«Мы должны научиться так смотреть друг на друга, как на самое драгоценное, что есть на свете». Митрополит Антоний Сурожский
У меня на работе есть коллега – симпатичная женщина бальзаковского возраста. Всегда всем улыбается, такая искренняя, открытая, отзывчивая. У нее на лице написано было, что она счастлива.
Женщины вечно шептались: «Вот повезло бабе с мужем! Ее любит, в детях души не чает, на работу привозит, с работы забирает!».
Настя – назову ее так – на пересуды никогда не обращала внимания. До тех пор, пока однажды муж за ней не приехал. И раз, и другой, и третий… И стала она, как большинство одиноких женщин – с печальным взглядом, в котором застыла вселенская грусть.
"Чтобы я такое простила?!! Да никогда!"
А дамам нашим прямо не терпелось узнать, что же в семье-то произошло? Они и так, и сяк выпытывали - бесполезно. А в один прекрасный момент Настя не выдержала и взорвалась: «Ну, что вам всем от меня надо?!! Да, бросил меня муж с двумя детьми – 3 и 7 лет. Ушел к другой! Теперь вы счастливы и довольны?».
Мне было стыдно за коллег и за их любопытство. Ведь, узнав тайну Насти, они пошли дальше - растиражировали ее на весь офис. И вот, представьте, в тот момент, когда в перерыве все только и смаковали Настину беду, за ней опять начала приезжать знакомая машина. И это означало, конечно же, то, что муж к Насте вернулся, а она его приняла.
От этой новости наш дамский пол прямо с ума посходил. Все дружно крутили у виска. А выражение лица каждой женщина ясно говорило: «Да чтобы я такое простила?!! Да никогда!».
Почему-то в голову приходит одна очень сильная цитата Льва Николаевича Толстого: «Когда тебя предали — это всё равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получается».
Да, все верно и очень точно! Вот только есть одна поправка: когда любишь по-настоящему – находишь в себе силы и все-таки прощаешь. И не только во имя сохранения семьи и детей, но и во благо самих себя прежде всего. Потому что это как раз по-нашему, по-христиански - понять и простить.
Как проповедь батюшки Антония все во мне перевернула
Честно признаюсь, что до этого моя позиция совпадала с позицией коллег. Ибо в моём представлении простить предателя и изменника, кем бы он ни был - родственник или знакомый, означало бы унизить себя. И только благодаря батюшке Антонию Сурожскому мне удалось в корне пересмотреть свои взгляды. Вот, что он сказал в своей великолепной проповеди «О прощении»:
«И я хочу обратить ваше внимание на две вещи. Во-первых, Христос нас принимает без разбора. А во-вторых, Он принимает нас и не требует отчета, не ставит нам условий. И эти две вещи мы не умеем делать и в этом мы так не похожи на Христа, Которого мы называем Своим учителем и наставником.
Христос умеет прощать, но прощать не так, как прощаем мы. Вспомните притчу о блудном сыне. Слова сына: «Отче, дай мне теперь то, что мне бы пришлось получить после твоей смерти», в сущности значат: «Старик, ты зажился на земле, твоя жизнь мне не нужна, она мне только помеха. Сговоримся: умри! Сойди с моего пути, я забуду о тебе и буду жить, как будто тебя больше нет». И после этих слов он уходит. И приходит время, когда он испытывает на себе точно то, что совершил сам над отцом : пока у него было богатство, люди его любили, его окружали. Когда он оказался обездоленным, люди без единого слова ему сказали то же самое, что сказал он отцу: «Теперь ты нам не нужен. Ты для нас никакого значения никогда не имел, только то было важно, чем мы могли от тебя поживиться».
И когда он это понял, тогда действительно до него дошло на опыте, что он сделал над отцом, он вошел в себя, покаялся и пустился в путь. И он готовил целую исповедь: «Отче, я согрешил против неба и перед тобой , я больше недостоин называться твоим сыном; но прими меня хотя бы как одного из твоих наемников». И шел он, и шел он к отцу, называл его отцом, хотя знал, что недостоин быть сыном.
Но смотрите, что сделал отец: когда сын еще был вдали, отец его увидел и не стал его ждать у дверей, не стал выжидать момента, когда тот в стыде, в позоре, в покаянии бросится к его ногам, признается во всем, не стал ждать его унижения для того, чтобы великодушно его простить, и «на пробу», как мы это делаем часто, его принять.
Он побежал навстречу; он обнял сына раньше, чем тот одно слово сказал . И когда сын начал говорить, он ему дал сказать только начало: «Отче» — да, он признал, что у него есть отец, хотя он над ним совершил нравственное убийство: сойди с моего пути, чтобы тебя не было... он дал ему сказать: «Я согрешил на небо и перед тобой» — это правда; «я недостоин называться твоим сыном» — тоже правда; но тут его отец остановил; потому что недостойным сыном он ему мог быть, а добрым наемником — никогда.
Отец остается отцом , он никогда по отношению к нам не согласится стать хозяином. Вот как принял отец блудного сына: достаточно было того, что сын вернулся, чтобы отец поверил искренности его раскаяния.
Не так мы поступаем. Мы требуем извинения, мы требуем полного признания. Мы говорим, что еще посмотрим: «Я тебя обратно возьму на пробу» — другом, мужем, женой… Не так поступает Христос. Он не требует ни одного слова о том, что было на стране далече. Ему достаточно: ты пришел, ты вернулся — значит, всё, что было тогда, это был кошмар, это был сон. Мы теперь проснулись, мы теперь в жизни, а не в безумном сне».
А если душа не прощает – как быть?
Знаю, что эта мысль не дает покоя многим. И многим ломает судьбы. Ибо человек, не найдя ответа, остается в плену собственных умозаключений. И, таким образом, не находит в себе сил на прощение.
Но, оказывается, батюшка Антоний и такое предусмотрел. Приведу его ответ все из той же проповеди «О прощении» полностью:
«Часто, когда мы думаем о прощении, мы говорим — вот, я прощу; как бы мне забыть? Не надо забывать! Если бы мы могли забыть то, что случилось, мы непременно вернулись бы к тому, что было. Надо помнить; но не той злой памятью, которой мы помним. Мы помним: вот человек, с которым мы теперь примирились, однако в наших отношениях где-то еще трещина, где-то возможна неправда, где-то теснится возможность ссоры. Не так надо помнить. Надо помнить, что если человек против нас согрешил, значит, он в чем-то слаб, значит, где-то он уязвим и человеческими отношениями, и бесовским воздействием. Вот это надо помнить, чтобы изо всей силы и ценой собственного покоя, собственного благополучия его защитить от этого, не вспоминать ему, что было, а помнить, что здесь у него слабое место, и его целить и защищать.
Если бы мы могли так прощать, то мы прощали бы крепко и навсегда. Мы не прощали бы в надежде, что человек переменится, а прощали бы для того, чтобы , окутанный поддержкой и укрепленный любовью, он мог перемениться, если Бог даст. Мы его приняли бы не потому, что он унизился перед нами, а просто потому, что он к нам пришел, проявил это смирение и доверие. И наконец, мы помнили бы, помнили бы с болью душевной, что случилось, чтобы никогда больше этого человека не поставить в то положение, в котором он споткнулся, пал и разбился.
Подумайте об этом. Так нас принимает Христос и так мы призваны друг друга принимать. Мы часто гордимся перед теми, кто нас унижает: они слабы и пали, мы крепки — устояли. Так помните другие слова Писания: вам, сильным, надлежит носить тяготы слабых... И вот если это помнить, тогда можно перемениться и исцелиться. И тогда, может быть, наши человеческие отношения хотя бы похожи станут на то, как нас носит Христос. Аминь.»
Митрополит Антоний Сурожский (при рождении – Андрей Борисович Блум) родился в 1914 году. Епископ Русской православной церкви. Отличался активным участием в церковной и общественной жизни, пользовался известностью в разных странах. При его жизни и после его кончины выходили книги с его беседами. Однако сам он их не писал. Как правило, книги представляли собой отредактированную расшифровку записей его бесед. Когда ему однажды кто-то принёс на подпись книгу, он сказал: «Представляете, я понятия не имею о том, что в этой книге».
В 1965-1974 годах Антоний Сурожский - патриарший экзарх Западной Европы. Он также слыл одним из мудрейших священнослужителей. Батюшка Антоний говорил настолько простым и понятным языком, что его хотелось слушать бесконечно… Умер он в 2003 году в возрасте 89 лет.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: