Здравствуйте! Один из наших учеников-преподавателей вышел из отпуска и взялся за работу. Это Евгений Поляков, который ведёт уроки "Жили-были" (или "Патефон", мы так толком и не решили, как называется его предмет, можно ещё подумать). А сейчас послушаем, что нам расскажет Евгений.
Другие работы Евгения Полякова в подборке канала.
Мечтал о полном собрании сочинений Джека Лондона
Инет мне не помог. Зная его главный каприз: правильно сформулируй запрос, я старался точными данными вывести его на то, что искал, однако, даже на строчку песенки одного из героев рассказа Джека Лондона он не клюнул. Был бы у меня сборник северных рассказов или полное собрание сочинений…
Оооо, это была мечта! – 14 томов издательства «Огонёк» сине-сиреневого цвета, с гравюрным портретом автора в верхнем правом углу. Да, мечта, ибо чтобы стать обладателем подобного сокровища, надо было выкрасть его из библиотеки или быть, например, товароведом магазина «Женская обувь».
Видеомания в 90-е и чтение сына
А сборник рассказов у меня имелся, только в пору великого книговорота он ушёл и не вернулся. Случилось такое, отнюдь, не в мои школьные годы, значительно позднее. Шли девяностые, народ захватила видеомания, и, увы, не Белинского и Гоголя мужики с базара понесли.
И вдруг среди мутного круговорота кассет одноклассники старшего сына и он сам (словно прозрев: да что мы смотрим!) рьяно взялись за чтение. Возможно, процесс спровоцировала классическая литература из школьного набора: «Ревизор», «Горе от ума» и прочие, только стал я замечать в доме пришлые тома авторов не из хрестоматии для старших классов. За радостью, что взялись за чтение, потери личной библиотеки не видел.
Достаточно, все сообразили: нужной книги у тебя нет.
Отрывок из книги по памяти (нужен для дальнейшего понимания)
Да, нет, поэтому небольшой отрывок из рассказа я привожу по памяти, но сохраняя суть. Картина из заседания суда.
Судья:
- Вы избавились от товарища за то, что он пел?
- Да, Ваша честь.
- Что он пел?
- Он пел строчку из одной песенки.
- Какую?
- Ах, эти птички, эти маленькие птички!
- Больше ничего?
- Ничего, Ваша честь.
- Как долго он их пел?
- Два месяца.
- Два месяца?!
- Да, Ваша честь.
Судья с непониманием посмотрел на подсудимого и признался:
- Я бы это сделал через две недели!
Стукнув молотком, он объявил:
- Не виновен!
На рыбалке с приятелем
Этому парню повезло - он не слышал меня, точнее, не имел чести присутствовать в то утро на берегу реки, где я не строчку гонял, выдал песню от начала до конца.
Два месяца, две недели! Окажись тут же и судья, они бы меня, не сговариваясь, грохнули бы через несколько минут. Никакого самоуничижения здесь нет и в помине, только честная самокритика. Пел преомерзительнейше, душеотвратно, хотя пел по велению души.
Скажу в защиту своих вокальных данных о влиянии далеко не концертных условий, убийственно влияющих и не на такие поставленные голоса, как мой. Мы вообще не петь пришли на наше любимое место - мы пришли рыбки половить и провести в дружеской беседе ночь у костерка. Дни стояли жаркие, короткие ночи душные, комариные, вода прогревалась с запасом до следующего солнцепёка.
Поплавав, побултыхавшись перед часом надежд рыбака – утренней зорькой, я взял удочку и, зайдя до колен в воду, разбросал приваду. Не ожидая мгновенной благодарной отзывчивости плотвы за халявный хлеб, сдобренный растительным маслом, предался задумчивости. Можно было немного посидеть у костра, выпить чайку, но там комаров было больше и ни капли свежести над прогретой землёй. А здесь на упавшие в воду возле ног пахучие крошки набежали мальки и, затеяв толкотню, тыкались в разнеженную кожу ступней, приятно их щекоча.
По-до-жди-те… Вот кто виноват – мальки! Да, точно, они! Обычно как? Чуть что, сразу: шерше ля фам заразу. У меня же виновный конкретно определяется, без расплывчатого шерше – мальки.
Приятные прикосновения рыбьей молоди настроили на лирический лад, и неожиданно для себя я затянул:
Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взор напраснооооооо…..
Начал я негромко, гармонируя голосом с предрассветным часом июльских суток. Тихая грусть исходила из каждого слова столь проникновенно, что суетливые мальки замерли, лишь плавниками чуть шевелили, боясь, что течение их унесёт от Орфея-рыбака. Трагизм безответной любви быстро пробрал мою психику, подточенную душной бессонной ночью, и я, забирая голосом выше и выше, заорал:
Не умираай люююбооооовь!
Перепуганные мальки-меломаны бросились в тёмные глубины фарватера реки, а задремавший у костра товарищ подскочил. В этот момент я так же стремительно вернулся к тихому, проникновенному исполнению.
Товарищ, поделившись впечатлением от моего песенного винта (Я спросонья подумал, что тонешь), осудил мою непродуманность:
- Мог бы прикормку после концерта бросить или на обратном пути привокзальным собакам скормить. Вряд ли рыба вернётся сюда.
Честное слово, я его не видел, я думал: здесь мы одни
Подкинув в костерок сырых ивовых прутиков для дыма, он накрылся куском брезента, надеясь на сон и меня, как на порядочного исполнителя. Я, так сказать, преисполнившись заботой о ближнем, дотянул песнь тихом минором, без всплесков африканских страстей. Прислушавшись к себе, я обнаружил внутреннее глубокое удовлетворение своим исполнением, не уступающим, на мой взгляд, Юрию Антонову.
Поддавшись тщеславному заблуждению, я решился на повтор, правда, тоненькое попискивание какой-то критиканской струночки заставило меня пропеть в piano-vorovato. Далее меня от недосыпа и духоты натурально развезло, как восьмиклассника от первого в жизни стакана. Я не хотел, но заводил песню то сначала, то с середины или просто завывал одну строчку. Мне самому было противно моё отвратное пение, только я, как горшочек из сказки без заветного слова, варил и варил гнусное песенное варево.
Спасение пришло с противоположного берега. После удара удочкой по воде я услышал полный отчаяния вопрос невидимого за кустами рыбака:
- Да когда ты заткнёшься?
Было это ровно 50 лет назад.