Идеологическое противостояние через обращение к истории в художественных фильмах – это дорога с двусторонним движением. Потому как на любого державного идола вроде Екатерины Великой, Наполеона Бонапарта или Юлия Цезаря найдутся оппоненты среди радикальных народных движений: Степан Разин, герои Парижской коммуны или Спартак. Вот о «Спартаке» сегодня и поговорим.
Фильм рассказывает о, пожалуй, самом знаменитом восстании рабов в истории человечества. Взбунтовавшиеся гладиаторы под руководством фракийца Спартака сумели всерьез навести шороху в Римской Республике 70-х годов I века до н.э.
На большом экране события превращаются в размашистый крупнобюджетный пеплум. Здесь и быт римской провинции в гладиаторской школе Лентула Батиата; и политические интриги республиканской элиты, разворачивающиеся в прекрасных мраморных залах; и многотысячные когорты легионеров, эффектно марширующих перед камерой. Разумеется, ждет зрителя и столкновение в открытом бою армии невольников и войск римского полководца Марка Лициния Красса.
В случае со «Спартаком» уместно говорить о разных мотивах ряда талантливых людей, которые на выходе создали интересную картину. Началось всё с голливудского актера Кирка Дугласа, захотевшего спродюсировать собственную эпическую ленту по типу «Бен-Гура» и сыграть там главную роль.
Его взгляд упал на роман Говарда Фаста, коммуниста, отсидевшего три месяца в тюрьме за неуважение к Конгрессу (на дворе маккартистская «охота на ведьм»). Фаст, к сожалению, оказался не способен написать киносценарий самостоятельно, и в проект попал… еще один коммунист, отсидевший за неуважение к Конгрессу - Далтон Трамбо.
Легендарный сценарист с большим усердием взялся за работу и выстроил историю о классовой борьбе с множеством аллюзий к ХХ веку. Наконец, ставить это всё взялся амбициозный Стэнли Кубрик (сменивший Энтони Манна), находившийся под влиянием «Александра Невского» Сергея Эйзенштейна и одержимый идеей монументальной постановки.
Подобно лебедю, раку и щуке из знаменитой басни, ни один из вышеперечисленных кинематографистов так и не добился реализации своей повестки в полной мере. Но получилось нечто большее, чем просто пеплум в древнеримских одеждах.
Например, когда Лоуренс Оливье в образе Красса цинично заявляет сенатору Гракху (Чарльз Лоутон), что составлены списки неблагонадежных из всех провинций, и по ним начнутся аресты – это отнюдь не про Рим. Кирк Дуглас в образе Спартака берет в свое бунтовское войско раба Антонина (Тони Кёртис), не способного к сражениям, но владеющего искусством песен и фокусов – ведь восставшим нужна какая-то собственная культура, и это тоже будто бы не только про Рим.
А Кубрик, с его стремлением к эпосу, достиг по-настоящему высокого градуса, показывая кульминационное столкновение между рабами и римлянами.
Фильм, конечно же, принес кассу, но его главным общественным достижением стало уничтожение практики черных списков (когда многие деятели культуры просто не могли официально работать) и ослабление государственной цензуры. К тому же, он напомнил, что история, как и фантастика, может быть полноценным культурным фронтом, где можно дать бой разного рода реакционерам.
