Сколь многое мы упускаем, не наблюдая за своим ребенком! Мы упускаем его суть. Нам важно подстроить ребенка под себя, под свои правила, чтоб он был послушный, не мешал нам. Чтоб среди себе равных не выделялся: если он неугомонный, носится, громко вещает – мы ему «Не кричи, не бегай! Успокойся, посиди смирно!» Если напротив, он сторонится, робеет, сидит в уголочке, проводит свою, не видную нам, взрослым, работу – наблюдает, оценивает, ему надо осторожно, медленно входить, прощупав почву. Мы же врываемся в его мир с наилучшим побуждением: «Иди, поиграй! Ребятки, во что вы играете? Возьмите и его!» Хотят ли дети его брать? Готов ли он идти к ним? Нас волнует, чтоб наш не сидел в сторонке, ведь все нормальные дети играют.
Какие травмы наносим ребенку не глядя…
«Если ты сейчас же не успокоишься…»
Мои две дочери – две противоположности. Это уже с детства ярко выражалось. Как сложно было с первой – это ураган, цунами, непоседа – все ей надо, энергии через край. Выйдешь на улицу – она уже собрала вокруг себя других ребят, распределяет роли, придумывает и игру, и правила. Посадишь ее на лавочке, побыть с коляской, пока заглянешь в магазин, возвращаешься – она уже познакомилась и болтает с какой-то бабулечкой, присевшей рядом.
В гостях порой разгорячится, заведет всех, носятся уж мокрые, шум-гам, что взрослые даже не слышат друг друга. Я на нее не кричала, я делала, пожалуй, еще хуже. Я ловила ее взгляд и жестом подзывала к себе. И потом на ушко шептала ей тихо, но жутко: «Если ты сейчас же не успокоишься…». И даже не договаривала фразу, потому что мой взгляд, и мой тон, и темп, и скрытая угроза означали, что я в точке кипения. К сожалению, она уже знала, что в гневе я страшна.
В итоге я своего добивалась – ребенок затихал. При этом сама я выглядела прилично – не орала, а спокойно договорилась. Так выглядело со стороны. На это я и рассчитывала – выглядеть чинно-благородно, при этом влиятельно.
Наверное, лучше бы кричала. Кто знает, какие травмы я наносила своему ребенку. Страшно ведь даже не само наказание, а его ожидание, его неминуемость. Но даже и это не самое в той ситуации страшное. Что действительно непоправимо, то, что я на многие годы заложила в ребенке страх, страх мамы. Наверное, хуже нет ничего. Ребенок хорошо себя чувствует и здорОво развивается, когда он в безопасности. Чувство безопасности он получает от мамы. Ну, или не получает – тогда линия его развития затормаживается, искривляется, ребенок страдает. Этого может быть не заметно, потому что ребенок вынужденно приспосабливается, в этом и беда. Поверхностно кажется, что все в порядке. Цель достигнута – ребенок слушается, причем, буквально, с первого раза. Очень удобно.
Ох, эти доступные кнопки управления! Отключить бы их полностью, выбросить сам пульт управления ребенком.
Последствия. Даже когда дочери было лет двадцать, страх сохранялся. Он впитался, наверное, на молекулярном уровне. Хоть на тот момент и я изменилась, и она сама уже взрослой была. Все равно боялась моей реакции, моего осуждения. А понимание того, как такое получилось, рождало обиду на меня. Она меня обвиняла в своих сложных отношениях с любимым человеком, потому что там, как и со мной, не могла отстаивать свои границы, ощущая себя жертвой. Да, так работает перенос. А всё непонятая мною ответственность, мой деспотизм, мое незнание, неумение грамотно справляться с ее энергией, мое взрослое бессилие. Я давила на нее, силой, через страх наказания – это и есть проявление бессилия – педагогического, воспитательного. Ни понять ребенка, ни справиться с ним. Сама задача «справиться» уже в корне неверная. Эх, сегодняшнее понимание мне бы тогда!
Моей вины полный короб. Дочь обвиняет – я признаю. Если б это могло исправить что-то! Но, к сожалению, мое признание ошибок не изменит прошлое (а как бы хотелось!), и ее обвинения не облегчат ее страданий.
Мои ошибки – это мои ошибки. Хорошо, если мой рассказ поможет кому-то избежать каких-то своих.
«Я могла мимолетно сказать: «Не сейчас, я занята».
Младшая дочь, как я уже говорила, была противоположностью старшей, на контрасте заметно особенно. Тихая, аккуратная, молчаливая, спокойная, не скажет, не подумав. Может заниматься кропотливой работой, внимательна. Мечта, а не ребенок. Любой сказал бы «какая хорошая девочка». Правда только в том, что по факту имеется в виду «удобная». И вот это-то «удобство» отключало мое внимание, выключало наблюдательность, чуткость.
Я только многие годы спустя узнала, какие проблемы были у дочери в школе, в спортивной секции. Как ее обижали, задевали, высмеивали, издевались. На мое возмущенное «А что же ты не говорила мне? Я бы разобралась там с ними!» она ответила просто: «Не знаю. Я как-то привыкла сама решать свои вопросы». Сама. Решать... И она решала как могла, пыталась по-детски справиться, примириться с тем, что проблемы есть в ее жизни, и терпеть их. Потому что никого, кроме нее, эти проблемы не интересуют. В этот момент во мне словно вскрыли нарыв. То, что даже болячкой не было, оказалось огромной раной ребенка. «Не было болячкой» – то есть я не видела здесь проблемы: да, ребенок, наверняка не все рассказывает, но это нормально, да, бывало, на вопросы о том, как день прошел, что было нового, что-то про друзей и т.п., получала скупые формальные ответы типа «Все хорошо». Это не вызывало тревоги, думала, ну, наверное, ничего особенного сегодня, обычный день…
И вдруг на тебе! Оказывается, у ребенка на протяжении долгого времени в жизни была борьба, борьба в одиночку. И помощи она не просила. Почему? Когда это случилось? Как это произошло? Достаточно пару раз (а может, и одного хватит) «отфутболить» ребенка, обратившегося к тебе, и все! Он больше не обратится. Другой да, подойдет еще, сто раз подойдет, надоест еще своим вопросом. Но моя дочь из тех, кто второй раз не подойдет. И с первого ей понятно, что ее проблемы – это только ее проблемы.
Какой ужас. Такое и не вспомнишь – когда я могла мимолетно сказать: «Не сейчас, я занята. Вот домою посуду (приготовлю обед, закончу писать/чинить/читать)…». То есть мои дела и вопросы оказывались важнее вопросов и дел ребенка. Взрослые дела ждать не могут, а детские подождут. Какие же глобальные последствия имеет этот миг, незначительная (на наш взрослый взгляд) отсрочка. А ведь это отказ во внимании, которое нужно ребенку сейчас. Это в ощущении ребенка показатель малой значимости его проблемы, его вопроса для родителя, для взрослого вообще. Насколько же хрупко и легко ранимо состояние доверия ко взрослому, как легко спугнуть, упустить, сломать. Да просто не заметить…
Да… Когда еще Януш Корчак писал о том, как надо внимательно наблюдать за ребенком, быть чутким и бережным к его проявлениям. Отчего же его книги не стоят как основа и база в вопросах педагогики общей, и просто каждого, любого взрослого человека, считающего себя таковым? Вне зависимости, есть у него самого дети, будут ли. Все равно по жизни не обойдется без их участия.
Знаете, почитаешь, задумаешься, и просто оторопь берет – сколько дров наломано…
______________________________________________________________
При желании оставляйте Ваши лайки и комментарии!