...Однажды мне пришлось читать, как чествовали одного олигарха, который собирался после смерти отдать всё своё состояние на благотворительность...
Народ, что называется, "писал кипятком" от восторга, называя богатея едва ли не святым. Дескать, и благородный он, и милосердный, и добрый, и милостивый, и человеколюбец...
Человеколюбец? Хм...
Да знает ли он вообще что это такое...
...Описание НАСТОЯЩЕГО(!) человеколюбивого подвига я нашла в работе академика Евгения Тарле "Нашествие Наполеона на Россию". Однако не обладая замечательным как у автора литературным талантом, я не стану даже пытаться пересказывать мастерски описанные события, а процитирую отдельные из его книги отрывки буквально дословно. Речь идет о периоде бегства французов из России.
"Французы шли в Смоленск по дороге "уже за три месяца перед тем опустошенной", как пишет один из участников похода, Балари, своей жене во Францию. Целый ряд таких писем, написанных в пути, был перехвачен казаками и находится теперь в наших архивах. В письмах, конечно, французские офицеры и солдаты не смели и сотой доли писать обо всем том, что они пережили. Но и того, что они написали, более чем достаточно. "Мы прошли по самой дурной и опустошенной дороге, лошади, павшие в пути, тот час пожирались", пишет другой офицер своей матери, уже придя в Смоленск. "В нашей армии кавалерии уже нет, немного осталось лошадей, и те падают от голода и холода, - и еще до того как падут, их уже распределяют по кускам..." Лейбмедик Наполеона доктор Даррэй пишет жене: "Я еще никогда так не страдал. Египетские и испанские походы - ничто сравнительно с этим. И мы далеко еще не у конца наших бедствий... Часто мы считали себя счастливыми, когда получали несколько обрывков конской падали, которую находили по дороге". Если такова была жизнь сановника и любимого доктора самого императора, то можно легко себе представить, каково приходилось нижним чинам отступающей армии...
Голод приобретал катастрофические размеры для французской армии.
...Уже в начале отступления французов, на переходе от Вязьмы до Смоленска, русский генерал Крейц, идя походом со своим полком, услышал какой-то шум в лесу, правее дороги. Въехав в лес, он с ужасом увидел, что французы ели мясо одного из своих умерших товарищей. Дело было еще до морозов, до полного расстройства французской армии, до неслыханных бедствий, ждавших ее впереди. Это показание Крейца подтверждается рядом других аналогичных. "...Кроме лошадиного мяса им есть нечего. По оставлении Москвы и Смоленска они едят человеческие тела..."
"Голод вынудил их не только есть палых лошадей, но многие видели, как они жарили себе в пищу мертвое человеческое мясо своего одноземца. Смоленская дорога покрыта на каждом шагу человеческими и лошадиными трупами", - пишет Воейков престарелому Державину 11 ноября из Ельни.
...Положение французской армии в это время было совсем катастрофическим.
Инженерный офицер армии Чичагова Мартос даёт в дальнейшем картину того, что увидел на Березине: "Невольный ужас овладел нашими сердцами. Представьте себе широкую извилистую реку, которая была, как только позволяет видеть глаз, вся покрыта человеческими трупами; некоторые уже начали замерзать. Здесь было царство смерти, которая блестела во всем ее разрушении... Первый представившийся нам предмет была женщина, провалившаяся и затертая льдом: одна рука ее отрублена и висела, другой она держала грудного младенца. Малютка ручонками обвился около шеи матери, она еще была жива, она еще устремляла глаза на мужчину, который тоже провалился, но уже замерз; между ними на льду лежало мёртвое дитя...
Ветер и мороз были прежестокие, все дороги замело снегом, по ближнему полю шатались толпами французы. Одни кое-как разводили огонь и садились к нему, другие резали у лошадей мясо и глодали их кости, жарили его, ели сырым; скоро показались люди замерзлые и замерзающие. Никогда сии предметы не изгладятся из моей памяти. Бесконечная дорога была сплошной улицей мёртвых тел".
...Нестерпимый голод дошел в эти дни до своей крайности. Меня интересовали точные и правдивые данные о случаях поедания человеческих трупов в начале отступления французской армии, и я подобрал и привёл эти данные в соответствующем месте. Но загромождать свою книгу обильнейшими показаниями, касающимися того же предмета и относящимися к последнему месяцу отступления. а особенно к последним дням его, я считаю совершенно излишним. Это - факт, для времени конца отступления давно и точно установленный, общеизвестный и подтвержденный многочисленными свидетельствами.
"...Очевидные свидетели утверждают, что французы ели мёртвых своих товарищей. Между прочим, они рассказывали, что часто встречали французов в каком-нибудь сарае, забравшихся туда от холода, сидящих около огонька на телах умерших своих товарищей, из которых они вырезали лучшие части, дабы тем утолить свой голод, потом ослабевая час от часу, сами тут же падали мёртвыми, чтобы быть в свою очередь съеденными новыми, едва до них дотащившимися товарищами" - читаем в "Собственной тетради" Алексея Николаевича Оленина. Таких свидетельств о состоянии французской армии в ноябре-декабре 1812 г. сколько угодно.
...К голоду прибавилось новое страшное бедствие. Как раз после Березины начались страшные морозы, достигавшие 20-22-23 и даже 29 градусов и державшиеся до 12 декабря. По ночам дважды доходило до 30 градусов. Это новое бедствие окончательно сокрушило остатки наполеоновской армии. Люди, плохо одетые, не могли более двигаться, падали и замерзали. "День *** декабря был самым роковым. Герцог Беллюнский явился один. Весь арьергард покинул его, люди гибли от холода... Артиллерия погибла вследствие недостатка лошадей. Всё погибло", - читаем в донесении маршала Бертье Наполеону об этих последних днях пребывания французской армии в России. В корпусе Вреде до наступления больших холодов было 8 тысяч человек, а осталось от него только 2 тысячи. Маршал Ней составил из этого арьергард.
" Большая часть артиллерии приведена в негодность вследствие падежа лошадей и вследствие того, что у большинства канониров и фурлейтеров отморожены руки и ноги... Дорога усеяна замерзшими, умершими людьми... Государь, я должен сказать вам всю правду. Армия пришла в полный беспорядок. Солдаты бросают ружьё, потому что не может держать его, а офицеры и солдаты думают о том, как бы защитить себя от ужасного холода, который держится все это время на 22-23 градусах. Офицеры генерального штаба, наши адъютанты не состоянии идти".
Мороз буквально истребляет (и очень быстро) остатки французской армии. Истощенные страшным длительным голоданием и измученные переходами по глубокому снегу, люди погибают тысячами от холода. Изношенные в лохмотьях, в которые обратились их одежды, и рваные истоптанные сапоги не могут защитить от крепких морозов. "Мороз измучил всех, у большинства людей руки и ноги отморожены... Ваше величество, знаете, что в полутора лье от Вильны есть ущелье и очень крутая гора: прибыв туда к 5 часам утра, вся артиллерия, ваши экипажи, войсковой обоз представляли ужасное зрелище. Ни одна повозка не могла проехать, ущелье было загромождено орудиями, а повозки опрокинуты... неприятель обстреливает дорогу... Это был момент окончательной гибели всей артиллерии, фур и обоза. Герцог Эльхингейский (Ней - Е.Т.) приказал сжечь всё это... Чрезвычайный мороз и большое количество снега завершили дезорганизацию армии, большая дорога была сплошь занесена снегом, люди теряли ее и падали в окружающие дорогу рвы и ямы".
Бертье констатировал полную гибель той главной, центральной армии, которая шла с Наполеоном от Малоярославца до Березины и дальше: "Я принужден сказать вашему величеству, что армия в полнейшем беспорядке, как гвардия, которая состоит из 400 или 500 человек: генералы и офицеры потеряли все, что у них было. У большинства из них отморожены те или другие части тела, дороги усеяны трупами, дома наполнены ими".
Эти донесения Бертье по существу отчасти сходятся с тем его донесением, которое было перехвачено казаками и опубликовано в России уже вскоре после войны.
Любопытно, что даже по наблюдениям ненавидящего французов и Наполеона английского комиссара Вильсона, французские солдаты в это убийственное для них время отступления дошли до потери всех стимулов и чувств во имя одного только непосредственного инстинкта самосохранения, но "за одним только почетным для французов исключением: будучи взятыми в плен, они никакими искушениями, никакими угрозами, никакими лишениями не могли быть доведены до того, чтобы упрекнуть своего императора как причину их бедствий и страданий. Они говорили о "превратностях войны" и "неизбежных трудностях", о "судьбе", но не о вине Наполеона"...
Так пишет Тарле о бедствиях французской армии. А как обстояли дела у Кутузова? Вопрос не праздный. И его необходимо уточнить, чтобы получить о человечности русских самое верное и справедливое представление. А потому вернёмся к книге.
...Русская армия в последнее время сильно голодала. Лишения, которым подвергались войска в переходе в особенности от Березины до Вильны были ужасны. Как офицеры, так и солдаты постоянно нуждались в продовольствии....
...Гвардейские офицеры по два, по три человека отправлялись, подобно нижним чинам,в сторону за несколько вёрст добывать, что попадётся для своего и товарищей продовольствия. Подобные попытки часто сопряжены были с большими затруднениями. Эти "большие затруднения" заключались в том, что измученные страшным морозом, усталостью, не евшие по суткам солдаты и офицеры возвращались с отмороженными руками и ногами, а иногда и вовсе уже не возвращались, заплатив жизнью за тщетную. попытку найти где-нибудь хоть кусок черствого хлеба.
Русская армия тоже жестоко страдала в эти дни от лютых морозов: "После переправы через Березину настали страшные морозы. Я не мог проехать верхом более десяти минут, и так как снег не позволял долго идти пешком, я то садился на лошадь, то слезал с нее и разрешил моим гусарам проделывать то же самое. Я предохранял мои ноги от мороза, засовывал их в меховые шапки французских гренадёров, коими была усеяна дорога, Мои гусары страшно страдали... Сумский полк насчитывал не более ста двадцати лошадей, годных идти в атаку... наша пехота была расстроена. Ничто не делает человека столь малодушным, как холод: когда солдатам удавалось забраться куда-нибудь под крышу, то не было никакой возможности выгнать их оттуда. Они предпочитали умереть. Рискуя сгореть, солдаты забирались даже в русские печи. Надобно было видеть все эти ужасы собственными глазами, чтобы поверить этому", - так описывает русский гусарский генерал Левенштерн состояние русской армии, шедшей за отступающими французами. Это описание похоже на то, что мы знаем из французских свидетельств о состоянии в эти дни остатков армии Наполеона...
Обе армии приближались к Вильно в ужасающем виде.
"Никогда еще человеческие бедствия не проявлялись в столь ужасающем виде. Все окрестные деревни были выжжены до основания, жители разбежались, нигде нельзя было найти продовольствия. Только одна водка поддерживала наши силы. Мы бедствовали не менее неприятеля", - пишет Левенштерн. До Вильны добралась меньше одной трети русской армии, которая начала преследование Наполеона от Малоярославца.
Еще более определенно о состоянии собственного войска выразился Кутузов. Он говорил, что русская армия погибла во время этого страшного зимнего похода, а не только наполеоновская; что от Тарутина до Вильны погибло две трети русской армии, вышедшей из Тарутина.
А дальше, собственно, о самом поступке.
Вот сцена, зарисованная очевидцем.
Витгенштейн (русский генерал -Е.Т.) дал некоторый роздых своим войскам по пути от Полоцка. Солдаты уже уселись за щи и кашу. Сбившись в кучу, французы, сдавшиеся отряду в плен, голодные, полузамерзшие (как говорит очевидец этого происшествия), "устремили на пищу полумёртвые глаза свои". Несколько русских солдат, оставя ложки свои, встали и сказали прочим товарищам: "Ребята, что нам стоит не поесть! Уступим наше горячее французам!" Вдруг все встали, а пленные французы тотчас бросились к пище, не могши скрыть своего удивления. Аналогичные случаи кое-где приводятся и в воспоминаниях солдат, офицеров и врачей наполеоновской армии.
Сохранились и другие воспоминания очевидцев, рисующих порой великодушное, гуманное отношение русских войск к побежденному врагу: "Была ужасная метель, я заблудился и был совершенно один" - пишет генерал Левенштерн. Лошадь принесла его, уже замерзавшего, к русским бивуачным огням. "В лесу, возле которого находился наш бивуак, было множество французов, приютившихся на ночлег. Они вышли ночью из леса без оружия и пришли погреться к нашим кострам. Велико было наше удивление, когда мы увидели поутру вокруг каждого костра человек сорок или пятьдесят французов, сидевших в кружок на корточках и не выказывавших ни малейшего страха перед смертью. Добрый, прекрасный Карпенко велел разложить еще несколько костров. Тогда вышло из леса несколько тысяч французов, которые расположились возле огня. Карпенко, беспощадно убивавший неприятеля, когда он стоял к нему лицом к лицу, продлил тут жизнь многим из этих несчастных"...
. . . . . . . . .
Мораль?
Хм... Легко быть "человеколюбцем", имея огромное состояние, будучи элементарно даже не голодным... Легко отдавать после смерти то, в чем больше не нуждаешься... Ты попробуй-ка отдать последнее при жизни...