Школьный роман
КНИГА 1. ЛЕТО
Часть 3. Август-5
- Людмила Георгиевна, и все-таки… да, они виноваты, но они уже наказаны. Тем более, у Сережи теперь будут большие проблемы со здоровьем. И вот сами посудите: его как больного оставят на свободе, а этих двух дураков, которых он втянул, отправят… куда Макар телят не гонял. Пожалейте нас! – на глазах Плясуновой выступили слезы.
- Каким образом? – устало взглянула на нее Людмила Георгиевна. – Дело возобновлено, я этот процесс уже не остановлю, тем более включились журнал, телевидение…
– Да зачем вообще надо было? – с досадой воскликнула Пополузина. – Даже родной отец навстречу пошел, а вы даже сейчас еще не опекун… и еще как решат…
– Я возмутилась, – объяснила Людмила Георгиевна. – Во-первых, напомню: после всех событий девочка была готова покончить с собой – и вовсе не по причине какого-то там «заболевания», как у нас любят объяснять, а от безысходности. Вот вроде и статья есть по поводу доведения до самоубийства, а ее почему-то обходят – на «это самое»… - она покрутила пальцем у виска, - списать проще. Во-вторых, я разговаривала с их… - Людмила Георгиевна кивнула на Элю и Валеру, - учителем физкультуры… сын того знаменитого Городецкого из областной больницы.
– У Городецкого сын – учитель физкультуры? – пораженно воскликнул Пополузин.
– Да, – улыбнулась Людмила Георгиевна. – Замечательный молодой человек, всеобщий любимец. Плюс ко всему очень красивый. Но красота – это уже как дополнение… хотя в глаза бросается, естественно, раньше, чем все душевные качества. У парня обостренное чувство справедливости. Что происходило в школе – его просто взбесило. Очень интересные вещи рассказал! Конечно, плохо, что изначально весь тон задал товарищ Кольцов – агрессивный, напористый, всех обвинить, всех задавить, чтобы и рта не открыли, девчонка плохая – наши дети хорошие. Ведь так же? – она обвела взглядом присутствующих.
Все виновато промолчали.
– Директор струсил, – продолжала Людмила Георгиевна. – Организатор тоже. Классная… ну, там у девушки свои сложности – с мужем развелась, ребенок маленький, она в этой школе сама училась – работа рядом с домом, терять такое из-за ученицы (не самой любимой) она не захотела: написала все, что ей продиктовали – характер у Эли не сахар, папу-маму не слушает (то есть не захотела в ПТУ идти – часами за пианино сидит), по вечерам где-то шляется (про музыкальную – ни слова). Действительно, преподнесли… прямо впору удивляться, почему ТАКАЯ девочка еще не в каком-нибудь интернате для трудных подростков.
– Я так понял… вы хотите сказать, что мы выглядели такими же, как Кольцов? – виновато проговорил Пополузин. – Да мы же с ним пришли… как бы сопровождающие. Он сказал: «Говорить буду я, а вы просто посидите для солидности».
– А получилось хамство, жестокость и подлость! – отчеканила Людмила Георгиевна.
– Да… именно так. Мы и не спорим, – вздохнул Плясунов.
– А то, что отец так себя повел… – Людмила Георгиевна презрительно скривила губы. – Вы, конечно, ему благодарны, но у меня это, знаете ли, священного трепета не вызвало. И какой он отец – другие люди оценили. Все! Он уже не отец, и на что он там у вас соглашался, значения не имеет.
– Я, конечно, никого не выгоняю, – заговорил Валера. – Но хочу напомнить, что Эле уже было плохо после того, что прокурор у нее на работе устроил. И… всех остальных видеть… это тоже лишняя травма.
– Да ладно, Валер, – взглянула на него Эля. – Мало у меня травм было? Одной больше – перетерплю.
– Да-да, мы понимаем, – торопливо кивнула Плясунова. – Сейчас уйдем… решим… окончательно.
– Ну, последнее слово – в любом случае Элино, – заявила Людмила Георгиевна. – Хотя кое-что она уже сказала. Я, честно, говоря, плохо понимаю… странное у вас желание… в плане будущего брака. Одно то, КАК она с вашими ребятами «познакомилась» – думаете, какая-то симпатия может возникнуть? Ладно, представим… за одним замужем, друзья в гости приходят… мамы, скажите, вам такое приятно было бы… на ее месте?
– Не видели вы, как ее затрясло, когда мы пошли к ней за вещами и в парке этих дружков увидели! – снова вмешался Валера. – Ну, он… – Валера кивнул на Плясунова-младшего, – хотя бы гадости за спиной не говорил… А тот, второй, «Серж» так называемый, опять – «пойдем, с девочками поговорим», «я претензии предъявлю: отец из-за нее месяц из дома не выпускал», «у нее подружка симпатичная», – Валера усмехнулся. – Русланку бы попробовал он тронуть – там отец и голову оторвать никому не успел бы: бабушка Наташа последними зубами раньше загрызла бы.
– В общем, Эля, люди ждут…
Эля взглянула на Людмилу Георгиевну, на Валеру, перевела взгляд на гостей и вдруг… увидела бабушку. Нет, конечно, мамина мама здесь присутствовать не могла – напротив девочки сидела довольно-таки молодая женщина, миловидная, ухоженная, хорошо одетая… вот только глаза у нее… как у Элиной бабушки в те дни, когда умирала мама: глаза женщины, которая точно знает, что ее ребенок обречен, и уже мысленно похоронила его, и в то же время из этой боли и безнадежности рвется беззвучный вопль сумасшедшей надежды: «НО ВДРУГ?!». И Эля почувствовала, что не сможет сказать матери с такими глазами свое подготовленное «вон отсюда». Судорожно сглотнув, девочка перевела взгляд на другую маму – самоуверенную, нагловатую… да, она не обманула ее ожиданий: смотрела с тем же пренебрежением «корчит тут из себя что-то, а мы ее чуть ли не облизываем», и к Эле почти вернулся ее запал – но тут она увидела лица пап… которые смотрели на нее почти такими же глазами, как у мамы Плясуновой… Пожалеть? Нет, ни о каком богатом женихе, конечно, даже речи быть не может, просто согласиться, чтобы ребятам вынесли более мягкий приговор, пусть бы катились и больше никогда не напоминали о себе. Но как они воспримут это? «Всю жизнь в долгу будем» или «ну, и нечего было два часа выламываться – все равно по-нашему вышло»? Трое родителей, похоже, будут искренне благодарны (нет-нет, она, Эля, еще ничего окончательно не решила!), а вот эта По-по-лу-зи-на и прокурор… кстати, а почему мама «Сержа» не пришла просить за сына?..
– А что представляет собой госпожа Кольцова? – Эля попыталась за насмешкой скрыть свое смятение. – И почему ее нет? Надеется, что муж все решит?
На неожиданные вопросы ответили не сразу, но Плясунова, словно почувствовав, что это может иметь какое-то значение, принялась торопливо объяснять:
– Она хорошая женщина, очень хорошая! Умная, интеллигентная… если так вот… дружеской компанией собираемся – это наше украшение, честное слово! Знаете, есть люди, о которых говорят, что они опоздали родиться – вот и она такая же… как из девятнадцатого века… в хорошем смысле.
– И замужем за таким хамом? – не сдержавшись, воскликнула Людмила Георгиевна.
– Ошибка всех книжно-правильных девочек, – с горечью подтвердила Плясунова. – Грубость принимают за мужество. Причем, бывает, что человек, хоть грубый, но порядочный – просто манеры ему никто не отшлифовывал. А тут – классический вариант. Я честно говоря, Александра недолюбливаю, хоть он и родственник… ну, как родственник? Родственник родственников, если точнее: мой дядя женат на его тете, троюродные братья у нас общие и для него, и для меня. Да еще вот квартиры получили по соседству, детей в один класс отдали… так и общаемся. Он, Сашка, мне противен стал давно уже… прямо когда после университета в милиции работал. Начал однажды моему мужу рассказывать про какого-то сослуживца – как тот задержанных бьет. С таким восторгом!.. Так что у Анельки…
– Как ее зовут? – вдруг заволновалась Людмила Георгиевна. – Случайно не Анелия Вячеславовна? Фамилия не Базилевская?
– Да… Ой, я не сказала! Да, она не Кольцова – она Базилевская. Я даже не подумала! Вы же можете ее знать – она в управлении культуры работает! Она с апреля…
– Тесный город… – вставил Плясунов-отец.
Людмила Георгиевна кивнула, растерянно глядя на Элю.
– Теперь понятно… Мне надо было один вопрос решить, именно в ее отделе. Прихожу, а мне говорят, что она в неврологии с тяжелым нервным срывом – мол, сын что-то натворил, отец-то вытащил из истории, а она человек ранимый – ей самой от этой истории плохо: сын преступник, как жить дальше… Ясно теперь!.. И не разведешься?
Плясунова кивнула:
– В том-то и дело! Они же оба члены партии. Если разведутся – значит, никакого продвижения по службе ни ему, ни ей.
– Да уж… Что есть – то есть… А вы ее не навещаете? Ей лучше?
– Да вроде стало немного лучше, а потом кто-то сказал, что Сережка в больнице… Нарочно, что ли? И опять стало хуже, выписку отложили.
– Она хороший человек? – спросила Эля.
– Замечательный! – одновременно ответили Людмила Георгиевна и Плясунова.
– Значит, четыре – два… – протянула Эля и, видя, что никто ничего не понял, объяснила: – Для четырех родителей вся эта история – горе. Не неприятность, а горе. Настоящее! А для двоих – ничего страшного, только время на лишние разговоры зря тратим.
– Ты хочешь… – осторожно начала Людмила Георгиевна.
– Как-нибудь можно… чтобы мне на этот суд не идти? – сквозь зубы спросила Эля.
– Ну… наверное, можно будет… договориться… – неуверенно вразнобой заговорили взрослые. – С адвокатом… с адвокатами посоветоваться… решить…
– Вот и решайте! – резко сказала Эля. – Какие угодно протоколы, с какими угодно инспекторами – но избавьте меня от всех этих… заседаний! Я никого больше не хочу видеть, особенно следователя с Сережиным папой.
– Мам, я сам провожу, – перехватил инициативу Валера. – А ты ее уложи – она же еле держится. Будем считать, на сегодня закончили, а адвокаты – потом.
Гости, поняв, поднялись и направились к выходу.
– Хоть бы извинились, дряни! – тихо и зло сказал мальчишкам Плясунов.
– А чего зря извиняться? – тоже тихо ответил сын. – Ни один нормальный человек такого не простит.
– Понимает! – шепнула Эля Людмиле Георгиевне.
Но та, не ответив на ее нервную короткую улыбку, внимательно вглядывалась в лицо девочки.
– Что-то ты мне не нравишься, – озабоченно сказала Людмила Георгиевна. – Надо твоим здоровьем заняться.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями