1. Философ работает с эйдосами. Эйдосы же как таковые это ― полнота бытия, чистое существование сущности. А вот исторические факты, юридические акты, кирпичи, москвичи, женщины, мужчины, коровы, лошади, Вронские, Каренины за вычетом эйдосов суть полнота небытия, то есть чистая, ничем, ни одним эйдосом, не тронутая материя.
2. Вычтите из платья его фасон и шитьё, у вас останется одна материя, портняжная ткань, как ещё только возможность платья. Вычтите из материи, то есть портняжной ткани, эйдос, то есть смысл, ткани, у вас останется только возможность ткани и чистая материя, то есть материал вообще, ни тканое полотно, ни нетканое, ни земля, ни воздух, ни огонь, ни вода.
3. Этот чистый материал вообще и есть материя как философская категория. Материя — это чистая возможность всякого бытия. Так её определял Аристотель Стагирский. А то, что называют материальным — скамейки, станки, реки, дороги — суть не материальное чисто, а синтез чистой материи, то есть возможности, с чистой идеей дороги, реки, станка, скамейки. То бишь, скамейка, станок, река, дорога — равномерно и идеальное, а не только материальное.
4. Философ работает с идеями, а не со скамейками, на которых сидел В. И. Ленин, и не с чайниками, в которых для него грелась вода.
Уж в этом чайнике нельзя,
Должно быть, воду греть.
Но как нам хочется, друзья,
На чайник тот смотреть!
Так вот, философу не хочется. И вы, с восторгом смотрящие на прохудившийся чайник, ему не друзья. Он к чайникам, кроме своих домашних, к которым относится чисто функционально, совершенно безразличен. Как безразличен и к людям, восторгающимся чайниками. Они его не занимают, как подобострастного в отношении В. И. Ленина С. В. Михалкова.
5. Но с чистыми ли эйдосами, иначе называемыми идеями, работает философ? С чистыми эйдосами работает только чистый, а не эмпирический ум. Эмпирическому уму можно и нужно стремиться к чистоте, но полная эйдетическая чистота ума доступна лишь аристотелеву Перводвигателю. Поэтому философ так или иначе задевает эйдосы и в результате прикосновений фиксирует то или иное эмпирическое их проявление.
6. Так чистый эйдос во взаимодействии с речью философа даёт о себе знать. Конечно, проявление в речи — не чистое и не полное бытие, ибо не исчерпывает всех проявлений эйдоса и не проявляет всю его сущность, но хотя бы наиболее чистое, наиболее полное проявление из эмпирически возможных...
7. Но как являются полнотами бытия Вронский и Каренин, казалось бы, чистые создания сочной эмпирической писательской фантазии Л. Н. Толстого? Это не случайные люди, набранные с улицы по объявлению. Это типические герои в типических обстоятельствах. То есть идеи, пусть и с кусками мяса, помещённые в идейный же контекст. Вронский сам о себе говорил: «глупая говядина».
8. Текст.
«Главная же причина, почему принц был особенно тяжёл Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего. Он был джентльмен ― это была правда, и Вронский не мог отрицать этого. Он был ровен и неискателен с высшими, был свободен и прост в обращении с равными и был презрительно добродушен с низшими. Вронский сам был таковым и считал это большим достоинством; но в отношении принца он был низший, и это презрительно-добродушное отношение к нему возмущало его.
«Глупая говядина! Неужели я такой?» думал он.
Как бы то ни было, когда он простился с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества».
Толстой, Л. Н. Анна Каренина. Роман. ― Толстой, Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 тт. Т. 18. М.: «Художественная литература», 1934. С. 374.
9. Сколько живых эмпирических размышлений героя о самом себе… Сколько живой эмпирии в этих рассуждениях… Так какой же тут эйдос? Разве отсюда можно его извлечь?
Из всего можно извлечь эйдос. А чем же мы занимаемся, когда пытаемся постичь смысл стихотворения или романа? Именно по воплощению в слове выявляем смысл, несомый словом, эйдос, облечённый в слова. А для этого надо пройти путь читателя, обратный пути писателя: не от замысла к воплощению, а от воплощения к смыслу. Но если есть воплощение, значит есть плоть, есть мясо, хотя и не обязательно говядина. И этой плотью может быть как материал массо-габаритного макета самолёта или бомбы, так и бумага, на которой имеются чертёж и расчёты бомбы или самолёта. В художественно-писательском деле плотью эйдоса является слово. В философско-умственном — тоже слово, хотя философ обращается с ним иначе, чем писатель. У артиста — краски и полотно. У скульптора — мрамор, гранит, дерево, глина, бронза. У танцора — тело и звуки музыки. У актёра — тело и голос.
Вот принц считает себя умнее Вронского. У них в сознании Вронского наметилось что-то вроде конкуренции умов, о каковой конкуренции принц и не подозревает. А Вронский видит себя в принце, как в зеркале. И насилу терпит в ожидании, пока зеркало не скроется, точнее — пока сам он, Вронский, не отойдёт от зеркала.
«Глупая говядина! Неужели я такой?» — вопрос, несомненно, риторический. Вронский знает, что он такой, что это он сам, только снобизм его на ступеньку ниже принцева, вот Вронский и бесится, пытается себя обмануть и понимает, что себя-то и не обманешь. Глупая говядина, у которой достало ума осознать себя таковой, осознать без прикрас… Приходится констатировать, что эйдос Вронского — самосознающий, то есть интеллигентный, эйдос.
2022.07.25.