На станции Янов в игре «S.T.A.L.K.E.R.: Зов Припяти» персонаж по имени Гаваец радушно восклицает: «у меня как в Греции – всё есть». Про Грецию ещё поговорим, но вот у симпатяги Гавайца при этом было далеко не всё.
В России тоже, вроде бы, всё есть. Мы и мировую литературу обогатили, и изобразительное искусство, и кинематограф отэйзенштейнили, да и вообще – здесь родина слонов. А когда доходит до театра – полагается говорить исключительно с придыханием: русский психологический театр, величайшая школа. И это всё так: Чехова, Толстого и Кандинского будет трудно выскрести из мировой культуры даже варварски применяя «культуру» отмены (для кэнселлинга и совокупности достижений человечества по недоразумению применяется одно и то же слово «культура». Это нелепо). Однако наш театр, восхищая знатоков по всему свету, отчего-то находится у себя на родине в положении Кисы Воробьянинова, который при всём своём предводительстве дворянства почему-то не манж па сис жур. Театр умирает там, где в нынешнем своём виде бурно расцвёл – как это может быть?
– Разве он умирает? А Театр Наций, МХТ, Большой?!
Во-первых, это театры московские, а Москва, как известно, не Россия вовсе. Во-вторых, я верю, что вы назовёте двадцать московских театров, но их в городе почти сто одних только бюджетных – что творится там? В-третьих, даже из двадцати четырёх театров федерального подчинения (остальные в ведении иных административных «субъектов») по всей России только один театр приносит больше денег, чем тратит.
Один.
В небольших же городах театр почти всегда теперь находится в упадке, здания ветшают, труппа спивается, а новые спектакли ставятся с костюмами и декорациями «из подбора» – то есть из старья. Это значит, что в сапогах вашего кота двадцать лет назад покойный Иван Иваныч уже играл Дон Жуана. Пригодились сапоги.
Главная причина этого бедствия состоит в том, что у нас человеку творческому открыто желать денег как будто бы неприлично. Открываем любое интервью, взятое к премьере спектакля: режиссёр – открыто или обиняками – будет изо всех сил доказывать, что все вокруг алчут денег, а он, творец, чихать на них хотел. Для него существенно только искусство. Казалось бы – пожалуйста! Но каждый следующий режиссёр, чтобы показаться ещё большим бессеребренником на фоне коллег, будет ещё больше ненавидеть саму идею коммерческого театра. Это будет очень красиво, очень достойно выглядеть. Но это прямой путь к превращению театра города N в дом культуры – с кружками умелые ручки, с заезжими антрепризами, но без труппы, денег и собственного творчества.
Скорее всего, дело в том, что подавляющее большинство театральных деятелей рассматривает театр в качестве искусства элитарного, а элитарное искусство не может существовать в городе с населением в 100 тысяч человек. Не стоит считать это высокомерием, здесь недовольство позиционированием театра. Грамотный театральный продюсер смог бы проанализировать запросы аудитории, грамотно их обработать – и театр как минимум перестал бы испытывать проблемы с наполнением зала (вне зависимости от числа жителей в городе). Но театральных продюсеры у нас не водятся.
Вернее, не так. Театральные продюсеры иногда встречаются, даже успешные. Леонид Роберман, скажем. И продюсерский факультет в ГИТИСе есть. Но вот продюсерского театра у нас нет. Выходит, что выпускники этого самого факультета должны будут сами создавать себе условия для работы, а русский театр (особенно в провинции) в силу своей природы будет отчаянно сопротивляться. В рамках антреприз и мюзиклов продюсерский театр худо-бедно выживает. Но в классический драматический театр, которым как раз и гордится Россия, продюсерам пока ходу нет.
Знакомые режиссёры все сплошь протестующе вскидываются, стоит заговорить о продюсерском театре. Многих успокаивают примеры сотрудничества Робермана с Крымовым и пр., но всё равно не до конца; режиссёры ждут от продюсеров подвоха. Звонишь хорошему режиссёру, худруку в крупном городе, спрашиваешь:
– Товарищ, что скажете о продюсерском театре?
Ответ:
– Если продюсер, помимо жажды наживы, понимает ещё цели и задачи театра, то есть если это идёт не исключительно как развлекательный шоубиз, а всё-таки как часть культуры, то может быть вполне себе неплохо. Но продюсерский театр в низком смысле, когда под этим подразумевается онли бизнес и ничего личного, и при этом используются такие беспроигрышные инструменты на потребу даже не публики, а плебса, то есть что-то такое в районе пояса, комедии дешёвенькие и так далее... Тогда я в принципе к этому не отношусь как к театру, я к этому отношусь именно как к шоубизу: люди просто зарабатывают, башляют.
Любой психолог, взглянув на этот текст, скажет, что варианту «может быть вполне себе неплохо» отводится вероятность процентов в 10.
Ладно, а что скажет молодой актёр, играя в столичных постановках?
– Я считаю, что надо разделять творчество и коммерцию. Если это исключительно коммерческий спектакль, и цель его, например, направить средства на благотворительность, вообще ничего не имею против, пусть это будет делать продюсер. Потому что он привлечёт медийных актёров, они начнут зарабатывать бабки, естественно, публика всё это схавает, и благотворительные фонды обогатятся за счёт того, что это поставлено было продюсером. А если мы идём именно в творчество, то всё-таки продюсер это слишком новая, что ли, профессия, которая ещё не вжилась, наверное, в эту структуру режиссёра-актёра.
– А разве не в интересах театра, дабы он мог производить больше творческих каких-то продуктов, чтобы он при этом хорошо зарабатывал? То есть, возможно, нужен всё-таки продюсер, чтобы не в благотворительном фонде, а просто в театре осели деньги, и можно было достойную зарплату актёрам платить...
– Тогда... надо искать баланс. И это должен быть баланс явно не 50/50. Каких-то пять-семь спектаклей пусть сделает продюсер, которые будут держать театр на плаву и приносить какую-то кассу, а остальные будут те же и антрепризные, и неантрепризные... Будут приглашаться режиссёры – для, так сказать, ценителей искусства, которые приходят в театр всё-таки за театром, а не для того, чтобы посмотреть на какое-то шоу. Для шоу есть другие заведения.
– Какие?
– Дом Мюзикла, цирк... Средневековые реконструкции, экшны... Вот это всё. Не совсем про театр.
– А тебе комфортно было бы работать с продюсером – как актёру?
– Да, я работал на ёлках... и их ставил исключительно продюсер. В принципе, с ним работать комфортно, потому что очень много идей у него в голове, именно технических идей, и ты помогаешь ему воплощать их. То есть за экшн тот же отвечает продюсер. И декорации офигенные она выбивала, и костюмы офигенные...
– И что, плохо, если это в театре появится?
– Ну (тяжёлый вздох), у нас был спектакль детский... А вот как взрослому...
Вот и видишь, что успех «правильного», творческого спектакля – он как бы должен прийти чудом, ниоткуда с любовью. Продюсер ставит экшн, добывает костюмы, приводит известных актёров – но это принимается только в качестве наполнения копилки. К таинству не допускается.
В Древней Греции театр был территорией драматургов. (Софокл иногда играл в своих пьесах, но ценим мы его не за это.) Сами по себе актёры значили ничтожно мало. С тех пор греческий театр ничего лучше своих античных трагедий миру не дал, да и не очень пытался.
Позднее Средневековье и Возрождение сделали театр актёрским. Это произошло в первую очередь во Франции и в Италии. И по сей день французский и итальянский театры – в первую очередь актёрские, полтора века режиссуры почти ничего не изменили.
Режиссёрский театр возник во второй половине XIX века, расцвёл в России. Пика достиг во второй половине XX века. На режиссёров того времени сейчас (открыто или нет) ориентируются все. Кто-то пытается следовать за Любимовым, кто-то – за Васильевым, кто-то – за Някрошюсом. Однако повторения стилистики лишают её новаторства. В нынешних реалиях даже точнейше восстановленные великие спектакли прошлого оборачиваются провалом и смертной скукой (помню «Вишнёвый сад» во МХАТе – интереснее всего был спящий армянин, который посапывал на соседнем кресле. Раневская и Симеонов-Пищик были персонально хороши, но вот сам «спектакль Немировича-Данченко» был тяжеловесен и тосклив). Хотя многие это понимают, всё равно упрямо продолжают твердить, мол, таков настоящий театр и есть, развлекать никого не должен, а делать нужно для ценителей искусства и во имя искусства.
Благородно, но элиты интеллекта и элиты кошелька почти не совпадают. Интеллектуальная элита не прокормит театр даже в Москве и Питере (оттуда все эти бесчисленные банки-партнёры в программках и на билетах в Александринку, Малый и т. д.). А в городах поменьше существование театра вообще напоминает фарс. Директор ищет деньги на спектакли, которые не очень нужны публике, зато отвечают представлениям режиссёра и актёров о настоящем искусстве. Такой театр отторгает новое не только в сфере идей. Такой театр почти не набирает актёров (денег нет) и – прерывает театральную преемственность. Волосы становятся дыбом, если посчитать, сколько актёров в год выпускают одни только ведущие учебные заведения. А ведь ещё и «неведущих» тьма. Если подсчитать вообще всех выпускников актёрских факультетов за год – окажется, что они превышают потребность индустрии в десятки раз. Ежегодно.
А тех, кто мог бы поправить положение – театральных продюсеров, менеджеров – учат мало, плохо, а потом ещё и не трудоустраивают. Иррациональный (и эгоистический!) скепсис в их отношении со стороны режиссёров и актёров читатель уже видел выше.
Может статься, театр в России обречён остаться режиссёрским. Просто совсем недавно этот уровень был высшим достижением сцены, а мы впереди – планеты всей. А как только лидирующим станет продюсерский или ещё какой-то неведомый театр, мы останемся музейным экспонатом, представляющим один из этапов развития. В этом смысле Чехов – куда более надёжная инвестиция, ибо великие драматурги с годами не обесцениваются, а вот великие школы...
Итальянские художники лидировали на протяжении Ренессанса, и сами не заметили, как к Новому времени скатились в милый академизм. Театр «Глобус» живёт тем, что когда-то для него писал и в нём играл Шекспир, «Комеди Франсез» – тем, что когда-то там играл и писал Мольер. Отними у них эту вывеску – и это будут самые рядовые театры.
Если прямо сейчас не предпринять решительных мер, русский театр перестанет быть нашим (вероятно, последним) всё ещё действующим культурным рычагом, который не в прошлом, а прямо сейчас оказывает международное влияние. Он станет ещё одной вехой, ещё одним воспоминанием о том, как русские что-то умели. Великая русская театральная школа превратится в повествование о Станиславском-Вахтангове-Мейерхольде-Таирове-Любимове-Эфросе, а её выпускники будут уверены, что можем повторить. Люди понимающие будут сочувственно улыбаться, а за пределами страны этих претензий вообще никто не оценит.
Ничтожны попытки заявить, что театр не должен конкурировать за зрителя с кино и телешоу. Мол, тут у нас искусство, бороться с Comedy Club – не наша работа. Звучит очень аристократично, но беспомощно. Величайший драматург Испании (всех времён) Лопе де Вега отточил своё мастерство, конкурируя с Инквизицией. Как только театр стал интереснее костров с живыми людьми, публика стала предпочитать театр. Пьесы, переманившие испанский народ с аутодафе в зрительный зал, навсегда теперь отмечены статусом величайших.
Театр на Таганке конкурировал – условно – со всем советским кино. Тоже режиссёрским. С любым нынешним театром конкурируют сериалы и блокбастеры, неизбежно продюсерские. Над каждым выпуском видеоподкаста на YouTube работает больше продюсеров, чем над новой постановкой «Женитьбы» или «Пигмалиона». Поэтому театры проигрывают, а большинство в полупустом зале составляют пожилые люди – замечательная публика, но дурной знак.
Неужели театр надо закрыть, а за шоу пусть народ идёт в другие заведения?
Если все в округе хотят пить пиво, а в вашем баре пиво не наливают, потому что «есть другие заведения», то вы скоро обанкротитесь. Хотите искусства – наливайте более свежее пиво. Молодое вино – в старые мехи. Они выдержат.
Автор: Александр Фарсайт
https://t.me/prostopushka