Школьный роман
КНИГА 1. ЛЕТО
Часть 3. Август-10
– У меня несколько отгулов оставалось... Завтра выхожу. Что там в школе? Говорят, у нас новый директор должен быть?
– Почему – «должен быть»? Уже есть, – сообщил Игорь Алексеевич.
– Кто? Из наших кто-нибудь?
– Нет. Некий Николай Андреевич Ковалев. Переехал из Старо-Подгорной, он там тоже директором работал. По образованию историк. Жена окончила физмат, но что ей у нас дадут – не знаю. Скорее всего, физику – вроде бы Леонтий Платонович уходит.
– Слава тебе, Господи! – молитвенно закатила глаза учительница-комсомолка. – Я, помню, еще в свои школьные годы боялась, что он помрет прямо около доски. Ему не восемьдесят лет?
– Почти. Семьдесят восемь. А ему можно позавидовать, – неожиданно изрек Игорь Алексеевич. – Заметь, ученики его очень любят. Хотя, как правило, дети больше тянутся к молодым учителям. А тут старый дед – стоять уже трудно, говорить трудно, шамкает, шепелявит, а на это внимания никто не обращает. Если идет и в руках у него что-то – толпа набежит, все отнимут, до кабинета донесут, ему по лестнице подняться помогут… Пусть Тиграна попробует сюсюкнуть или захромать – дети ее мигом добьют.
– Это ты про Лиану так? – неодобрительно произнесла Лариса Антоновна. – Не от моего Рогозина перенял?
– Да ну, что ты! Это я сам ее про себя так называю, а они, насколько знаю, ее по-другому зовут, – Игорь Алексеевич понизил голос. – Не для передачи будь сказано, но хватка у нее тигриная. Надеюсь, теперь отстанет.
– Да она не особенно и приставала к тебе, – заступилась за учительницу биологии Лариса Антоновна. – Ладно, не отвлекайся, расскажи про нового директора. В двух словах.
– В двух словах: мне понравился.
При этих двух словах Ларисе Антоновне едва не сделалось дурно: кто может понравиться Игорю Алексеевичу?!. Только кто-то такой же, как сам Игорь Алексеевич...
– Чем же?
– Мне показалось, что он не деспот. Такого в нем я не заметил: «Я иду – всем дрожать!», нет. Человек в меру демократичный, приветствует инициативу каждого, выслушивает все мнения. Рекомендует что-либо очень корректно, без хлопанья по столу «я сказал, повторять не буду»... Что тебе еще о нем сказать?.. С чувством юмора.
– С этого и начинал бы, тоже было бы в двух словах, – поддела коллегу Лариса Антоновна. – Насколько я тебя знаю, ты чувство юмора в людях ценишь в первую очередь.
– Возможно, – не стал отрицать Игорь Алексеевич. – А качество это хорошее, напрасно ты этого не признаешь. Ты не видела такой спектакль – «Проснись и пой»? Его, кстати, по телевизору часто повторяют.
– Нет. Помню, один раз начала смотреть: балбес там какой-то великовозрастный, бабка-потаскушка... Правда, племянница ее, помню, выразилась более деликатно – назвала ее «дамой с камелиями»... Мне сразу не понравилось, я выключила. Не люблю суматоху ради суматохи. Тот же «Безумный день»... хоть и классика, и талантливо написано, и талантливо сыграно... Учителям такое, наверное, не надо смотреть – у них и без того суматоха перед глазами с утра до вечера… нам бы что-нибудь поспокойнее – например, как царевна в светелке золотом да жемчугом вышивает.
Оба рассмеялись.
– Там песня есть... В припеве такие слова: «Как ни капризен успех, он выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой». Помнишь?
Что-то подобное Ларисе Антоновне смутно припомнилось.
– Игорь, это уместно на уроке физкультуры. Ну, пения, рисования... А на любом другом – не до юмора! Особенно, когда у кого-то идет к «двойке» в четверти, а мне надо сохранить процент успеваемости и качество знаний, и при этом еще вдолбить в голову эти самые знания. Или, может, я должна улыбаться, когда хамит Рогозин?
– Ну, почему он мне не хамит?.. Кстати, что ты сказала ему насчет похищения твоего чада?
– Пока ничего. Я его с того дня еще не видела, а звонить… то некогда было, то не хотелось, то вечер – поздно, то телефон не работал... Но скажу.
– «Это все, что осталось от вашего сына», – повторил Игорь Алексеевич Витькины слова и захохотал точно так же, как тогда, в начале лета.
– Смейся, смейся! – с обидой произнесла Лариса Антоновна. – Я посмотрю на тебя, когда сам отцом станешь. Я чуть с ума не сошла за те пять минут! И Маринка тоже… А он еще натрий взял! Без разрешения! Стащил, попросту говоря!
– Натрия много было? – деловито осведомился Игорь Алексеевич.
– Пусть на донышке – но сам факт! Тем более, он его использовал в хулиганских целях: какому-то мужику на пляже налил воды в тапки и натрия туда накидал. Димка рассказывал. Надеюсь, помнишь, какая реакция у натрия с водой? И представь, какое впечатление было у человека, когда он увидел, что у него в тапках вода кипит!
– Ладно, нехорошо, я согласен, – со смехом сказал учитель физкультуры, оценив тонкий юмор Витьки явно положительно. – Но угрозы для чьей-то жизни не было, поэтому не набрасывайся на него! Скажи что-нибудь вроде: «Рогозин и Холодов, будьте добры, не похищайте мою сестру, когда вам понадобится серная кислота». Вроде и отреагировала, и без репрессий. Над ними же еще и посмеются – представят, как они Маринку будут нести...
– Что же, по-твоему, я должна родную сестру на посмешище выставить?
– Почему – «на посмешище»? Это будет ее посильная помощь тебе в твоей нелегкой работе по воспитанию подрастающего поколения. Тем более, не над ней же будут смеяться, а над мальчишками! Попробуй! В качестве эксперимента.
Лариса Антоновна недовольно поморщилась и промолчала.
– А! Я тебе еще вот что не сказал: у директора двое детей, сына определили в твой класс, у тебя больше всего выбывших.
– Вот радость-то... – упавшим голосом проговорила Лариса Антоновна.
Она не любила новичков. Сваливаются неизвестно кто, неизвестно откуда. Характеристика?.. Это же в большинстве случаев «филькина грамота». Читаешь – душа радуется, а когда увидишь ученика во всей красе...
Тут Лариса Антоновна вспомнила, как под диктовку прежнего директора тоже писала «филькину грамоту» – только не такую, от которой душа радуется. Странно, что Игорь Алексеевич ничего не сказал ей об Эле. Забыл? Решил не связываться? Он же на судебном заседании был, в курсе всех подробностей – и почему-то молчит. Ладно, ей это только на руку. Если бы вдруг возник разговор на эту тему, то он был бы очень неприятным.
– Что ж, спасибо за информацию, – сказала она со вздохом. – По крайней мере, буду кое к чему готова.
– К чему такому страшному, например? – удивленно спросил Игорь Алексеевич.
– Непривычно как-то после «всем дрожать» видеть демократичного директора. Да еще с чувством юмора. По-моему, он долго у нас не проработает – во всяком случае, в должности директора. У нас к демократичному директору с чувством юмора не готовы ни дети, ни родители, ни учителя. Если он действительно такой, как ты его описываешь, он не удержит в повиновении нашу школу: почти две тысячи детей – и сам знаешь, какие среди них есть. Гудков мой хотя бы... Ой, вот еще горе: Гудков в девятом классе остался – мучения мне еще на два года!
– Хороший он мальчишка, Гудков твой, – высказал совершенно противоположную точку зрения Игорь Алексеевич. – Грубоват – да, это в нем есть, я согласен. Но обрати внимание, насколько у него рыцарское отношение к девочкам! Отец Русланы рассказывал, как он однажды их обоих из садика забирал. Пришел – дочь дожидается уже одетая, а сосед в углу стоит. Владимир Павлович спрашивает: «Саша, что же ты такого натворил, что тебя в угол поставили?». А тот посмотрел так это мрачно… знаешь же, как это выглядит… и отвечает: «Слабых защищал!». Слабых – это Русланку, разумеется, – учитель физкультуры засмеялся.
– Когда это ты успел со Славгородским познакомиться? – удивилась Лариса Антоновна.
Ее почему-то слегка задел тот факт, что Городецкий, который пришел в школу позже, чем она, уже знает какие-то мелкие подробности из жизни учеников ее класса, а она, их классный руководитель, – нет. Доцент Славгородский ничего подобного ей не рассказывал ни о дочери, ни о Сашке.
– Да так, чисто случайно... Разговорились. Сама понимаешь, общие знакомые нашлись. Кстати, мой отец его прекрасно помнит – Владимир Павлович у него в отделении лежал после аварии. Отец даже помнит, какие у него повреждения были, сколько часов операцию делали… Город у нас тесный, все свои.
– Ну, ладно, до завтра! Извини, я пойду, мне в магазин надо, – закончила разговор под благовидным предлогом Лариса Антоновна.
***
Назавтра Лариса Антоновна шла в школу с каким-то нехорошим предчувствием: будто случилось что-то или должно случиться. Шорох опавших листьев нагонял тоску, а вчерашний разговор с коллегой вселил некоторое беспокойство: вряд ли она сработается с человеком, который понравился Игорю Алексеевичу. Непонятно-какое-по-счету (шестое или сто шестое) чувство подсказывало, что радикальная мера в отношении бывшего директора может изменить в жизни школы многое. Вчера она не поддержала разговора и теперь буквально умирала от любопытства: к какому типу директоров относится этот самый Ковалев? По своему (пусть маленькому) опыту Лариса Антоновна знала, что существует три вида руководителей школ.
Вариант первый: молодой ретивый выпускник университета или пединститута. Человек со свежими знаниями и нерастраченной энергией. Его медом не корми – дай поэкспериментировать. В школу такой директор приходит, твердо запланировав перестановку с ног на голову, хотя в глаза не видел ни учеников, ни учителей. Но в данном случае этот вариант отпадает: Ковалев работает не первый год.
Вариант второй: человек лет сорока пяти – пятидесяти, а иногда и старше. Увешанный благодарностями и почетными значками. Имеющий богатый опыт, который он жаждет передать всем желающим и нежелающим. Человек со своим мнением и самомнением и школьных авторитетов не признающий. Значит, с Зоей Алексеевной, которая при бывшем директоре, по сути, являлась руководителем школы, этаким «серым кардиналом», и которая попытается удержать свои позиции, он может не сработаться. А это значит, что кто-то покинет школу – либо Зоя Алексеевна, либо директор. Обычно в случае конфронтации уходит подчиненный, но Зоя Алексеевна имеет сильную поддержку в лице младшей сестры, третьего секретаря обкома партии, потому чувствует собственную значимость на общем фоне и просто так из школы не уйдет. Интересно, а у директора есть кто-нибудь «наверху» или он попал в их школу просто потому, что подходящего человека больше не нашли?..
И, наконец, третий вариант. Человек лет тридцати пяти-сорока. О, это совсем другое дело! В таком возрасте директор экспериментов над учениками и коллегами уже не проводит, а единоличного опыта для управления школой он пока не имеет, а потому прислушивается к мнению коллектива, особенно, если коллектив для него новый. Значит, не исключено, что все останется по-прежнему. И все-таки как-то неспокойно на душе…
Сколько же лет новому директору? Судя по тому, что у него сын-девятиклассник, не меньше тридцати пяти (а это значит, что директора можно отнести к третьему типу). Но вдруг он в тридцать пять только женился? Тогда ему может быть больше пятидесяти, и он относится к варианту номер два. Не хотелось бы...
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями