XII
В небольшом зрительном зале сельского клуба было сыро и холодно. Воздух напитался запахом несвежих людских тел, гноящихся ран, йода, алкоголя и папирос «Беломорканал». Потухающее пламя последнего парафинового огарка уже не справлялось с наползающей от стен темнотой. Семьсот голодных, измученных тел спало, склеившись в одну сплошную людскую субстанцию, растёкшуюся по полу и по стульям, составленным вместе.
- Пить, - раздалось измождённое требование. - Пить! - более настойчиво хлюпнуло в людском болоте.
- Иду, родненький, иду, - разлепляя человеческие тела друг от друга, двинулась на зов Валька. В руках у неё был помятый, покрывшийся копотью котелок.
- Дайте воды, - заклянчил где-то справа другой голос…
Была глубокая февральская ночь. Хохотала за стенами вьюга. По селу в поисках добычи рыскали голодные свиньи-мутанты.
Но пищи не было. Куры, овцы, гуси были давно съедены. В селе остался лишь один объект, полный вкусного диетического мяса: ДК - там забаррикадировались люди. Но объект был столь же неприступен, сколь желанен. Многочисленные штурмы, предпринимаемые мутантами, заканчивались провалом.
Ровно неделю находятся грязнухинцы на осадном положении.
Да. Всё началось ровно неделю назад. В то злополучное воскресенье, ровно через два дня после того, как сержант Костоломов привёз в Грязнуху поросят неизвестной породы.
Хоть колхозники и поняли довольно быстро, что никакие это не иглоядные великаны, кормить их всё же первое время пытались хвоей. Сельчане - народ прижимистый. Не пропадать же добру, рассуждали они, оглядывая огромные копны заготовленных сосново-еловых игл. Но карликовые мутанты, эти гастрономические эстеты, нежные желудки которых были избалованы парным мясом, есть грубый, воняющий смолой корм наотрез отказывались.
- Ничё, - шамкала неизменной своей «беломориной» телятница бабка Глашка. - Ничё, вы у меня не токо хвою - назём исть будете.
Бабка Глашка была не то, чтобы расчётливой или экономной. Она ввиду своего супер-мега-макси-преклонного возраста и тех необратимых процессов, происходящих в недрах черепных коробок у индивидуумов, доживших до этого возраста, была просто скрягой. И эту особенность своей психики бабка Глашка демонстрировала на практике с завидным постоянством. В прошлом году, кстати, произошёл даже такой случай, где бабка Глашка превзошла саму себя. Ради него, пожалуй, стоит прервать на какое-то время наше повествование и сделать лирическое отступление.
А было так.
XIII
Поспорили два колхозных тракториста Лёша Веселухин и Миша Мухомор, можно ли у бабки Глашки зимой снега выпросить. Веселухин говорит можно, Мухомор - нет.
Поставили на кон бутылку технического спирта, взяли лопату, мешок и отправились к телятнице.
Постучали в окно. Сквозь узорчатую изморозь глянула на них кислая старушечья физиономия, перевязанная серым изъеденным молью платком.
- Баб Глаша! - заорал Веселухин, - дай снегу! Снегу, снегу, говорю, можно у тебя в огороде накопать?
Бабка Глашка сунула ноги в валенки, напялила линялую телогрейку и вышла во двор:
- Ну?
- Снегу бы, баб Глаш.
- Снегу? - недоверчиво покосилась старуха, - на кой чёрт он тебе сдался?
- Да понимаешь, баб Глаша, я в газете вычитал - в райцентре нашем снегоприёмный пункт открыли. Снег принимают по сто рублей мешок. В Африке, говорят, лыжные гонки собрались проводить, а снегу там - известное дело нет. Вот и решили всем миром скинуться. Наш российский снег самый холодный, стало быть - самый дорогой. Ну как, баб Глаша, дашь снегу? Мне и надо мешок всего - на литрушку.
«Сто рублей куль, - прикинула телятница, - с моего огорода тыщщи полторы-две накопать можно. Это двести тыщщ цалковыми будет».
- А зачем тебе мой-то снег? Своего што ль нету?
- Свой жена не велит - всё равно, говорит, пропьёшь.
«Снегу нынче во-о-он сколь навалило, - точили корыстолюбивый мозг старухи мысли-короеды, - авось и поболе выйдет. Тары бы токо хватило…»
- Жена ему не велит, - заворчала на Веселухина телятница, - а я, горемыка, велю? Мне, стал быть, старухе, деньги не надобны? Ага… вот оно што… Удумали! Старуху обдирать… обкрадывать. Снег им подавай. А снегу тому цена сто рублей! Не дам снегу! Самой сгодится.
Проспорил Веселухин бутылку.
Долго потом грязнухинцы смеялись, вспоминая, как наивная и жадная старуха мешок снега в райцентр возила. Два дня пыталась его продать. Два дня по городу колесила - всё снегоприёмный пункт искала. И ведь что учудила. Уже после того, как в городской мэрии ей объяснили, что никакого снегоприёмного пункта не открывали, что никакого снега в Африку экспортировать не собираются и лыжных гонок там отродясь не было, что это, скорее всего, кто-то над ней подшутил, даже после всего этого с мешком не рассталась. Как ни тяжело было девяностолетней старухе с ним таскаться, привезла всё ж его обратно и высыпала на свой огород.
В общем, скупердяйка бабка Глашка была ещё та! Плюшкин и Скупой Рыцарь в сравнении с ней - расточители и моты, кутилы самые распоследние.
XIV
Так вот, видя, что её новые питомцы от хвои категорически отказываются, решила бабка Глашка накормить их силой. Зажала первого попавшегося поросёнка меж коленей, зачерпнула большой деревянной ложкой колючую смесь, разжала животине пасть и -
- маленькие, острые словно бритва «Жиллет», клыки поросёнка с глухим треском сомкнулись на бурой подагрической кисти.
Ложка с хвоей упала на пол…
До сих пор остаётся загадкой, как после оглушительного, мощностью в несколько тысяч децибел визга бабки Глашки, барабанные перепонки поросят остались целы. Также непонятно - каким образом её многострадальное сердце, стрельнувшее словно скользкий обмылок куда-то в пятки, сумело найти дорогу назад, когда страшная боль от укуса притупилась.
Беленый потолок свинарника окрасился багровыми брызгами. Плохо сворачиваемая кровь хлестала из пальца, будто ржавый кипяток из лопнувшей трубы центрального отопления. Поросята-людоеды - голодные, изнурённые, нервные - почуяли тошнотворно-сладковатый запах крови. И, остервенев от этого запаха, стаей голодных шакалов кинулись на бабку Глашку.
И быть тут бедной старухе растерзанной и съеденной заживо. Но ужас, охвативший её, включил какие-то неведомые, дремавшие все девяносто лет биологические механизмы. Стряхнув четырёх людоедов, уже вцепившихся в её одежды, телятница метнулась к окну, с силой оттолкнулась от пола, и виртуозно выполнив двойной переворот через голову, выбросила своё тело в оконный пролёт.
Послышался хруст ломающейся рамы, звон разбитого стекла, треск рвущейся одежды.
Все пятнадцать бабки Глашкиных поросят, хоть у них и не включались для этого какие-то специальные биологические механизмы, выполнили номер «дом-сальто-окно-улица» с не меньшей, чем старая телятница безупречностью.
XV
В 12.30 пополудни 19 февраля 20** года на главной улице Грязнухи – Трактовой можно было наблюдать непривычную картину. Со скоростью 80 км/ч неслось по ней в изодранных девяностолетних лохмотьях нечто напоминающее… гм… муляж гомосапиенса, похожий на те, что выставляют обычно в огородах для отпугивания птиц. А за этим муляжом с такой же примерно скоростью, соблюдая дистанцию в один метр, мчалось лающее и рычащее стадо поросят.
А уже через час, в 13.30, в Грязнухе можно было наблюдать картину примерно такую же, какая разворачивается перед школьником-хулиганом только что взорвавшим связку петард, всунутую в большой муравейник.
В безудержной панике носились по селу колхозники, домашний скот, птица. Люди кричали, выли, закатывались в истерике… Животные блеяли, кудахтали, визжали…
Где-то стреляли.
Две избы загорелись, и по деревне чёрным нефтяным пятном стал растекаться едкий густой дым.
Повсюду царил разгром.
Вот прямо посреди улицы распластано только-что-кем-то-сломанное кресло-качалка. А рядом другой попранный символ мещанского благополучия - большая семейная фотография, разорванная, с треснувшей рамкой. Шкатулки, клубки разноцветных шерстяных ниток, яркие пластмассовые бусы, купленные в сельмаге по 7 рублей 50 копеек, ленты размотанной туалетной бумаги - всё смешалось с окровавленным снегом.
Полуторатысячная армия карликовых мутантов, выпущенная на волю своими собратьями - подопечными бабки Глашки, разбившись на небольшие отряды, металась от дома к дому в погоне за перепуганными людьми. По пути поросята настигали нерасторопных кур и гусей и тут же, на ходу, рвали на части и проглатывали. При этом они с такой феноменальной быстротой крепли, наливались силой и злобой, что уже совсем не походили на тех безжизненных существ, какими они предстали перед грязнухинцами позавчера - в день своего приезда. Запах и вкус крови действовал на них так же, как действуют на человека, упавшего в обморок, пары нашатырного спирта.
Первое время люди пытались спасаться, прячась в домах, туалетах и банях. Но мутанты, работая челюстями, словно циркулярными пилами, прогрызали ненадёжное дерево. Поэтому приходилось надеяться только на свои высокие спортивные показатели по части бега с препятствиями на длинные дистанции. Здесь, видимо, у грязнухинцев был врождённый дар, ибо никто из них ещё не успел узнать на практике, какие ощущения испытывает человек, перевариваемый несколькими сотнями поросячьих желудков.
- В клуб отходить надо! - призывал неожиданно протрезвевший скотник дядя Вася Ветров. - В клубе им нас не достать - там стены каменные!
В будёновке, сохранившейся ещё от прадеда-большевика, увешанный гроздьями патронташей, с биноклем и двуствольным дробовиком, в чёрных солнцезащитных очках и дымящейся папиросой в зубах импровизированный полевой командир дядя Вася Ветров носился по селу, сбивая грязнухинцев в стадо и гоня это стадо к клубу.
Именно благодаря скотнику, его трезвой и ясной рассудительности, удалось грязнухинцам избежать верной гибели.
Видя, что здание ДК до отказа набито людьми и что никто из односельчан в деревне не забыт, дядя Вася Ветров переступил порог клуба, перекрестился, отпустил в адрес мутантов витиеватый ненорматив и плотно задвинул засов на входной двери…
Всё это было неделю назад.
А вчера вечером, разделив между женщинами и детьми три килограмма ливерной колбасы, а между мужчинами полтора ящика водки «Праздничной» - всё, что осталось от недавней вылазки в сельмаг, грязнухинцы легли спать.
Провианта больше не было. Дрова для отопления клуба кончились. Измученные, полуголодные, полупьяные люди забылись тревожным сном. Жить им оставалось недолго - отрезанные от всего мира, не имеющие ни рации, ни телефона, чтобы вызвать помощь - они были обречены на гибель.
Вьюга на улице начала стихать. Ночь подходила к концу.
XVI
Взбесившийся Заплатов швырял о стены скоросшиватели, пресс-папье и телефонные аппараты. Прапорщик Туповец и сержант Костоломов вытянулись по стойке «смирно».
- Туповец! Едрёна мать! Я тебя в последний раз спрашиваю: ты куда мутантов отправил?!!
- Привалову. В лабораторию, товарищ полковник.
- В какую, холера тебя подери, лабораторию?! - Увесистая мраморная пепельница гулко шарахнулась о стену. - Я же тебе объясняю: мне только что звонил Привалов. Никаких поросят он не получал! И не заказывал!!
- Как же, товарищ полковник? А шифровка? А грязнухи?
- Вспомнил! - раздался радостный восклик Костоломова. - Вспомнил, товарищ полковник! Грязнуха! Деревня эта хренова Грязнухой называлась. Ну, куда я поросят возил. Вот товарищ прапорщик как сказал «грязнухи», так я и вспомнил…
Воинская часть захлебнулась надсадным криком сирены. В оружейных комнатах замигали тревожным красным огнём сигнальные лампы. Солдаты, надев бронежилеты и каски, вооружившись «калашниковыми», бежали через плац к машинам. Огромные металлические ворота с двуглавым орлом и надписью «Секретная часть» распахнулись и стали выплёвывать грохочущие танки и БМП. Поднимая матовые клубы снежной пыли, кашляя чёрными сгустками отработанной солярки, колонна из семнадцати машин двинулась на восток - в сторону села Грязнуха.
С миниатюрной, только что выстроенной вертолётной площадки взвилась в небо и полетела, обгоняя колонну, командирская «Чёрная акула». Полковник Заплатов в недобром предчувствии впился в холодный штурвал.
XVII
- Поздно, не успели. - Вертолёт, разрезая лопастями стылый утренний воздух, зашёл на второй круг. - Ни души. - Заплатов протёр пальцами занемевшие от напряжения веки.
Напрасно он всматривался в безжизненно распластавшееся под брюхом вертушки село, надеясь обнаружить хоть какие-то признаки человеческого присутствия. Грязнуха была мертва.
Не вился над крышами горьковатый берёзовый дымок. Не носились по дворам встревоженные собаки. Не сворачивали любопытные колхозники головы, пытаясь лучше разглядеть диковинное воздушное судно, вылетевшее прям из телепередачи «Армейский магазин».
Но вот внимание полковника привлекла подозрительная серо-розовая клякса, растёкшаяся в самом центре села. Заплатов направил на неё вертушку. Уже издалека опытный глаз офицера распознал огромную стаю карликовых мутантов. Завидев «Чёрную акулу», твари, прервав трёхсотую по счёту атаку на клуб, прыснули по близлежащим дворам.
Сделав над деревней ещё несколько контрольных кругов, вертолёт взял курс к колонне, которая к тому времени была уже в трёх километрах от Грязнухи.
- Внимание! «Земля», я «Воздух»!.. - прохрипел в микрофон Заплатов. Крупные капли пота проступили у него на лбу. - Населённый пункт безлюден, занят мутантами. Приказываю открыть огонь! Все наземные объекты приказываю уничтожить! По завершению операции роте капитана Зверева произвести зачистку территории! Биологическое оружие «АКМ-44» полностью уничтожить! Особей в плен не брать! Как поняли? Приём…
XIX
Сквозь нездоровую, липкую как изжёванный «Стиморол», полудрёму Валька услышала далёкий стрекочущий гул. Он то стихал, то возобновлялся, пока, наконец, не стал совершенно отчётливым.
Вертолёт!
- Василий Фёдорович, - тряхнула Валька спящего на её плече дядю Васю Ветрова.
- Наливай… - сонно зашлёпал губами полевой командир.
- Да проснитесь же, Василий Фёдорович, вертолёт на улице.
- А? Что? Вертолёт? - вскочил дядя Вася Ветров и приставил ухо к промёрзшей стене. - И, правда, вертолёт. Вот что, Валентина, Генриха ко мне живо, а потом и остальных буди.
...Проснувшееся население клуба собралось вокруг дяди Васи Ветрова и Генриха, уже успевшего по заданию командира побывать в разведке.
- На крышу выбраться не удалось, - докладывал Генрих. - Чердачный люк под замком, а ключ утерян завклубом Дьяковым. Наблюдение вёл в бинокль, освободив одно из забаррикадированных окон на втором этаже. Замечен вертолёт «К-50» и несколько танков, маневрирующих на въезде в село. Мутантов поблизости не видно.
Выслушав Генриха, дядя Вася Ветров нахмурился, поиграл желваками на скулах и обратился к односельчанам:
- Предлагаю покинуть клуб, соединиться с действующей армией и совместно с нею освободить Грязнуху от поросячьей нечисти.
Колхозники его единогласно поддержали.
Вдохновлённые скорым освобождением, они тут же засуетились, укладывая свой нехитрый походный скарб.
Дядя Вася Ветров разломил ружьё, вогнал в стволы патроны с крупной картечью, сдвинул по-молодецки будёновку на затылок, подошёл к входным дверям, скрежетнул поржавевшим засовом и -
- дверь, сорванная с петель мощной ударной волной от разорвавшегося неподалёку снаряда, проломилась вовнутрь и с грохотом обрушилась всей своей массой на хлипкую плоть полевого командира.
Последовал второй взрыв… третий… и скоро всё село превратилось в сплошной спецэффект к фильму «Армагеддон».
Ровно полтора часа Грязнуха находилась под беспрерывным орудийным обстрелом. Ровно полтора часа танкисты методично расходовали имеющийся у них боезапас. Когда дым над руинами стал медленно рассеиваться, рота капитана Зверева, рассыпавшаяся цепью, начала зачистку.
- Во, бляха, рука человеческая, - пробубнил рядовой Бананов, взобравшись на крыльцо выщербленного осколками клуба. - А на руке… часы что ли? Ага. Тикают…
Расстёгиваемый Банановым браслет часов издал слабый стон. Бананов вздрогнул. Металлическая дверь, на которую присел солдат, шевельнулась. Мародёр вскочил на ноги. Из тёмных недр клуба послышались вздохи, всхлипывания и стоны. Бананов испуганно закричал:
- Ко мне! Тут кажется живые люди! Их много!
Цепь пехотинцев сломалась. Несколько автоматчиков бросились на вопль сослуживца…
А по развороченной танками дороге, раздражённо рыча перегретым двигателем, ползла председательская «Волга». Доброхотов возвращался из Америки домой.
Эпилог
Грязнухинцам повезло. Они остались живы. Отделались лишь сильным испугом и лёгкими контузиями, спровоцировавшими у некоторых временное заикание и глухоту.
И никакого чуда тут нет. Просто клуб был расположен в бывшей церкви, упразднённой сразу после гражданской войны. Здание, построенное первыми грязнухинскими поселенцами несколько столетий назад, оказалось очень прочным. Крепкие каменные плиты, соединённые раствором, состав которого давно утрачен, уберегли колхозников от снарядов.
Лишь дядю Васю Ветрова и бабку Глашку пришлось госпитализировать. Скотник, травмированный входной дверью, получил сотрясение мозга. У бабки Глашки от укусов мутантов начался было столбняк. Но при помощи новейших медицинских технологий обоих вернули к полноценной жизни довольно быстро.
Разрушенную до основания Грязнуху пришлось отстраивать заново. Главную улицу - Трактовую - переименовали в улицу им. В.Ветрова. В школьном дворе дяде Васе Ветрову поставили даже небольшой гипсовый бюст. Почести настолько смутили старого скотника, что он бросил пить. Выдержал 21 день.
Судьба мутантов сложилась трагически. Поросята-убийцы, попавшие по иронии судьбы в Грязнуху, погибли во время обстрела. Особи, оставшиеся в воинской части, пережили своих собратьев на один месяц - «АКМ-44» всё-таки сняли с вооружения.
Постепенно у грязнухинцев стала появляться домашняя живность. Только свиней никто, кроме Ивановых, завести так и не решился.
Единственная семья грязнухинских иглоядных великанов была съедена мутантами. Поиски других представителей этой породы, предпринятые Настей и Генрихом, оказались безрезультатными. Даже учёные-свиноводы в существовании иглоядных великанов сильно сомневались и вообще слышали о таких свиньях впервые.
На одном из питомников Ивановым предложили ландрасов. Ландрасы оказались очень похожими на иглоядных великанов. Размером, конечно, были поменьше, да и хвою не ели, ограничиваясь обычным комбикормом. Тем не менее, свиноводческий бизнес молодых фермеров стал успешно развиваться. Они разбогатели и через три года вернулись в N-sk.
Настя снова взялась писать картины. Генрих создал крупную информационно-издательскую корпорацию. Стал известным и очень состоятельным журналистом. И даже выкупил разорившуюся к тому времени газету «Купецъ».
Кстати, недавно в одном из её номеров был опубликован репортаж об открытии в Грязнухе отреставрированной церкви. Деньги на ремонт пожертвовал меценат из г. N-ska. Правда, имя его не знает никто, потому что он пожелал остаться инкогнито.
2002 г., Красноярский край.
Повесть вошла в книгу "Когда наступит осень..."
P.S. Мой литературный канал на Дзене "Сергей Шаманов: Книги и Культура".