Вечером с мамой пришёл дядя. К ним никогда и никто не приходил. Все люди жили там, где-то за окном или за дверью. Ганешка настолько была удивлена, что даже спрятаться забыла. Стояла в прихожей и молча таращилась.
- Твоя чебурашка? - Пробасил гость.
- Моя, - нехотя ответила Лидка. - Пойдём на кухню, Трепач. Сейчас покормлю тебя.
- А её? - Кивнул в сторону ребёнка. - Заодним и познакомимся.
- Оставь. Немая она, да ещё и
дикая. Не будет она с нами сидеть.
- Она чего... того? - Трепач покрутил пальцем у виска.
- Не знаю и знать не хочу, - зло перебила его Лидка. - Некогда мне разбираться. У меня работы много. Жива, здорова. Чего ещё надо?
Ганешка ушла к себе, опять забилась в угол и задумалась. Дядя был старый, даже старше того белого дяди-праздника из телевизора. И борода у него была, только она такая же, как там, за окном: тёмная и некрасивая, вся какая-то... мусорная. Ганешка не смогла подобрать нужное слово, вот и выбрала нехорошее. В телевизоре говорили, что мусор - это плохо, это когда не прибрано. А ещё сказали, что весна началась. Значит весну она любить не будет. Не понравилась она ей. Да и мама сейчас сердитая приходит. Говорит, что грязи много и вода задолбала. Непонятно, но раз мама недовольна, значит и ей положено считать весну плохой. А самое обидное, что подарка уже не будет. Такие дяди не приносят подарки.
***
- Трепач, ты давай это... оставайся у меня.
- Зачем?
- Да так... живи здесь, чё мотаться-то...
- Нет, Лидка, не останусь. Стар я для бабы уже. Найди другого.
- Я тебя не трахаться приглашаю. Хороший ты человек, Трепач. Взял и помог мне. Никто не помогает. Идут эти... жильцы... мимо идут... западло им до мусорки дойти, а я, значит, горбатиться тут должна за копейки. Ты другой, пожалел меня. Меня никто никогда не жалел. А чего тебя Трепачом-то прозвали? Язык что-ли длинный?
- Длинный. Я актёром раньше был... давно уже... чего и говорить.
- В кино что-ли снимался?
- Нет, в театре работал... давай о другом.
- Ага! Здорово мы сегодня с тобой, правда?! Давай за это спрыснем по чуть-чуть. Это сколько ж я там шоркалась бы одна! Вдвоём-то раз и всё, быстро управились. Оставайся, Трепач. То, что болеешь, так ерунда это всё. У меня же есть деньги. Лекарства купим... одежды вон... полно всякой.
- Нет, Лидка, не могу. Да не в тебе тут дело. Боюсь я долго на одном месте оставаться. Всё кажется, что вот только остановлюсь... и каюк мне, тут же костлявая заявится. Ты, Лидка, это... не бери в голову. Буду приходить, помогать, но... надо мне идти... жить ещё хочу. Не готов я, понимаешь, под лежачий камень. Боюсь я в землю-то, даже ямы обхожу. Побегать хочу ещё немного.
- Ладно. Ты уж не забывай, заходи. Ждать буду. Когда уйдёшь-то?
- Пару-тройку дней поваландаюсь здесь. Утром с тобой пойду. Подметём там... А потом прошвырнусь по окрестностям. Девку твою можно с собой взять? Как её зовут?
- Ганешка. На кой черт она тебе?
- С ребёнком подают больше.
- А-а, хоть какая-то польза. Бери, если пойдёт.
- Пойдёт... талант не пропьёшь. Вечером вернёмся, расскажешь мне о себе. Мутная ты какая-то, Лидка. Как-то неправильно ты живёшь. Другая бы на твоем месте...
Женщина зло шикнула.
- Не твоё дело. На моём месте, Трепач, правильные не выживают.
***
Вернувшись, Трепач застал девочку сидящей на корточках у телевизора. Видно так она была увлечена, что не услышала даже шагов за спиной. Вздрогнула, когда тяжёлая ладонь опустилась ей на голову, испуганно закричала. Мамин гость подхватил её, усадил на колени и, поглаживая по волосам, начал тихо шептать.
- Не бойся меня, Ганешка. Не надо меня бояться. Я тебя не обижу. Я ведь и сам такой же, как ты, никому не нужный. Ты успокойся, ладно. Меня Трепачом все кличут. Ну, вот и познакомились. Давай руку. Давай-давай, положено так. Когда друзья встречаются, должны пожать друг другу руки. Мы ведь друзья, да?
Ганешка ничего не поняла, но тихий голос дяди немного успокоил её. Девочка неуверенно кивнула.
- Вот и хорошо. Кушала уже? Нет? Тогда пошли на кухню, перекусим, да пойдём. Ты гулять-то выходишь? Не понимаешь? Ну, там... на улице... ходишь туда? - Трепач пытался объясниться с помощью неуклюжих жестов. - Гулять, понимаешь... туда... топ-топ... на улицу... туда...
Ганешка с интересом наблюдала за ним. Она поняла, что дядя хочет выйти туда, за окно. Она видела, что там много людей и даже маленькие есть вроде неё. Ей очень хотелось посмотреть, но так страшно одной. Может попроситься с ним. Дядя вроде добрый, не обижает её. Она улыбнулась и кивнула.
- Молодец, хорошая девочка. Мы с тобой отлично проведём время. Я тебе город покажу... да... походим везде... посмотрим. Сейчас поедим и пойдем. У тебя одежда-то есть?
Ганешка знала, что такое одежда, загулила радостно, закивала.
***
Овощной павильон, неприглядный по причине прошедшего нерабочего зимнего периода хмуро и как-то слякотно приютил странную парочку. Облезлый, худой... хотя нет, лучше сказать жилистый бродяга неожиданно для всех производил впечатление разумного существа, особенно при ближайшем рассмотрении. Нечесанные длинные седые патлы с такой же неопрятной бородой не смогли скрыть ни осмысленный взгляд его смиренно-скорбных, порядком уже выцветших
голубых глаз, ни его почти аристократическую осанку. « Сядь нормально, по-человечески, Трепач. Да расслабся ты. Здесь все свои, - довольно усмехалась Лидка, явно благоволившая страннику. - Чё ты как будто кол проглотил. Дай хребтине отдохнуть.»
… И рядом с ним мелкое непонятное существо, испуганно глазевшее на прохожих...
Трепач приглядел это место пару дней назад. Тащиться на вокзал с девочкой не было смысла. Там свои порядки. У магазинов охрана турнёт, да ещё и полицию вызвать могут. Конечно в провинции полицейские не так злобствуют, только беспаспортному бомжу одинакого всё фиолетово. Разве что покормят... А здесь навес у павильона широкий. А ещё, по причине наступивших выходных и солнечного весеннего дня, местный народ массово повалил на улицу подышать свежим воздухом. Благо асфальтовые дорожки не только снег скинули, но даже почти просохнуть успели.
- Смотри, детка, и учись. Тебе это точно понадобится.
Трепач с жалостью взглянул на девочку, замотанную в тряпьё не по размеру. В дурацких ботинках, привязанных к ноге. Чтобы не слетали, так как были чуть ли не в два раза больше ноги ребенка. Мужчина вздохнул. Судьба явно отмерила девочке дерьма даже больше, чем ему. Ничего, малышка, пробьёмся.