Марат Гали (тенор). Заслуженный артист Республики Татарстан. Лауреат конкурса вокалистов, посвященного Францу Шуберту (I премия, 1995). Окончил Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского. С 1999 по 2002 солист Московской государственной академической консерватории. С 2003 года солист Большого театра. Выступал на сценах Мариинского театра, Парижской национальной оперы, Лионской оперы, Словенского национального театра оперы и балета (Любляна), Театра Массимо (Палермо). Принимал участие в фестивалях «Sacro Art» (Локкум, Германия, 1997), имени М. Д. Михайлова (1999), имени Л. В. Собинова (2000, 2001, 2004, 2007), в театральном фестивале в Шизуоке (Япония, 2001); Людвигсбургском оперном фестивале (2004), фестивале музыки В. А. Моцарта (Стамбул, 2004), фестивалях Гидона Кремера в Сигулде (Латвия, 2005) и Локкенхаузе (Австрия, 2005), фестивале Ле Туке (Франция, 2005), фестивале музыки Л. Десятникова «Любовь и жизнь поэта» (2005), фестивале камерной музыки к 100-летию Дмитрия Шостаковича (2006), фестивале искусств «Черешневый лес» (2007), фестивале в Экс-ан-Провансе (2010), фестивале искусств (Гонконг, 2015).
Оперный певец Марат Гали рассказывает о своей работе и дружбе с выдающимся вокальным педагогом Светланой Григорьевной Нестеренко.
Вы помните самую первую фразу, которую вы услышали от Светланы Григорьевны?
- Пожалуй, это была не фраза, а это была загадочная улыбка. В тот момент в Большом театре начала активно работать молодежная программа. Моя супруга, Оля Гурякова, уже практически работала со Светланой Григорьевной, я много слышал о ней, но визуально представлял слабо, и я помню переход между основной сценой и атриумом перед «Князем Игорем», и я вычислил Светлану Григорьевну, потому что вокруг нее всегда стайка учениц, учеников. Я говорю: «Здравствуйте, Светлана Григорьевна». Она поздоровалась, удивленно приподняв брови. «А, вы не могли бы меня послушать, как я сегодня буду петь Овлура»? - «Ну, хорошо». Мы визуально встретились глазами, и, пожалуй, это был наш первый такой контакт. И уже после того, как более близкое знакомство произошло, у меня были какие-то мистические сны, словно она восприняла меня как ребёнка. А во сне же всегда странные ощущения, я почувствовал какое-то дикое тепло и любовь.
И первое впечатление - это такой веселый шар света, по энергетике как солнышко. Но такое солнышко, которое может быть шаровой молнией. То есть, внутри большой запас энергии был. И я был несказанно удивлен, что вообще бывает такое. Огромная внутренняя сила, мощь, интеллект, и, действительно, вокальная экстрасенсорика. Но это не какая-то мистика. Это основано на огромнейших знаниях и на огромнейшем опыте. Я уже потом это понял. Все ее диагнозы, все ее прозорливые слова абсолютно сбывались на 100%.
Когда попросили ее послушать вас, что вы надеялись услышать в ответ?
- На тот момент у меня была, в общем, активная карьера, работа в Европе, мировая премьера в Париже. И я был достаточно уверен в себе и мне просто хотелось узнать ее мнение. Не хотелось как-то ее поразить, убедить, потому что она стольких слышала и видела, удивить ее явно нечем было. Она сказала: «У тебя там то-то, то-то не то. Значит, надо так, так и все. Это забудь». У неё сразу было своё видение. Как она любила говорить, что, все мы «жертвы ушей педагогов». В общем, если человек правильно слышит, и получается, может быть, хорошо. Если он слышит не так, то не тот результат.
Почему ей все абсолютно все доверили?
- Практика показывала то, что ее работа приносила реальные результаты. Она мне буквально на первом или втором занятии говорит: «У тебя гортань не там. Давай сейчас такое упражнение». Бац, что-то там открывается, совершенно новые ощущения, и голос звучит иначе, тебе свободно. Я хочу сказать, что у всех вокалистов бывают болезни, проблемы. Но с 2012 года, как мы стали заниматься вокально, связки абсолютно всегда были в порядке. Все фониаторы это подтверждали.
А скольких людей она спасла и вылечила от кровоизлияний с узелков и многих вокальных проблем, связанных с неправильным пением, с неправильной постановкой вокального аппарата и дыхания, координации и многих технических моментов!
Ее мастерство было в том, чтобы почувствовать твою индивидуальность. Она могла сказать: «Так, у тебя в средней комиссуре на правой связке утолщение. Иди к фониатору, сделай мне снимок, принеси». Приходят люди, да, у них там сосуд проявился, может быть, нехорошее состояние перед кровоизлиянием.
Можете мне не верить, но я лично был свидетелем, когда по частотному составу голосовому Светлана Григорьевна двум девочкам говорила: «У тебя гормональный фон изменился. Иди, проверься. Мне кажется, ты беременна». А они сами еще не знали. Это два раза. Как это объяснить, что человек так слышит частоты? Тончайший слух, который завязан на возможности проецировать на твою технологию, на твой аппарат, на вокальный аппарат, и физиологические возможности твои.
Не секрет, что очень любили с ней записывать диски. Звукорежиссеры делали квадратные глаза, когда она говорила: «Знаете, там 410 герц, там вот это вот прибавьте, убавьте». То есть, она понимала, что мешает. Она могла поэтому давать такие потрясающие результаты. Скольких людей она сделала, скольких вывела в люди и дала вторую творческую жизнь в педагогике. Она же рекомендовала моей жене Ольге преподавать.
Вы были очень дружны?
- У нас были настолько дружеские отношения, что она очень хорошо умела опускать с небес на землю, даже подрезая, может быть, крылья. И она делала это абсолютно точно, в нужный момент, и с педагогической точки зрения просто идеально. Потому что у всех психика разная. Она где-то гасила, где-то наоборот, тебя вызывала соревнование. С ней очень интересно было разговаривать, слушать. Она много давала знаний. Человек, владеющий скорочтением, который всю британскую библиотеку, может быть, энциклопедию в себя вложил. Когда у тебя такой базовый мощный объем знаний, то совершенно по-другому мозг работает. Интеллект высочайшего уровня был. Мы просто как-то пытались дотянуться.
Что касается каких-то бытовых вопросов, то она очень любила со мной ездить на машине. Она любила, когда ее возят, любила на переднем сидении сесть. Однажды говорю: «Слабо в Волгоград махнуть?» - «Вообще не слабо. Сейчас поедем».
Такие светлейшие воспоминания. И даже последние дни ее, просто какая-то трагическая нелепость. Мы сначала не восприняли, что это может быть так страшно. У нас рядом квартиры находятся, там один километр всего. И я всегда ей помогал по каким-то хозяйственным вещам. Это было всегда с улыбкой и весело. Я с удовольствием ей помогал.
И в последние дни?
- Думаю, что из учеников я ее последний видел… Она сказала: «Марат, я заболела, у меня температура. Мне нужно такое-то лекарство, пульсоксиметр. Давай». Сходил в аптеку, принес. Потом пожаловалась, что нет аппетита и попросила венгерские ватрушки с творогом из кондитерской. И ее забрали после этого. И это был последний раз, когда я ее видел.
Знаете, это очень сложно принять было. У нее уже не было такого количества энергии. Она, безусловно, устала. Может быть, и бороться устала. И вновь у меня были сны. На второй день после ее ухода. У нее с каждым человеком, я уверен, своя определенная связь на своей волне. Во сне мы идем по Селезневской улице, вот как раз мимо этой пекарни. И она взмывает в воздух легко-легко, и перескакивает какой-то бордюрчик или что-то такое. Я говорю во сне: «Светлана Григорьевна, как же вы, колени же?» - «Марат, не волнуйся, у меня все хорошо сейчас, отлично все». Я понял, что она мне просто дала знак такой, что с ней все хорошо.
Она выполнила десять жизненных программ, которые по той работе, которую она сделала, по тому вкладу в искусство, в учеников, в свою школу, которую она сформировала уникальнейшую.
Она же делала совершенно феноменальные вещи! К ней, например, приходил дирижер Даниэль Баренбойм и говорил о Саше Виноградове: «Светлана, мне нужно, чтобы Эскамильо выходил в таком-то темпе и мне нужен такой-то тембр». Просто как к чародею приходили, заказывали: «Так, сделай мне из ученика это, сделай мне из ученика то». Самого высокого порядка дирижеры, глыбы, вершины музыкальной жизни и мировой музыкальной культуры.
Вы, если не ошибаюсь, встречались ещё в начале нулевых, но не стали работать?
- Мы тогда очень много работали вместе с Володей Байковым. На тот момент я стал заниматься с Тенгизом Чачава. Я был очень увлечен, мы много с ним пели контактно-артериального жанра. А Светлана Григорьевна жила у Володи, и он все уши прожужжал, какой у него замечательный педагог. И получается, через 10-11 лет вот мы встретились, и она сказала: «Я тебя знаю, мы у Володи Байкова встречались на Киевской». Я удивился: «Светлана Григорьевна, а почему же вы меня не взяли тогда, не настояли? Вы же знали?» Вот тогда бы технику формировать, на взлете, когда я еще в Большой не попал. Она ответила: «Марат, ты настолько был увлечен работой с Тенгизом, и настолько ты верил в это, что я посчитала некорректным влезать в твой процесс».
То есть, у нее огромная деликатность была во всем. Она, на самом деле, чувствовала значительно тоньше весь мир, вообще всю окружающую среду. Может быть, поэтому вот эта экстрасенсорика и была в ней. Очень тонко чувствовала настроение, судьбу человека. Как она угадала, что на мастер-классе Башмета во Львове она Богдана Волкова встретит и пригласит его в молодежную программу, и у человека будет феноменальнейшая карьера? И как вырастит она его, поможет ему в этом.
Помогала не только вокально?
- Да, об этом нужно говорить, пусть люди знают об этом. Некоторым певцам, которые потом осели в «Метрополитен-опера», для прослушивания она просто давала деньги: «Вот карточка, там столько-то денег. Тебе хватит долететь и на первое время». Никто не знает об этом. Я знаю. Она помогала стольким ребятам и финансово, и кормила, и много всего ещё. Это личность, это человек, душа, благородство.
Балансировать между огромным количеством учеников – это тоже большая нагрузка. Потому что все же считают, что они самые главные, что им больше нужно. Она не могла разрываться. И поэтому в какой-то момент она отодвигала людей, потому что понимала, что настало то время, когда они должны справляться сами. И со мной тоже такой момент был. Я потом уже понял. Может быть, мне это и сложно было, когда оторвали от груди. Но, вероятно, это было необходимо.
У меня была мечта, чтобы она нашу дочь Марьяшу выучила петь… Но не сложилось. А я благодарю высшие силы, судьбу за то, что мне посчастливилось испытать это чувство любви, совместной работы, творчества. Я до конца жизни буду ей благодарен. И Марьяша это впитала – близость, тепло, человеческую мощь и поддержку. Знаете, как будто боженька ее послал. И в ней много от такого божественного отношения к людям. Потому что она давала возможность стать творцом. Только так мы можем приблизиться к божественному.
Если бы вы ей могли отправить последнее сообщение, которое она точно прочитает, что бы там было написано?
- Я бы ей сказал: «Я вас люблю. И простите за какие-то неприятные моменты или за то, что неизбежно было». Но она мудрая, она нас прощала. Я ее люблю, и пусть все будет хорошо. Пусть она обретет счастье, пусть она растворится в этом мировом вселенском знании… Когда-нибудь поговорим.
