Начиная разговор о богословских спорах в четвёртом столетии необходимо уделить внимание той общественно политической обстановке в которой формировалась повестка предстоящих вселенских соборов IV века. На престоле римских императоров восседает император Константин.
Константин взошёл на престол в атмосфере жесткой политической борьбы и из соправителя стал абсолютным лидером империи. Гонения Диоклетиана остаются в начале века, христиане помнят о том страшном времени.
IV век дал Церкви множество святых мучеников. Пантелеимон, Гурий, Самон и Авив, Георгий Победоносец, Варвара и Екатерина…
Эти имена известны и памятны всем христианам. Агония умирающего язычества, которое пыталось вместе с собой унести в небытие как можно больше жизней, явилась для Церкви временем как испытаний, так и торжества.
Во многих семьях были мученики за веру Христову. Они совершенно явным образом осознавали правду евангельских слов о том, что врата ада не способны одолеть Церковь. Эффективный правитель и во многом талантливый император Диоклетиан войдет в историю как гонитель христиан и человек, одним росчерком пера инициировавший геноцид христиан в своем государстве. Он умрет от голода и тоски фактически в ссылке, а его преемник, Константин, знамение Креста Христова из орудия казни сделает воинским знамением и поднимет его на свои флаги. Наряду с этим сам новый император Нового Рима был человеком жестким и прямолинейным.
Философ, культурог и знаток святоотеческой письменности Лев Карсавин даёт такую оценку церковным деяниям императора Константина:
«Солдат, понимавший единство в духе лагерной дисциплины, политик, раздражаемый всякой помехой его элементарным схемам, преемник «великих понтификов» языческого Рима, Константин счел себя «епископом от внешних» во внешне объединенной им Церкви, хотя в уповании на личное спасение и не крестился, а оставался «оглашенным» до последних часов своей жизни (337 г.). И его отношение к Церкви сделалось традицией императоров. Понятно, что около императора по преимуществу собирались иерархи, также понимавшие задачи церковной политики государства, к тому же не самые стойкие и не лучшие. Большинство из них проникалось духом политиканства и интриги и замещало искреннюю веру бесплодной софистикой»/Лев Карсавин Святые отцы и учители Церкви/.
На этом фоне личность пламенного борца за веру святителя Афанасия Великого выглядит особенно выразительно и ярко. В отличие от церковных политиков своего времени Афанасий был человеком стойким в вере и способным эту веру защищать как своей жизнью, так и своим пером.
В самом начале нам нужно назвать имена тех людей которые будут принимать участие в тринитарных спорах, то есть в спорах о святой Троице.
Александр , архиепископ Александрийский.
В своём богословии он последовательный оригенист. Последователи Оригена самым решительным образом отстранялись от материалистического понимания о Божестве. Именно поэтому им было сложно говорить о единодушии лиц Святой Троицы.
Александр пользовался уважением клира и паствы своей епархии. По своим личным качествам он был человеком праведным и благодаря этому стал епископом столичного города.
Его конкурентом был Александрийский пресвитер Арий, который был высокообразованным человеком и в Александрии его многие почитали. Арий часто и красноречиво проповедует, это привлекает к нему множество людей, особенно благочестивых женщин. Авторитет пресвитеров в Александрии был весьма высок и они пользовались определенной автономией в принятии решений. «Прихожане отдавались в полное распоряжение пресвитера и находились в большей церковной и умственной зависимости от него, чем от епископа. Пресвитер сживался с прихожанами, воспитывал их в своих убеждениях и приобретал в них верных приверженцев себе. Некоторые александрийские священники снискивали себе в своих прихожанах такую привязанность, что последние из расположения к настоятелю нередко называли себя его именем: так, прихожане Коллуфа именовали себя коллуфианами, прихожане Карпона – карпонианами, и т. д. Одним из таких влиятельных приходских священников и был Арий».
«По словам Филосторгия, когда умер преемник Петра Ахилла, Арий должен был сделаться епископом; при избрании он получил большинство голосов, но отказался от них в пользу своего сопресвитера Александра. Православные же историки самое уклонение Ария от церковного учения объясняют его личным раздражением против Александра за предпочтение, оказанное тому на епископских выборах. Из этих противоречивых сведений можно вывести только то заключение, что Арий еще при Ахилле занимал видное положение в александрийском клире и что имя его, вероятно, произносилось в числе кандидатов на епископскую кафедру. Это доказывается и уважительным отношением к нему Александра: он предоставил Арию в заведывание одну из приходских церквей, которую Епифаний называет Вавкалийской и при которой, можно догадываться из Филосторгия, служил сам Александр до избрания его в епископы. Филосторгий рассказывает, что самое название доставшейся Арию церкви вавкалийскою (βαυκάλιον или βαυκάλις – горшок для питья с узким согнутым горлышком) дан александрийцами в насмешку над Александром, который своей старческой согбенной фигурой напоминал форму этого горшка. У новых своих прихожан Арий скоро заслужил расположение, так что они стали называть себя арианами, полагая в том особое свое преимущество. В Александрии он обращал на себя внимание как своею внешностью, так и диалектическим искусством. Высокий ростом и угрюмый на вид старик, он носил всегда однообразную, простую одежду и своим образом жизни и ревностью по вере производил впечатление аскета; его угрюмость не мешала, однако, сближению его с прихожанами; «он сладок был в беседе, – говорит о нем Епифаний, – действуя на души убеждениями и ласкательствами. – Таков был Арий; очевидно, последующие поколения ничего дурного не могли бы сказать о нем, если бы он не сделался виновником спора, который навсегда обратил его имя в синоним ужаснейшего отступления и проклятия; в этом споре прошла вся его дальнейшая жизнь; этот же спор, вероятно, вложил ему в первый раз в руки перо, чтобы защищать свое учение, сделав его писателем и даже поэтом».
О том насколько популярным был Арий мы можем видеть исходя из того количества людей которые встанут на его сторону.
«На сторону Ария стало 700 девственниц, 12 диаконов, 7 пресвитеров и два областных епископа Феона мармарикский и Секунд птолемаитский.Из документов, относящихся к этому времени, мы можем с некоторой точностью определить, какую именно часть александрийского клира увлек за собой Арий. Когда после собора, отлучившего ариан, Александр предложил клиру подписаться под окружным посланием, то все подчиненные ему клирики, – александрийские и мареотские, – исполнили его послание. Всех клириков, оставшихся верными Александру, насчитывается 26 пресвитеров и 44 диакона, если же исключим матеотских клириков, то на долю собственно александрийского клира падаешь 17 пресвитеров и 24 диакона. Таким образом, Арий увлек за собой почти 1/3 клира, а если считать одних александрийских, то почти 1/2». /Спасский А.А. История догматических движений/
Александра Арий недолюбливает и даже высмеивает. В одной из своих проповедей он говорит о том что Сын не совечен Отцу. Александр замечает это и созывает местный собор на котором Арию указывают на то что он мыслит неправильно.
Арий.
По своему происхождению ливиец и строгий аскет, этот человек не понимал как Сын может быть совечен Отцу. В его представлении Сын должен иметь начало. Если же Сын имеет начало и не собезначален Отцу, то значит он есть творение, хотя и самое высшее творение Отца. Он признаёт единого не рожденного Бога, в Своей единичности обладающего всеми совершенными свойствами, прежде вечных времен родившего Сына единородного, не призрачно, но Своим хотением соделавшего (ύποστή–σαντα) Его непреложным и неизменяемым, совершенным творением Божиим, но не как одно из прочих творений, рождением, но не как одно из рождений.Бог один безначален, а потому Сын, рожденный прежде всех веков, не существовал прежде рождения, а потому не вечен и несовечен Отцу, как говорят некоторые, вводя два начала.
Карсавин определяет суть проблемы следующим образом:
«Домысел Ария сам себя разрушал. Если Сын — творение, спрашивал ариан Афанасий Великий, почему «Бог сотворил все Им одним и без Него ничего не было?» — Потому, отвечали ариане (Арий, Евсевий Никомидийский, Астерий), что «тварь не могла принять на себя ничем не умеряемой длани Отчей и Отчей силы зиждительной»: Бог сначала творит Сына для того, чтобы «чрез Его посредство, Им могло придти в бытие и все прочее». — Глупый ответ, ибо ведь и Сын, по мнению ариан, есть тварь. Логос как посредник понятен еще в пантеистических системах. У ариан Он превращается в бессильное человеческое слово. Принципиально им Логос не нужен и для домостроительства Божьего».
«Если Сын не истинная Мудрость Отца, если Он «не знает» не только Отчей, но даже и «собственной Своей сущности», чему и как может Он научить людей и того же самого Ария? Если Сын — конечное творение, как сделает Он других бессмертными и бесконечными? Как человек спасет и обожит людей? Ведь Христос, думают ариане, стал неизменным в добре лишь благодаря усилиям Своей тварной воли. Он — Сын Божий по усыновлению.» /Лев Карсавин.Святые отцы и учители Церкви./
Клаудио Моррескини так пишет о христологии Ария:
«Одно из первоочередных требований, удовлетворить которому считал нужным Арий, сводилось к утверждению абсолютного единства и абсолютной трансцендентности Бога (см. Письмо 2, 1, 3). Практически мы можем с уверенностью говорить о том, что Арий осознал необходимость утверждения единственности Бога в не меньшей мере, чем его противники-монархиане. С другой стороны, не будучи в силах порвать с александрийским богословием, несущим на себе печать оригенизма, он подчеркивал реальное различие, существующее между божественными Лицами, мыслимыми как самостоятельные реальности (ὑποστάσεις), а потому он и не мог рассматривать Сына только как «модус» самопроявления Отца; однако Арий подчинил первого последнему столь радикально, что исключил его из разряда Божества. Итак, в том, что касается узко богословской сферы, Арий с очевидностью демонстрирует, чем он обязан традиции Оригена, переработанной им под воздействием требований монархианского происхождения, — с целью утвердить абсолютную единственность Бога».
Евсевий Кесарийский.
Церковный историк и один из самых образованных людей своего времени он симпатизирует Арию и даже принимает его в своей епархии когда тот бежит от суда своего епископа.
Евсевий в своей терминологии предпочитал быть не столь радикальным как Арий и считал «что тайна рождения Сына еще менее постижима уму человеческому, чем тайна соединения души с телом, и, опасаясь всяких новых понятий и слов, хотел оставаться верным церковному преданию.»
В итоге «местный спор превращался в общецерковный и ставил на очередь вопрос о «вселенском соборе», естественном и возможном в объединенной империи и казавшемся императору и его советнику по церковным делам еп. Кордубскому Осии (Οσιας) единственным средством восстановить в Церкви мир. — Спор между Арием и Александром делал христиан посмешищем в глазах язычников. В среде самих христиан он вышел далеко за пределы теоретического «разногласия. Волновались миряне. Египетское монашество, внутренне связанное с александрийским богословием (ср. гл. V), становилось на сторону близкого ему аскета Афанасия. Арий популяризировал свои идеи, сочиняя стишки для матросов и простолюдинов («Фалия»). По рукам ходили памфлеты, а в кабачках и на площадях распевали арианские песенки, «выигрывая и выплясывая хулы на Всевышнего». И это всеобщее возбуждение продолжалось до конца борьбы, чтобы, на время затихнув, снова разгореться в эпоху несторианских и монофиситских споров.
«Доныне еще, — пишет Афанасий Великий, — ариане не в малом числе ловят на торжищах отроков и задают им вопросы не из Писаний Божественных, но как бы изливаясь от избытка сердца своего: — «Несущего или сущего сотворил Сущий из сущего? Сущим или несущим сотво «его?» — и еще: — «Одно ли нерожденное или два нерожденных?» — Потом приходят они к женщинам и им также предлагают свои неприличные вопросы: — «Был ли у тебя сын, пока ты его не родила? — Как не было сына у тебя, так не было и Божьего Сына, пока не рожден Он»». «Все полно людьми, рассуждающими о непостижимом, — улицы, рынки, перекрестки. Спросишь, сколько оболов надо заплатить, — философствуют о рожденном и нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, — отвечают: «Отец больше Сына». Справишься, готова ли баня, — говорят: «Сын произошел из ничего»» (Григорий Нисский).
Весь народ церковный чувствовал, что дело идет не об отвлеченном теоретическом споре, как может теперь показаться нам, потерявшим всякое чутье к целостности христианства, но о самом существе веры. И «может быть, главными носителями эмпирического церковного сознания были простые, малоученые и плохо разбиравшиеся в диалектических тонкостях епископы, которые составили большинство Никейского Собора. Среди них много было исповедников и мучеников, искалеченных или изгнанных за Христа во время последних гонений, славных своей святой жизнью. Они не хотели никаких подозрительных новшеств, как и группа Евсевия Кесарийского, но мысль о том, что Иисус Христос не Бог, что Он не может научить и спасти, но арианство были для них неприемлемы. Они не хотели арианства и не знали, чего хотели.»(Карсавин)
Арианские соборы в Вифинии и Палестине инициированные Евсевием Никомидийским и Евсевием Кесарийским оправдывают Ария что приводит к народным волнениям и активизации ариан. Они строят свои храмы и проповедуют своё учение как единственно правильное.
Рекомендую в качестве вводного материала к теме догматических споров начала четвёртого века читать «Вселенские соборы» А. В. Карташева. В своей книге Антон Владимимирович прекрасно показывает насколько сложно было в тогдашних реалиях определить кто православный, а кто еретик.
А.А. Спасский так же хорошо показывает исторический ракурс развития событий. Его книга «История догматических движений в эпоху вселенских соборов» является одним из лучших материалов по данной теме.
Протоиерей Иоанн Мейендорф в своём «Введении в святоотеческое богословие» понятным языком обьясняет историю оригенизма в третьем веке и становления арианства. (Глава 8)
#лекции
#патрология
#философия
#патристика
#богословие