Конечно. Мне же тоже есть что изменить! Я хотел вернуть то, что забыл! Этих людей, которых я вижу в снах. Это моя семья! Хоть я их не помню, но хочу к ним. Хочу быть рядом!
- Думаю, да! Ты мне еще поподробнее расскажешь по дороге сам механизм…
- Да я не в курсе механизма, ты че? Если бы я знал… ооой, я бы такое тут накуролесил! Владыкой мира бы стал, не меньше!
- Нет, я не про то, как обмануть окно, я думаю: например, если мы вдвоем там будем, ты что-нибудь почувствуешь? Увидишь меня спящим или я исчезну?
Завтра сводишь меня туда?
- Конечно, раз ты хочешь. Но только в дом я больше не пойду.
- Интересно, вернулась ли дверь? Ты не ходил, не проверял?
- Боже упаси! Ладно, давай спать! Надо сил набраться, а то идти долго.Но смотри, если что, ты сам виноват, замётано? - он действительно выглядел обеспокоенным.
- Заметано, - как можно спокойнее ответил я.
Утром мы двинулись в путь. Погода была хорошая, солнечная. Мы сначала шли в тишине. Каждый думал о своем: для Андрюхи роковым событием стало то, что он украл деньги у матери, а у меня какое роковое событие было в жизни?
Первым молчание нарушил мой провожатый.
- Давай перекурим и поедим, - сказал он. Мы отдохнули, перекусили, пошли дальше. Сделав еще несколько привалов, оказались на месте. Уже издалека я заметил оранжевую треугольную крышу.
- Это он?
- Он самый, - невесело отозвался Андрей. Мы осторожно, будто бы боясь, что дом нас заметит, стали подходить.
- А кто здесь жил?
- Да пес его знает!
Крыша дома была черепичная. Часть черепицы съехала и битыми черепками валялась вокруг, но дымоход целый, что удивительно. Стены глиняные, окна просели под тяжестью балок, покосились. Подойти и заглянуть в окно не давали кустарники, буйно разросшиеся вокруг. Дом пугал.
- Виталя, - неожиданно позвал меня Андрей, я аж вздрогнул.
- Ммм?
- А ты дверь видишь?
***
- Кажется, есть, - ответил я.
- Вот, блин, а где?
- В стене, с левой стороны, с торца…
- Ой, ну и хер с ней. Ты это, точно хорошо подумал? Назад дороги не будет, учти.
- Да.
- Смотри, зайдешь, пожалеешь еще, что решил переиграть. Скажешь, лучше б бомжевал с Андрюхой! Да поздно будет.
- Ну уж нет, если этот дом дает второй шанс, то я точно такого не скажу.
- Ну и вали тогда…
- Расскажи еще раз, что конкретно ты делал? Как запустил этот механизм?
- Опять ты со своими механизмами… Ниче не делал, лег спать, а проснулся мелким, вот и весь механизм.
- Ну ты там никакие рычаги случайно не находил? Может, выключатели щелкал?
- Нет, точно нет, да их там и нету! Проводки вообще нет, да и где столбы здесь, тетеря! Откуда там проводка?
- Ладно, а ты куда сейчас?
- Не знаю, может в свой город вернусь. Под мост точно не пойду, далеко, да и поздно уже.
- А ты можешь заночевать в лесу? Тебе же все равно где быть, как ты говоришь.
- Хех, подловил, подлец. Могу, а че, ссыкотно?
- Да на всякий случай, может, не получится что-то, а так я спрошу у знатока.
- Что там не получится? Ложись и спи!
- Ладно, бывай!
- Погоди! - внезапно окликнул меня Андрей.
- Чего?
- Хлеб оставь! Там мои «Анакомы» жри, они прямо в картонных стаканах, с вилкой, посуды не надо! Если че, вода там есть, чайник есть, утром печку растопишь, пожрешь, а хлеб мне оставь!
Я вернулся к нему и отдал последний свой хлеб.
- Вот, сразу все не ешь! Вдруг я завтра выйду, и мы пойдем на юг, как хотели.
- Эээ, ты давай, не настраивайся на плохое! Иди и сразу спать ложись, так и узнаешь, где ты свернул не туда!
Мы еще раз пожали друг другу руки на прощание, и я пошел в дом.
Поставил сумку и пакеты на стол у окна, вышел снова в коридор - дверь на месте. Выглянул на улицу, Андрей сидит под деревом, жует хлеб.
- Эй! - крикнул я ему. - Ты меня видишь?
- Нет! - засмеялся он и спокойно продолжил есть.
Я вернулся на кухню и огляделся - комната небольшая, стол, печка и кровать, даже табурета не было! Были двери в другие комнаты, но туда было невозможно пройти. Стемнело. Я прямо в куртке лег на кровать, но долго не мог уснуть. Андрей говорил, что он, войдя в дом, почувствовал себя как у бабушки на каникулах, я же чувствовал приятный трепет, словно вот сейчас я приеду домой, где меня любят и ждут. Битый час проворочался, пока, наконец, не отрубился.