Внезапно всё вокруг изменилось, как по мановению волшебной палочки. Все друг друга обнимали, плакали, смеялись, целовали, и снова обнимались. Суровые мужики, прошедшие войну от начала до конца, улыбались как мальчишки и расстреливали целые обоймы в воздух.
Но были те, кто просто тихо стоял или сидел в стороне, просто смотрел в небо, вокруг, просто курил махорку, по-своему осознавая то, что произошло. Каждый переживал событие как мог, но всё же больше было тех, испытывал самую неподдельную радость, поддавшись всеобщей эйфории.
Сестричка из медсанчасти подбежала и буквально повисла на нём, обхватив его руками за шею и чуть не задушив его долгим поцелуем. Когда она, наконец, отстранилась, он увидел, как по её щекам катятся крупные слёзы. Она смеялась, и плакала. Плакала и смеялась. А он просто молчал и тихо стоял в стороне от основных групп радующихся окончанию войны солдат.
У сестрички знакомое лицо, будто он её уже видел. Но нет, вспомнить не получается. Здесь сейчас много людей, и медицинских сестер тоже много, хотя женщины ведь не только в санчастях служат. Связисток много, зенитчиц. Но у этой была белая с красным крестом повязка на рукаве.
Он ещё раз попытался вспомнить, где её видел, но не получилось. Да и какое это имеет сейчас значение.
- Как тебя звать-то, сестра? – решил всё-таки спросить он.
- Анюта, солдатик! Анюта меня зовут! - она ещё раз его крепко поцеловала. - Всё, солдатик! Всё закончилось! Закончилось! Ты понимаешь?! Грустить не надо! Надо радоваться!
Какая милая сестричка. И как она вообще могла воевать? Ведь наверняка вытащила из-под пуль не одного раненого бойца. Ведь наверняка видела не одну смерть, кровь, вывернутые внутренности. Но всё равно верит в добро и радуется Победе.
Через мгновение подоспевшие подруги увлекли её, и она исчезла в толпе радующихся людей.
И вот он снова один. Вроде столько народу кругом, а он себя чувствует одиноким, как никогда. Он посмотрел на свои трясущиеся руки, которые до этого дня никогда не тряслись. Дыхание сбивалось, а ноги подкашивались. Он попытался глубоко дышать, и осторожно сел прямо на землю, сползая по изъеденной язвами войны стене.
Подскочил старшина Белокуров. Улыбается всеми своими целыми редкими белыми зубами. И как он их сохранил – не понятно. Лыбится весь такой, просто сияет. Протягивает фляжку, от которой несёт спиртом.
- Ты чего такой смурной, Дорофеев?! Победа же! Ты слышишь?! Победа! На, выпей!
Он показывает, что не хочет выпивать, но Белокуров настаивает:
- Шнапс! Нормальный шнапс, пей давай, кому говорю!
Ладно, давай сюда свой шнапс. Дорофеев протягивает руку, берёт фляжку и делает глоток. Тепло разливается по пищеводу, падает в желудок, где вызывает лёгкое жжение.
Белокуров садится рядом, достаёт американские сигареты (и где успел с союзниками пересечься?!), выбивает лёгким ударом одну из пачки, предлагая угоститься. Ну, если предлагают, почему бы и не взять.
Густой табачный дым, улетает, подхваченный легким майским ветром.
- Так, что не так, брат? – Белокуров не отстаёт, лезет в душу.
Кто-то опять начинает салютовать, все подхватывают и воздух вновь наполняется звуками стрельбы и кисловатым запахом пороха. Разница лишь в том, что сейчас стреляли не в людей, а в воздух, провозглашая Победу! Выстраданную, тяжёлую, но всё-таки Победу!
Но всё-таки стало как-то не по себе. Сильно мутило, хотелось упасть и так и лежать. Ватные ноги всё одно не держали.
- Что, накатило? – произносит Белокуров, делая глубокую затяжку и глоток из фляги.
Что тут можно ответить? Может, уже рассказать ему как всё было? И почему его так трясёт? А то ведь не отвяжется.
- Я ждал этого дня со Сталинграда.
- Ну так! Все его ждали! – Белокуров хлопает его по спине. Он не понимает.
- Ты не понимаешь. Я реально ждал этого дня. Буквально считал посуточно. Просыпался и понимал, что стал на ещё один день ближе к 9 мая 1945 года. Ты даже не представляешь, сколько раз я хотел дезертировать, зарыться в какую-нибудь землянку в лесу и дождаться этого дня там.
Во взгляде Белокурова сначала проявилась настороженность, но он тут же расслабился.
- Ты думаешь, я не хотел свалить? Несколько раз думал самострел себе организовать. Сижу вот так перед наступлением, смотрю на автомат, смотрю на ногу. Потом снова на автомат. Даже немецкий люгер у меня был, чтобы уж не сказали, что я из своего оружия стрелял, - он вздохнул. – А потом думаю, а как же это – ребята до Берлина дойдут, я типа нет? Типа расстреляют как дезертира и предателя? Ведь всё равно докопаются, что самострел, так уж лучше пусть в бою полягу, чем вот так вот, с позором. На, выпей ещё. Всё нормально.
И Дорофеев тоже так думал. О таких вещах абы кому не рассказывают. Белокуров был другом, который прикрывал его в бою, а он Белокурова. Собственно, как и все в их роте, все, кто дожил до этого долгожданного дня.
- Так мы до Берлина и не дошли, - улыбнулся Дорофеев.
- Так я это образно.
Очередной глоток трофейного шнапса. Сегодня можно. Сегодня обычными ста граммами не отделаться.
- Я знал, когда война закончится, - всё-таки сказал.
- В смысле знал? – не понял Белокуров.
- Я знал, что война закончится именно 9 мая 1945 года. Я знал, что в Москве будет уже за полночь, когда будет подписана безоговорочная капитуляция. И очень боялся, что меня убьют до этого времени. Особенно поначалу. Боялся, что не вернусь к своим родным. Это потом уже как-то привык и подзабыл. А сегодня вот опять вспомнил и осознал.
- То есть, как знал? – вот сейчас Белокуров реально заинтересовался.
- Со Сталинграда ещё знал. С тех пор и ждал этого дня.
- Цыганка что ли нагадала? Мне вот тоже как-то нагадали, правда ни хр@на не сбылось, к тому же кошелёк утащила.
- Нет, - замотал Дорофеев головой, - не цыганка.
- А кто? – заинтересовался Белокуров.
- В это сложно поверить.
- Слушай, я на войне такого повидал, что меня, наверное, уже ничем удивить нельзя. Как-то рядом со мной боец без головы в атаку бежал, представляешь! А однажды в траншею неподалёку со мной снаряд прилетел, аккурат туда, где бойцы сидели. Мы прибежали, смотрим, всех разметало просто на куски, а один сидит и просто курит. Вот так как мы сейчас с тобой, и ни одной царапины на нём, только земля с головы осыпается.
Дорофеев только кивал. Да, всякое бывало.
- В общем, был у нас в роте паренёк. Ещё до того, как ты к нам попал. Ты его не знаешь. Странный такой паренёк. Весь такой... как будто всё для него внове, удивлялся даже самой мелочи неприметной. Смотрел на всё вокруг, как будто впервые видел. Как радио слушать, так он первый. Как патефон запустят, так он тут как тут! И на всех нас смотрел, как на диво дивное. Словно ему всё это снится. И в атаку шёл, как будто знал, что ему ничего не грозит, что ни одна пуля его не возьмёт.
- Ну и что? И ты вот прямо так ему и поверил? Мало ли, что ему померещилось. Ну, или угадал, бывает и такое.
Дорофеев грустно улыбнулся, в его руке дрожал огонёк папиросы.
- Он предсказал, как мы победим в Сталинграде, - он посмотрел Белокурову прямо в глаза. – Как Паулюс сдастся в плен. Как у Прохоровки с немцами сойдёмся в танковом сражении. И многое чего ещё, что-то более точно, что-то менее. Ну, вот как ты бы сейчас пытался что-то вспомнить из школьного курса истории.
- Ничего себе! – вот сейчас Белокурова реально проняло.
- Хотя мне лично хватило уже после пленения Паулюса.
Белокуров затянулся американским табачком и протянул ещё одну папиросу ему.
- А с пареньком-то тем, что случилось? – спросил Белокуров.
Они смотрели на радующихся Победе людей. Дорофеев тяжело вздохнул.
- Убили его. Там, в Сталинграде, и убили. Как-то нас обложили в одном доме, началась рукопашная. Фриц внезапно выскочил из пролома в стене, ну и разрядил в него очередь. Немца того, правда, тут же сапёрной лопаткой по голове огрели, благо без каски оказался. До сих пор слышу звук, как его череп раскалывается. А паренёк тот, Славка, его звали, ещё несколько минут жил после этого. И, понимаешь, опять этот его взгляд… Как будто всё это не с ним происходит. Вроде и умирает, а продолжает всему удивляться.
- Да уж, берёт за душу, - замотал головой Белокуров. – Ладно, пошли с медсёстрами знакомится. Я там себе присмотрел одну, думаю, буду жениться!
- Да уж женишься ты!
- А что не так?! Вот возьму и женюсь.
Они поднялись и пошли в сторону шумной толпы на звуки играющей гармони.
Внезапно Белокуров остановился.
- А по поводу твоей истории, - как-то серьёзно сообщил он, - я как-то пересекался с одним офицером СМЕРШа, не к ночи будет помянут, ты ему перескажи всё, что сейчас мне рассказал. Я думаю, так будет правильно. Ну, пошли-пошли! Вон, гляди какая сестричка симпатичная, на тебя смотрит!
«Анюта» - вспомнил её имя Дорофеев.
#фантастика #вторая мировая война #война #попаданцы #время #рассказ #короткий рассказ