, далеко стоящие друг от друга небольшие наделы.
Да и сами «понаехавшие» считали, что поднимать своё предприятие значительно легче и лучше, — когда рядом имеешь уже укоренившихся, надёжно стоящих на ногах соседей. Ведь нашим людям свойственна именно общинность — она в крови русского человека.
Русские люди — не чета американцам из той же исторической эпохи, — когда у них там за океаном ещё вовсю продолжалось освоение Дикого Запада — с присущим янки характерным ярко выраженным индивидуализмом, — с сознательно удалёнными друг от друга на большие расстояния одинокими чисто семейными фермами.
Меж тем, хозяйство Торопковых продолжало крепнуть, из-за чего свободных рук катастрофически не хватало — старожилы были вынуждены привлекать и новых соседей, которым уже не так везло по жизни, как самым первым жителям.
Ведь сразу по окончанию крепостного права в 1861 году Донская область стала притягательным районом усиленной колонизации — вожделенной мечтой наиболее продвинутой части сельского населения России, в одночасье избавившегося от своих ненавистных кровопийц-помещиков и уже вовсю мечтающих о лучшей доле для себя и своих потомков.
«Тысячи крестьян, в основном из центральных губерний, бегут на Дон, привлечённые слухами об обширных пространствах пустующих земель. Побудительной причиной массовых переселений на Дон, как и в целом по окраине, был низкий уровень жизни крестьянского населения, вызываемый, прежде всего, малоземельем» (Коломейцева М.А. Некоторые особенности крестьянского переселения на Дону в конце XIX века. Вестник Тамбовского университета. 2009)
На Дон в огромных количествах — поодиночке, а то и целыми группами — стали перебираться и люди вообще «без роду без племени», причём разного пола, — уже изначально лишённые всяческих средств к существованию.
Но им, к этому упорядоченному экономическому моменту, здесь абсолютно ничего не светило, — кроме как стать батраками на сезон или даже на постоянной основе — у состоявшихся местных богатеев.
Тем не менее, в силу высокоморальных христианских ценностей, которыми были пронизаны взаимоотношения между всеми людьми той достаточно высокодуховной эпохи и постоянно контролируемые церковью, но также из-за юридических обязательств, которые довлели над каждым и которые надо было строго исполнять — категорию босоногих искателей приключений (так называемых «босяков») при найме на работу требовалось обязательно пристраивать/обустраивать (своеобразный «социальный пакет»), — возводя хоть какое-никакое жильё этим невезучим представителям своего же этноса — тут же рядом с собой на хуторе.
Потом, уже после Революции, здесь на полностью освоенных богатых землях, был создан большой колхоз, но лишь на радость бедноте бессеребряной («к которой не идёт богатство, несмотря на старания») — с обнулением всего того, что создавалось многие десятилетия неимоверно тяжким трудом первопроходцев и преданных делу их целеустремлённых наёмных рабочих, мечтающих создать когда-нибудь и своё собственное такое же точно крепкое хозяйство.
Всё это будет потом, ну а пока, хутор Мало-Гнилушинский богател и стремительно рос — «как на дрожжах»…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
СЕМЕЙНЫЕ ВЕХИ
( МЛАДШАЯ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ВЕТВЬ )
«Они смотрят на нас с фотографий
Пожелтевших, цветных, чёрно-белых
И скупы строчки их биографий
Точек мало, всё больше пробелов
Они смотрят на нас с фотографий
Они смотрят, как будто живые
И не хватит на всех эпитафий
Но для нас они просто, святые»
(Юрий Никитенко)
В городе Александровске-Грушевском (ныне это город Шахты Ростовской области) с 1884 года — существовал фотосалон известного на юге России фотографа с художественной жилкой — Лосева Василия Тимофеевича.
А в городе Сулин, что примерно в 40 км от Александровск-Грушевского, на металлургическом заводе Пастухова в то же самое время располагался салон-филиал этого знаменитого фотохудожника.
Проживая на доступном (в пределах лошадиных переходов) расстоянии, Торопковы не преминули запечатлеть свой образ для истории — «на память потомкам», так сказать.
Чем мы сейчас и воспользуемся…
Дошедшие до нас — через войны, революции и другие пертурбации — эти немногочисленные старые снимки семьи Торопковых, — к сожалению, время не пощадило. И не все из них сохранились.
Но тем они ещё больше интересны и привлекательны, так как на примере жизнеописания всего лишь только одной этой семьи, изображённой на ветхой бумаге и отображённой в данном написании, — ярко демонстрируется вся нескончаемая трагичность истории нашего Отечества.
Оглядываясь назад, становится понятным, — что на любом этапе развития России — периодические подъёмы к благоденствию вскорости сменяются резким падением чуть ли ни в ад кромешный…
Остаётся лишь надеяться, — что когда-нибудь наша Родина всё же прорвётся — «через тернии к звёздам» !
Хозяйство семейства Торопковых было чем-то схоже с обычной североамериканской фермой той же эпохи, — а на первом этапе, ещё до массового заселения хутора, — буквально «один в один».
— Например, на случай встречи с лихими людьми в этих глухих местах, сын старшего Торопкова, как и американские фермеры той поры, всегда носил с собой револьвер (на вполне законных по тому времени основаниях).
После смерти отца Пантелей Демидович Торопков остался за старшего в большом семействе, где женщины превалировали. Поэтому-то он прежде всего озаботился о судьбе своих сестёр и, в конце концов, всех их до единой удачно выдал замуж.
А вот в этом самом месте необходимо будет отметить — очень важную деталь биографии — Пантелея Демидовича Торопкова.
Семейство Торопковых относилось к зажиточным крестьянам, но при этом всегда сохраняло положительные личностные качества. И прежде всего, что особо ценилось среди односельчан — это была семья честных, справедливых и отзывчивых труженников.
Потому-то на хуторе все они пользовались большим уважением и непререкаемым авторитетом у земляков. Из-за чего Пантелей Демидович Торопков неоднократно занимал выборную должность — «Сельский староста» (низшая ступень в иерархии сельской власти Российской Империи).
Когда страда отступала, хуторские мужики устраивались на близлежащий Сулинский металлургический завод, — чтобы не сидеть без дела, да и подзаработать какою-никакую копеечку («сезонные вахтовики», как сказали бы сегодня).
Пантелей не был белоручкой и, несмотря на свою начальственную должность, тоже зимой подрабатывал на легендарном заводе Пастухова — простым рабочим.
Именно благодаря этому своему периодическому преобразованию — из селянина в пролетария, — он и смог увековечить память об отце — Демиде Якимовиче Торопкове — буквально на века в прямом смысле.
Когда тот умер в 1908 году, сын собственоручно отлил ему из чугуна православный крест и надгробную плиту, — которые и поныне стоят на месте захоронения.
В 1919 году началось трагическое восстание казаков — против жесточяйшего большевистского террора в их адрес (расказачивание местного населения). По сути гнев степного воинства был праведный, но всё же не увенчался успехом. Проводимое властями истребление казаков в конце концов предвосхитило геноцид и всего русского этноса.
Итак. С целью пополнения своих уже немногочисленных и достаточно потрёпанных к этому времени рядов, — взбунтовавшиеся казаки стали обращаться ко всем Сельским старостам Войска Донского, — чтобы те выделяли пригодных для военной службы даже уже и не казаков, а обычных мужиков.
Восставшие против Советской Власти обратились с «мобилизационным предписанием» — в том числе и к старосте Пантелею Торопкову. Но тот вовсе не был симпатизантом бунтарей и вполне естественно, что при таком критическом настрое к их белому движению (к тому же, будучи ещё и очень набожным человеком, а потому ярым противником братоубийственной Гражданской войны), — поступил как и подсказывало ему его доброе христианское сердце — велел всем своим военнообязанным подопечным покинуть дома и на время принудительной мобилизации спрятаться по близлежащим балкам.
Белоказаки остались ни с чем, но тем не менее от Пантелея не отстали и снова уже безапелляционно повторили приказ. Но и во второй раз случилось тоже самое — «от ворот поворот».
Беда не заставила себя долго ждать. В хуторе Александровско-Кундрюческий (ныне это хутор Пролетарка), где находилась главная контора и куда Пантелей периодически наведывался по служебным делам как Сельский староста, — казаки над ним учинили жестокую расправу.
Пантелея, избитого до полусмерти нагайками, сердобольные местные мужики привезли на телеге домой в родной хутор, где через некоторое время он и скончался.
Это был тот злополучный для России 1919 год — самый разгар позорнейшей братоубийственной Гражданской войны, — в которую ввергли несчастную страну и заблудших её граждан — внешние и внутренние антирусские силы...
Для более полной характеристики отчаянно-смелого семейства, наперекор всему обосновавшихся в совершенно диком степном краю, необходимо отметить ещё одну немаловажную деталь их нрава.
— Даже женщины из рода Торопковых сызмальства были приучены к седлу, что неудивительно для вольнолюбивых обладателей столь драгоценной коллекции лучших представителей лошадиного племени. Как говорится — «Сам Бог велел».
Так, самая младшая из детей — Евдокия Демидовна Торопкова (наша с братом прабабушка) — уже в свои 17 лет от роду заняла первое место среди женщин — на ежегодных скачках по Области Войска Донского [что должно быть зафиксировано в архивных документах].
Земельный надел Торопковых граничил с таким же как и у них большим участком земли, принадлежащим семье Ищенко — из хутора Раков, отстоящего от Малой Гнилуши, вообще-то, на неблизком отдалении.
Они были тоже переселенцы, — но прибывшие в благословенный Донской край уже после отмены крепостного права — из Харьковской губернии — и так же как Торопковы стали самыми первыми поселенцами — в хуторе Раков.
Семьи нередко пересекались друг с другом в рабочие будни на поле и даже бывало обедали вместе здесь же на общей меже. Там и приглянулись друг-другу парень с девушкой из двух родов первопроходцев.
Значительное расстояние между хуторами (более 10 вёрст) не помешало потом молодым встречаться — когда на коне, а порой и на своих двоих влюблённый парубок навещал свою ненаглядную дивчину чуть ли ни каждый вечер. Дело молодое…
Естественно, в конце-концов эти милования закончились сватами…
А теперь возвращаемся к самому началу данного повествования. В 2021 году скоропостижно скончался от коварной заморской болезни, охватившей весь мир, мой родной младший брат — Александр Васильевич Щербаков.
Но он оставил после себя две дочери — Анастасию Александровну Щербакову и Светлану Александровну Щербакову, — уже пра-правнучек Евдокии Демидовны Ищенко (Торопковой).
Младшая дочь, Светлана Александровна Никифорова (Щербакова ) подарила отцу 3-ёх внучат, — самому младшему из которых на тот период было всего лишь 5 месяцев, но дедушка всё же успел перед своею смертью его понянчить.
В каждом из этих её малышей течёт кровь — и тех славных первопоселенцев Торопковых…
И ещё. Будучи продолжателями рода и других славных предков, — уже по отцовской казачьей линии из хутора Власов, — родные братья — Щербаков Павел Васильевич и Щербаков Александр Васильевич — внесли и свой посильный вклад в возрождение Донского казачества, — в самом начале компании вступили в ряды легендарного степного воинства, — сначала это сделал младший брат, а затем через некоторое время (несколько лет) по приезду в родные края и старший.
Итак. Жили в трудах, любви, благополучии и как-то не думали, что совсем скоро всем им предстоит «хлебнуть лиха» — ведь уже приближалось то Зловещее, что совсем скоро начнёт коверкать судьбы миллионов людей, разобщать их и раскидывать оставшихся в живых по всему белу свету.
Впереди уже маячили — Первая мировая война, Февральская революция, Большевистский переворот, Гражданская война, последующий свирепый голод, «Раскулачивание», «Расказачивание», насильственная коллективизация, сталинские репрессии, снова голод, Великая Отечественная Война, немецкая оккупация, и опять послевоенный голод…
Страшный молох, прокатившийся по когда-то (вроде бы, совсем недавно в рамках истории) благополучной стране, не мог не затронуть и семейство Торопковых.
«Но это уже совсем другая история» — для повествования которой необходимо наличие соответствующей информации — и написание которой мы предоставляем другому автору…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Л О К А Ц И Я
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
П О С Л Е С Л О В И Е
«Род проходит и род приходит, а Земля пребывает во веки»
(Книга Екклесиаста 1:4)
Всё вышеизложенное не есть — «истина в последней инстанции», — вполне возможны уточнения и дополнения.
Быть может, откликнется кто-нибудь ещё — от потомков рода Торопковых— и внесёт свои собственные коррективы. Автор сего «исторического опуса» будет только рад таковым правкам от своих дальних родственников.
Наверняка, на сегодня остались те, — кто несёт в себе кровь славных первопоселенцевТоропковых.
Кого-то из них судьба раскидала по всему свету. А кто-то, возможно, так до сих пор и проживает непосредственно на земле своих пращуров — в уютном хуторе Малая Гнилуша или округе.
А потому, хотелось бы закончить биографический экскурс оптимистичными словами из Библии: «Ищите и обрящете»…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
И С Т О Ч Н И К И
- По материалам преданий от уже давно ушедших дорогих сердцу родственников и по фотографиям из семейного архива их потомка — Щербакова Александра Васильевича, — местного жителя, проживавшего территориально в бывшем хуторе Раков, то есть относительно недалеко от описываемой локации, — к сожалению, ныне тоже покойного.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
П Р И Л О Ж Е Н И Е
( «КТО ЕСТЬ КТО» )
И Д Е Н Т И Ф И К А Ц И Я
Особую благодарность хотелось бы выразить жительнице Красного Сулина — Надежде Васильевне Агуренко-Саяпиной — которая стала соавтором нашего совместного исследования
Именно благодаря ей удалось досконально разобраться с родословной по малогнилушенской линии и уточнить «кто есть кто»...
Самобытный краевед — совершенно самостоятельно составила генеалогическое древо, — у «корней» которого стоит родоначальник всего нашего рода — Яким Торопков, — в бытность свою волею случая неожиданно даже для самого себя ставший первопоселенцем.
— Именно с него-то и началось заселение нынешнего хутора Малая Гнилуша.
По словам любительницы родимого края, — Надежды Васильевны Агуренко-Саяпиной — на сегодняшний день ей известно порядка 200 (!) потомков Якима Торопкова — наших с нею родственников...
Но идём далее. Уже на «стволе» нашего генеалогического древа, конечно же, прежде всего указывается — Демид Якимович Торопков — как представитель основной (по старшинству) линии рода.
Вообще-то у первопоселенца Якима Торопкова было четыре сына (Алексей, Демид, Николай, Филип) и одна дочь Гарпина. Но все бразды правления после смерти прародителя перешли — именно к Демиду Якимовичу Торопкову.
И ещё. Мы с Надеждой Васильевной Агуренко-Саяпиной принадлежим — различным «ветвям» родословия и относимся — к «листьям» конкретных своих ветвей.
Она — правнучка Пантелея Демидовича Торопкова, — единственного сына главы большого семейства — Демида Якимовича Торопкова.
Я же — правнук родной сестры Пантелея Демидовича Торопкова — Евдокии Демидовны Торопковой, — самой младшей из 8 дочерей главы большого семейства — Демида Якимовича Торопкова.