Текст: Алексей Беляков
Фото: Сергей Ястржембский
Журнал "ОХОТА" номер 10 (2022)
Сегодняшний гость нашего журнала Сергей Владимирович Ястржембский — дипломат, российский политический деятель в прошлом, но сейчас больше известный как трофейный охотник, член международного клуба Safari Club International, основатель студии «Ястребфильм» и режиссер многочисленных фильмов о природе и охоте.
Сергей Владимирович, хотелось бы узнать, как вы пришли в охоту?
Я пришел в охоту достаточно поздно. Первый свой выстрел на охоте сделал в 43 года, а первым трофеем стала косуля европейская, которую я добыл в Словакии, где служил послом Российской Федерации. Это было довольно неожиданно и случилось, когда мои словацкие друзья, которые были хорошими охотниками, предложили поехать с ними и попробовать себя в качестве охотника. Поскольку по жизни люблю экспериментировать и пробовать что-то новое, то я согласился. И мне понравилось. Кроме косули, в Словакии я успел добыть довольно обычные для Европы трофеи — шильника оленя и кабанчика.
Продолжил охотиться я уже после переезда в Москву, куда меня вызвали, чтобы стать пресс-секретарем президента РФ Б. Н. Ельцина.
Что подвигло вас стать трофейным охотником?
В трофейную охоту я пришел через Африку. Первое мое сафари на Черном континенте состоялось в 1997 году. Президент с трудом отпустил меня всего на неделю на охоту, поскольку очень не любил, когда его ближний круг уезжал надолго в отпуск. Охота проходила в довольно большом охотничьем резервате Селус в Танзании, где я охотился 8 полноценных дней. Там мне удалось добыть сразу двух животных из «Большой африканской пятерки» — буйвола и леопарда. И надо признаться, что эта поездка была просто пиршеством по впечатлениям, по эмоциям, по тому, что я видел повсюду. Это был какой-то рог изобилия: от биоразнообразия, смены декораций, запахов, цвета — от всего, что происходило вокруг. Я никак не мог насытиться этим, и было ощущение, что просто растворялся в этой действительности. После той поездки охота поглотила меня полностью, я стал охотозависимым человеком и стремился поехать в Африку каждый год. К настоящему моменту у меня было уже более 30 сафари в 13 или 14 африканских странах. И для меня любимые места охоты — горы и Африка. Там я себя чувствую очень комфортно.
Как вы стали членом Международного клуба охотников?
Вернувшись из своей первой африканской поездки, я узнал о существовании Международного клуба сафари (SCI), а также такого понятия, как трофейная охота. Я стал пожизненным членом Safari Club International и начал потихонечку осваивать все многочисленные категории разных наград, которые существуют в Клубе. Это довольно долгий процесс, требующий много времени, немалых средств и определенной самоотверженности для того, чтобы выполнить все эти программы. В SCI существуют две категории наград: так называемые «Шлемы», которые теперь называются «Вехи», и «Внутренние круги». И надо сказать, что на сегодняшний день я выполнил уже почти все из них. Так, добыв толсторога в январе 2022-го в Северной Америке, я закрыл «Шлем» североамериканских баранов, по требованиям которого надо добыть 4 из 5 баранов, обитающих на Северо-Американском континенте. И полностью закрыл «Внутренний круг — горные животные мира». Теперь мне осталось закрыть только «Внутренний круг — североамериканские животные», который включает 27 или 29 животных, среди них мне нужно еще добыть 6 зверей. Вот так трофейная охота растянулась для меня более чем на 20 лет.
Не очень обидно будет закрыть все эти «Шлемы» и «Круги»? Ведь надо будет стремиться куда-то дальше?
Жалко не жалко, но в принципе ты к этому стремишься, и этот процесс сам по себе ценен. Ты идешь от одной ступени к другой, от одного опыта к другому, от одной страны к другой. Ведь для того, чтобы добыть эти трофеи, надо посетить и освоить самые разные страны: на сегодняшний день я охотился в 52 странах мира. И само по себе это замечательно. Благодаря охоте (неважно, как ее называть: «трофейной» или не «трофейной»), ты получаешь новый опыт: не бывает ни одной охоты, которая была бы похожа и сопоставима с другой охотой. И в этом для меня первозданная ценность самой охоты — это всегда новый опыт, новые обстоятельства, новые люди, иное поведение зверя. Удачи или неудачи — это в настоящее время для меня уже не имеет значения! Хотя раньше я очень остро переживал неудачи, но потом понял, что это просто часть процесса. Ведь если ты по-честному играешь, то должен находиться с дикой природой на одной шкале и у нее должны быть такие же права, как и у тебя. Это как минимум. Тогда все по-честному, тогда все круто. По-другому ты просто не получаешь удовольствия от честно добытого трофея. Поэтому добытый мной толсторог скалистых гор оказался самым тяжелым трофеем в моей жизни, его поискам и добыче я посвятил 4 поездки и более 40 дней. Это время включало в себя и житье в горах (причем нередко просыпались в палатках, обрушенных снегопадом), и 12-часовые переходы на лошади, когда из седла тебя просто вынимают, поскольку вылезти самому — нет уже никаких сил. И это все вмещалось в процесс добычи одного трофейного животного.
Насколько близко удалось подойти к толсторогу и как далеко пришлось стрелять?
Мне наконец-то повезло. Надо сказать, что первые две поездки я вообще не видел трофейного зверя, а попадались только самки с детенышами. В третью поездку видел два раза, но мне так и не удалось подойти: либо зверь уходил, либо погода мешала. Но в четвертую поездку охотничья удача была на моей стороне. Конечно, рано или поздно это должно было случиться. Я считаю, что просто это заслужил — добыл толсторога всего со 140 метров.
Есть ли у вас любимое оружие и любимые калибры?
Для охоты я всегда использую карабин Blazer, но с двумя разными калибрами: .300 или .375. Так, если .375-й — это универсальный калибр для Африки, а патроны могут меняться от цельнооболочечных до полуоболочечных, то все зависит от цели стрельбы. Это минимальный калибр для добычи «Большой африканской пятерки». Слон, бегемот, буйвол, а если взять шире, то и крокодил — это все .375-й калибр. Что же касается охот вне Африки, то это всегда .300. Правда иногда .375-й я применял для охоты на медведя, поскольку это довольно серьезный зверь и с ним надо быть осторожным и начеку.
Чем интересен Африканский континент для охотника?
Африка — это кладезь международного опыта, потому что само понятие трофейная охота, конечно, началось с Африки и с охот на этом континенте. Слово «сафари» в переводе с языка суахили — «путешествие». Международные охотники присвоили себе этот термин, и это стало «путешествие охотников». И в Африке все-таки доминируют свободные территории (Free range). А вольеры только в двух странах — в Намибии и ЮАР. Но поскольку охотничий бизнес в данных двух государствах налажен почти безукоризненно, то 2/3 всех африканских охот приходится именно на эти две страны из тех 17 африканских государств, где сейчас охота разрешена. Африка вообще предлагает очень широкий спектр охот: начиная от пустыни, полупустыни, саванны и заканчивая дождевыми лесами Камеруна (где приходится охотиться в условиях фантастической влажности) и горами Марокко и Судана. Поэтому Африка — это практически весь веер охотничьих возможностей и охотничьих вызовов, за исключением разве что зимней охоты, такой как, например, у нас.
Применим ли опыт вольерных хозяйств Африки к нам?
Вольерные хозяйства Африки — это почти ТОП, или высшее достижение охотничьих хозяйств в мире. Потому что за счет вольерного разведения животных африканские хозяйства добились фантастических результатов. Если в середине 70-х годов прошлого века в ЮАР совокупное стадо всех диких животных (от мангустов и дикобразов до слонов) составляло всего полмиллиона животных, то сегодня это 21–22 миллиона. Просто невероятный прогресс! И все за счет вольерного разведения и выпуска животных в дикую природу и в вольерные хозяйства. Этот бизнес там постоянно увеличивается, вытесняя сельхозпроизводство, потому что доказано, что разведение диких животных, по сравнению с разведением домашнего скота, выгоднее со всех точек зрения: и с позиции финансов, и природосбережения. Дело в том, что давление домашнего скота на один квадратный метр пастбищ, по сравнению с аналогичным давлением тех же диких животных, несопоставимо, потому что домашний скот уничтожает все под корень, а дикие животные сохраняют часть естественного покрова, который потом быстро восстанавливается. Поэтому сейчас в Африке более 150 тысяч человек работают в системе дичеразведения фермерского охотничьего хозяйства, а количество диких животных, продаваемых на аукционах, исчисляется сотнями тысяч в год — и это самая прогрессивная и быстроразвивающаяся часть экономики южной Африки и Намибии. Здесь есть чему поучиться для нас и для остального мира: как и насколько профессионально они это делают, каких результатов достигли по увеличению биоразнообразия, как великолепно налажена система — от разведения до продажи животных.
Как вы относитесь к состоянию охотничьего движения в нашей стране. Нужно ли охотникам объединяться?
Я считаю, что уже настала пора. Не надо спрашивать, «по ком звонит колокол: он звонит по Тебе». Неважно, какой охотой ты занимаешься: ты «гусятник», «вольерщик», «трофейщик», «утятник» и т. д. Не имеет значения, какой именно охотой ты интересуешься и сколько денег у тебя в кармане. Единственное, что нас объединяет, это страсть к охоте, это поклонение одному богу — охоте. И мы должны быть все заинтересованы в ее сохранении для нас, для наших детей, внуков и последующих поколений. Потому что если мы не преодолеем абсолютно искусственные, на мой взгляд, разногласия (а они существуют), не преодолеем социальную зависть, то мы ничего не добьемся. Что-то сделать мы сможем только тогда, когда у нас будет общая цель, а это сохранение охоты и сопротивление нажиму зоошизы. А дальше уж каждому свое. Те, кто любит охоту по перу, пусть занимаются ею. «Трофейщики», имеющие финансовую возможность для трофейной охоты, тоже пусть ею и занимаются. И не надо заглядывать в чужие карманы: люди заработали эти деньги и могут позволить себе их тратить для занятия любимым делом. Среди «трофейщиков» немало людей, увлеченных трофейной охотой и разведением животных, потому что у них есть возможность этим заниматься. Для меня не существует понятий «простые охотники» или «VIP-охотники». Для меня есть единое понятие — охотник. Я люблю самые разные охоты (и на зайца, и на бобра, и на утку), и я их не разделяю. Для меня все это объединено одним понятием — охота. Если есть возможность побыть на природе, добыть зверя или птицу и получить новый опыт, то я всегда занимаюсь этим с огромным удовольствием.
Все охоты равны, важны и самоценны! Если мы будем исходить из этого понимания, то сможем создать общенациональное объединение охотников, которое нам нужно. Оно должно включать в себя все отряды, сектора, подразделения охотников, чтобы объединиться и выступать мощным лоббистским фронтом, который будет противодействовать наступлению зоошизы.
Насколько серьезную проблему, по вашему мнению, представляют для охоты зоорадикалы?
Зоошиза — это не только наша проблема. Это проблема мировая, и она пришла к нам из внешнего мира. Другое дело, что у нас она приняла такие экстремистские формы, которые сегодня привели к трагедии в стране, где найдется большое количество людей, пострадавших, например, от бездомных одичавших собак. Есть погибшие и изуродованные дети, женщины и мужчины в самых разных регионах России. И количество таких людей будет, к сожалению, только увеличиваться, пока мы не остановим это безумие. Потому что сама постановка вопроса зоошизой о том, что права животных равняются правам человека, она безумна, антигуманна и античеловечна. У животных не может быть прав в том же объеме, что и у человека. И во всех вопросах, касающихся взаимоотношения животных и человека, надо таких людей постоянно ставить на место. В противном случае мы увидим последствия, которые трудно себе даже представить.
Зоошиза — это новый вид экстремизма, которому остался всего один шаг до внутреннего терроризма. Это новый вид расизма и радикализма, который приведет к тяжелым последствиям для всего человечества, потому что зоорадикализм сеет вокруг себя ненависть. Все, что делают зоорадикалы, несет в себе антигуманную направленность. И везде жертвой их действий становится человек. Во многих странах мира, где эти процессы начали развиваться намного раньше, чем у нас, уже принимают ограничительные законодательные меры для того, чтобы сдержать зоошизу. Американцы и французы уже внесли в законодательство изменения, где зоорадикализм приравнивается к экстремизму и наказывается в административном и в уголовном плане. Препятствование законно проводимой охоте во Франции и США сегодня уголовно наказуемо. Будем надеяться, что в ближайшее время и в нашем законодательстве будут прописаны наказания за подобные действия. Если этого не сделать, то они не просто уничтожат охоту, а следом уничтожат саму дикую природу и нанесут непоправимый ущерб всем людям.
Вы снимаете много фильмов о природе, охоте и увлекаетесь фотоохотой. Одно не мешает другому? Что все-таки стоит на первом месте?
Это сложный вопрос, потому что и то и другое — страсть. Фотоохотой я сейчас меньше увлекаюсь, чем раньше. Но когда активно фотографировал, то очень часто фотоохота мешала съемкам фильма, который мы в это время снимали. Я так увлекался, что мешал своим операторам: я просто забывал, что мы снимаем кино, и то и дело влезал в кадр в погоне за хорошим снимком. И действительно одно мешало другому, и мне приходилось убирать фотокамеру, поскольку руки сами тянулись к ней.
Про фотоохоту могу сказать, что однажды я поймал себя на том (а было это еще во время съемок моего первого фотоальбома), что меня охватывает тот же азарт, что и на охоте. То есть происходило то волшебство, когда процесс съемки настолько захватывал (ты видишь разные ракурсы, где-то присядешь, где-то увеличишь, где-то изменишь угол), что просто забывал обо всем другом, погрузившись в процесс полностью. Я обожал такие моменты, когда во мне возникало чувство охотника во время фотоохоты. Поэтому для меня и охота, и фотоохота абсолютно равны, и по вовлеченности в процесс они совершенно идентичны. Но одно другому мешает: когда ты охотишься, то процесс добычи, процесс скрадывания, таинство кто кого (ты обманешь зверя, перехитришь его или он тебя) все-таки вытесняют фотоазарт. Хотя во время охоты я брал фотоаппарат, но совмещать эти два процесса у меня не получалось. Ведь каждое мгновение настолько самоценно, что приходится отдавать предпочтение либо ружью, либо фотокамере. Совместить это не получается — ты просто можешь упустить свой шанс для выстрела, ради которого и вышел на охоту. И второго может уже не представиться.
