«Ай-яй-яй, как нехорошо, нехорошо все это» - тихо-тихо шептал себе под нос первый, единственный и последний президент Советского Союза, 91-летний Михаил Сергеевич Горбачев, сидя в своей скромном домике в Баварии за еще более скромные 7 млн евро.
«Ой-ой-ой» - шептал мистер Горби, пролистывая немецкие новости о том, что скоро придеться меньше мыться, что рост цен на газ обещает быть ужасным, что зимой будут веерные отключения электричества, а хваленой промышленности ФРГ так и вовсе может прийти полный «дастиш фантастиш».
«Да, это надо менять, надо решительно что-то делать! Время требует от нас кардинальных действий» - промелькнуло у бывшего генерального секретаря СССР в голове и он, порывшись в записной книжке набрал телефон Олофа Шольца.
Телефоны всех более-менее известных правителей старенькому Михаилу Сергеевичу по старой привычке присылали из ЦРУ, это была награда за работу по «перестройка».
И хотя, разумеется, политическое время некогда молодого и прогрессивного Горбачева уже давно ушло, он был рад покалякать с сильными мира сего, тем более в Москве, Нью-Дейли или Пекине давно не брали трубку.
А Джо Байден, бы все-таки еще слишком юн для Михаила Сергеевича и более того, постоянно засыпал, а просыпаясь, вечно задавал один и тот же вопрос, когда отменят путинский налог, что звонить в Вашигнтон первый, единственный и последний президент СССР забросил как год назад…
«Гутен так, Герр Шольц, вас беспокоит Михаил Сергеевич Горбачев, мой фюр… мой канцлер» - начал, когда в трубке что-то ответили, бывший лидер бывшей страны.
«О, йа-йа, я крайне рад слышать человека, который подарил нам ГДР!» - было слышно, как Олаф Шольц улыбается, и даже слышно, как он протирает крест своего любимого дедушки» - «Чем я есть мочь помочь нашему лучшему другу, другу наших прекрасных европейский ценностей? Пицульку заказать на весь Бундестаг?».
Олаф Шольц вспомнил, что Михаил Сергеевич любил рекламировать фаст-фуд с молекулами свободы.
«Найн, данкешон» - ответил Горбачев поморщившись, от пиццы у него давно была изжога, он предпочитал картошечку в мундире, но тут этого могли не понять, поэтому приходилось обходиться сосисками и прочей гадостью.
«Герр Шольц, у меня к вас есть один маленькая просьба» - Михаил Сергеевич очень волновался, от этого, фактически сейчас зависела его карьера.
«Я весь слух, любой каприз!» - Шольц сегодня был в хорошем настроении, еще пара заводов в Германии приказали долго жить – «Мы, я, герр Хабек и наша любимая Лена Анна Бербок сделаем всем для вас, наш прези… наш любимый мистер Горби!».
«Вот как раз об этом я и хотел бы поговорить» - Горбачев решил идти ва-банк, в 91 год сложно было размениваться на многоходовки – «Герр Шольц, вы могли бы чуть-чуть притормозить с развалом Дойчленда?»
«Чаго?» - такого самый главный директор Германии не ожидал и даже удивившись сам себе, перешел на русский с ярко выраженным рязанским акцентом.
«Да, да, мой фюр… мой канцлер» - продолжил Михаил Сергеевич – «Вы не могли быть чуть попозже углубить кризис вашей страны? Начать вы, конечно, хорошо, но это моя маленькая невинная просьба.
Ведь за 200 дней вы наворотили столько своего канцлерства, что уже перегоняете мой рекорд по развалу страны советов. А я не хотел бы оправдываться, когда увижу Раису Максимовну, что какой-то мелкий ГЕРР обошел меня на повороте! Все-таки, ухайдокать СССР это не поле перейти!».
«Нет, на это я пойтить не могу!» - заговорил почему-то фразой из известного советского фильма, во времена которого молодой Михаил Сергеевич бы второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС Олаф Шольц.
«Простите, но дорогой это не есть возможно! Меня выбрали всем Доичлендом, чтобы я показал Путину и я приведу Германию туда, куда приведу! Нам не нужны заводы, богатство и горячая вода! Мы должны быть свободны от наследия Меркель и предрассудков 20 века! Всей это глупости «немец значит богатый» – должен быть положен конец! Тут компромиссов быть не может, конец связи!».
В трубке у Горбачева послышались короткие гудки, а по стареньким щекам первого, последнего и единственного президента СССР стекали старческие слезы.
Путин забрал у Горбачева бедную Россию, а теперь Шольц забирал рекорд по развалу успешной страны. И на это приходилось смотреть, ведь кто-то упорно не хотел забирать Михаила Сергеевича к себе. И это было самое страшное наказание.