Часть 5
— Я никогда прежде ничего подобного не видел, — продолжил следователь, будто оправдываясь. — Да и не только я. Судмедэксперт только держится — работает, остальные же не хотят заходить в эту комнату. В том числе и нянечки, и воспитатели, не говоря уже о директоре.
— Вы что? Хотите, чтобы туда зашла я? — Вопрос сам вырвался, на автомате. Шокированная женщина также хотела ляпнуть лишнего, как и идти туда, в эту ужасную мешанину детских трупов.
— Нет-нет, — успокаивающе поднял руки Воронцов. — Что вы! Я всего лишь хотел узнать, что вы знаете о мальчишке, которого сюда вчера доставили?
— Его то же, что ли?..
— Нет-нет. Его нет. То есть, его на месте нет. Видите ли, он сбежал…
— Так это он их, что ли? — задала женщина совсем уж безрассудный вопрос.
— Нет-нет, что вы! — Следователь поспешил уверить инспектора, что мальчишка не причём. — Следы на полу взрослого. Я бы хотел знать, что о мальчике знаете вы. Он убежал. Он один бегает по ночному городу. Возможно, его преследует безумец, сотворивший с детьми такое…
— А? Да-да, конечно! — тут же затараторила Мария Семеновна. — Так, дайте вспомнить. — она нервно хохотнула. — У меня же в ведении только за неделю девять детей. А Тимофей Белов — случай особый. — Кравцова обхватила себя за плечи и потерла руки. — Меня вызвали в его дом дежурные, когда обнаружили… Когда обнаружили тело его матери. И его заодно. Женщина скончалась от спиртного, это без всякого эксперта сказать можно: везде бутылки, закуска, размазанная по полу рвота. А мальчик не сообщал никому, так и жил рядом с мертвой матерью, пока запах гнили не почувствовали соседи и не позвонили в полицию. Мы тогда с психологом еле разговорили Тимку. Оказывается, мать взялась пить со смерти отчима, которая случилась примерно два месяца назад. И видимо его мать вспомнила те дни, когда так же беспробудно пила после смерти отца мальчика.
— На учете не стояли? — спросил следователь.
— Нет, — пожала плечами женщина. — Не зачем было ставить. В поле зрения эта семья ни разу не попадала. Если, как говорит малыш, она не пила пока жила с отчимом, то и понятно — трезвый образ жизни вела.
— Хорошо. А что скажете о мальчике?
— Очень тихий и замкнутый, — вновь пожала плечами Мария Семеновна. — Я с ним особо и не общалась, пока собирала документы… Он у психолога сути прожил, но она тоже ничего из него не вытянула. Не смогла.
— Постарайтесь вспомнить побольше. Сейчас важна любая информация. Любая. Нам надо знать, куда он мог пойти, чтобы успеть спасти.
— Пойти? — встрепенулась Кравцова и со смешенным чувством беспокойства и страха посмотрела прямо в глаза следователю. — Господи!
— Что? — тут же подался вперед Семен Владимирович, чувствуя, что на правильном пути. — Не тяните! Выкладывайте! Может, найдем и опередим преступника!
— Ну… когда я закончила с документами, я вышла в холл. Он как раз сидел, ожидая, когда проводят в комнату. Знаете, так сидел: сжал коленки, уткнулся в них носом и раскачивался. И вроде мычал чего-то.
— И?.. — в нетерпении поторапливал следователь.
— Я подошла, что мне не свойственно, ведь своих детей у меня нет, а от чужих я стараюсь дистанцироваться. — Попыталась оправдаться Кравцова, но потом махнула рукой. — В общем, я подошла, погладила по голове, отчего он вздрогнул и перестал раскачиваться, провела руками по плечам вверх-вниз, растрепала волосы. Он чуть поднял голову и прошептал: «Мама!» На что я покачала головой. Тогда он, пошмыгав носом, добавил: «Хочу к маме!» И повторял это, пока не пришла воспитательница и не увела его на второй этаж.
— То есть он все время хотел к матери? И вы думаете, что он сейчас, посреди ночи, пошел к маме? — удивленно переспросил следователь.
— Ну да, в моменты опасности все дети тянутся к матерям.
— Но не ночью же и не в морг…
— Вы не представляете, что иногда терпят дети, чтобы не сдать мать или отца, чтобы их не забрали пусть из плохой, но их семьи. Они будут жить как волчата, питаться мусором, терпеть унижения и побои, но до последнего будут терпеть, чтобы не лишили их любимых. Такие семьи очень трудно выявить. Ужасные вещи там могут тлеть годами…
— Да, но матери-то уже нет…
— Есть, — совершенно серьезно сказала Мария Семеновна, и добавила: — Она все еще есть. Только на кладбище. Её этим днем похоронили, — сами знаете, как похоронные службы стараются быстрее закопать государственных покойников, за которых никто платить не будет, — и мы с психологом водили мальчика попрощаться. Думаю, это единственное место, где он сейчас может быть.
Воронцов несколько долгих секунд молчал, переваривая услышанное, потом серьёзно кивнул:
— Что ж. Тогда едем? Надеюсь, вы поможете мне? Хочу, чтобы мальчик хоть одного человека узнал. Вас. Ну как? Потерпите еще?
— Хорошо, — не раздумывая согласилась женщина.