«Храбрый человек — это тот, кто делает все как следует».
Лев Толстой
Писать о событиях всем известных — задача трудная. Всегда есть риск повториться. Но иногда в, казалось бы, известных фактах неожиданно высвечиваются новые моменты. Надо только сделать небольшое усилие и попытаться понять те или иные поступки наших предшественников; задуматься, что ими двигало — только приказы свыше или нечто другое, присущее издавна природе человека — проявлять сострадание к ближнему, пусть и в особой форме.
В экспозиции музея-панорамы выставлена фотография полковника Константина Андреевича Журавлева и его награда — орден Отечественной войны I степени. Волей обстоятельств в самом начале Сталинградской битвы ему пришлось оставить должность штабного офицера — начальника оперативного отдела штаба 62-й армии и превратиться в строевого командира всего лишь на 3 недели. Случай на войне не такой уж редкий, но его последствия во многом определили не только судьбу самого Журавлева, но и еще нескольких тысяч участников небывалого в истории Отечественной войны противостояния.
Не так давно обнаружен документ, нигде не публиковавшийся. 18 июля 1942 года, в самый накал событий, командующий Сталинградским фронтом Маршал Советского Союза Семен Тимошенко и член военного совета Никита Хрущев шлют Иосифу Сталину телеграмму. В ней среди прочего они докладывали, что выполнили пожелание командующего 62-й армии генерала Владимира Колпакчи и сместили полковника Журавлева с его поста. Что произошло на деле — никто из авторов исследований по Сталинградской битве не сообщает. Даже в монографии академика Александра Самсонова никаких объяснений случившемуся нет. Молчит об этом и сам генерал Журавлев в своих воспоминаниях.
В первые дни Сталинградской битвы в районе Верхней Бузиновки после мощного натиска немецких танковых и механизированных частей попали в окружение 184-я и 192-я стрелковые дивизии, два полка 33-й стрелковой гвардейской дивизии, 40-я танковая бригада и три артиллерийских полка. 24 июля в штарме-62 стало известно о гибели командира 192-й дивизии полковника А. С. Захарченко. Он последним уходил из Верхней Бузиновки, куда уже ворвались немецкие танки, и вражеский снаряд угодил в его «Эмку».
Первые признаки надвигающейся катастрофы стали ощущаться еще вечером 23 июля. В сохранившейся телеграфной ленте переговоров Сталина с недавно назначенным командующим Сталинградским фронтом генералом Василием Гордовым есть и такое:
Гордов: "Только что получено донесение от Колпакчи, что танки противника до 50 единиц прорвались в направлении Калмыков, Манойлин и через совхоз «Копанья» в направлении совхоза «Первомай»". Сталин "А что, разве у Вас нет танков на правом фланге? Что делает наша авиация? Стыдно отступать перед 50 танками немцев-мерзавцев, имея на фронте около 900 танков".
К слову, вопрос о количестве танков не так прост. По данным немецких историков у врага тогда было на этом направлении до 350 машин. Согласно многотомной истории второй мировой войны их насчитывалось у противника до 500 единиц. А в 62-й и 63-й советских армиях им противостояло, по подсчетам российского военного историка О.Н. Кудряшова, около 400. Трудно сказать, чем руководствовался верховный главнокомандующий, упрекая сталинградцев вышеприведенной цифрой.
Очевидно, что в те часы никто не предполагал, как этот прорыв обернется окружением столь большого числа наших частей.
К вечеру 25 июля 60-я моторизованная и 16-я танковая дивизии врага замкнули кольцо вокруг наших войск. Сюда, в район Верхней Бузиновки и вылетел на самолете У-2 полковник Журавлев по приказу Колпакчи, командующего 62-й армией. Спустя много лет он запишет в мемуарах сухо, но точно, как в докладе начальству:
«Проводная связь штарма-62 с 184-й и 192-й стрелковыми дивизиями нарушилась. Высланный (ранее) на самолете… офицер связи штаба армии… вернулся обратно с сообщением «Никого не видел».
И вот теперь Журавлеву предстояло в отрыве от основных сил армии самому, не уповая на помощь извне, организовать растерявшихся людей в единый кулак. А главное — своими действиями вселить в них уверенность в том, что врагу можно организовать отпор и разорвать стальное кольцо.
В Центральном архиве Министерства обороны России хранится исписанный карандашом документ — боевое распоряжение № 1 по оперативной группе, вошедшей с того момента в историю Сталинградской битвы как группа полковника Журавлева. Здесь четко, по пунктам отмечена обстановка, поставлены задачи всем окруженным частям. Создается ощущение, что на бумагу перенесена уже давно, во всех деталях продуманная ситуация, а не поспешный анализ сложившегося положения. И в этом весь Журавлев, его многолетний опыт офицера-штабиста.
Вскоре ночью в районе Бузиновки приземлился очередной У-2. Не спавший уже много часов Журавлев внимательно вчитывался в доставленный из штаба 62-й армии документ:
«…Вам удержать Цимловский, Захаров, Калмыков. Не допустить распространения противника с севера на юг, с запада на восток. Подготовить посадочную площадку самолетам, ночное время обозначать тремя кострами, расположенными треугольником».
Командующий армией выслал сюда группу командиров на автомашинах при поддержке нескольких танков, но отряд не смог прорваться. Усугубляющим обстоятельством было то, что направленцы не доставили в Верхнюю Бузиновку радиостанцию, не дав возможности вести управление войсками окруженной группы. Может быть, при других обстоятельствах Журавлев принял бы более верное решение, чем попытка скудными силами и средствами пробиваться на север, к Клетской. Ведь намечаемый им удар приходился по трем вражеским дивизиям. Не хватало в частях боеприпасов, продовольствия, не было авиационной поддержки.
Тяжким грузом на плечах обескровленной группировки висело несколько сот тяжелораненых. Командование Сталинградского фронта в эти дни и часы предпринимало отчаянные попытки облегчить положение товарищей по оружию. Таким шагом и был ввод в дело наспех сколоченных первой и четвертой танковых армий генералов К. С. Москаленко и В. Д. Крюченкина. На подготовку контрударов этих соединений отводилось всего несколько часов! И как только первые из наших танковых частей переправились через Дон, нацеливаясь на район окружения, враг обрушил на них всю имеющуюся огневую мощь наземных и воздушных войск.
Да, наши танковые армии не сумели тогда соединиться в районе Верхней Бузиновки — а это давало бы шанс не только на прорыв из окружения, но и улучшение в целом положения всего правого крыла Сталинградского фронта — все же фашистские войска были втянуты в кровопролитные бои за 150 километров от Сталинграда. Первым из контрударов было остановлено продвижение немцев на юг вдоль правого берега Дона. Второй контрудар разорвал фронт окружения вокруг Верхне-Бузиновской группировки наших войск. Тогда Журавлев получил приказ под кодовым названием «Вымпел-4». К 31 июля он вывел в расположение четвертой танковой армии около пяти тысяч человек. Это был резкий поворот не только в судьбе его товарищей по окружению, но и в собственной. Последовало его новое назначение на должность командира 192-й стрелковой дивизии. Эти события по-разному оценивались противником. В дневнике боевых действий генерального штаба вермахта за 31 июля 1942 года они описываются довольно оптимистично:
«В районе севернее Калача наши наступающие войска отражают атаки танковых групп частично переброшенных сюда с других участков, частично тех, которые пытаются вырваться из окружения. Уничтожено 56 танков, захвачено 2000 пленных и много трофеев».
Но попавший спустя несколько месяцев в советский плен Вильгельм Адам, адъютант 6-й полевой армии, знал эти события подробно. Спустя много лет он отметил в мемуарах: «…советские дивизии, использовав известные им слабые места, перешли 31 июля в контрнаступлении и отбросили за реку Лиску уже крайне измотанные немецкие дивизии…» И все же, было ли это со стороны Журавлева всего лишь выполнение приказа свыше? По форме - да, но если вдуматься, то выведенные им из немецкого окружения 5000 человек не стали очередными военнопленными. Может быть, поэтому не покажется надуманной мысль генерала А. С. Горбатова, возглавлявшего после Сталинграда 3-ю армию и доведшего ее до Берлина: «надо было уметь не просто уничтожить противника, а стараться взять его в плен». Это означало бы, что и с нашей стороны потерь было меньше.
И если эту мысль слегка изменить, то в умение воевать можно было бы включить и умение не отдавать попросту, за «здорово живешь» наших людей в плен. Да, то, что сделал Журавлев и его люди — это не просто выполнение воинского долга. Это еще и поступок глубоко гуманный. Спасти солдат от плена и сберечь их для достижения окончательной победы — вот что отчетливо выступает в свершившемся.
В прошлом веке один из авторов прусской военной доктрины генерал Карл Клаузевиц высказал требование к офицерам-штабистам: больше быть, чем казаться. Мысль не потеряла своей актуальности и во вторую мировую войну. И поступок генерала Журавлева это подтверждает.
Лев ЛАРИН, заслуженный работник культуры РФ