Про характеры. И немного про нечистую силу 😎
"Жили на Фоминке Сапроновы – Афиноген с отцом Дмитрием, которого по отчеству величали Степановичем. Не от того ли Степана пошло деревенское прозвание Степановы? Был Николай Воронин, был Иван Насонов – жители с явными альшанскими фамилиями. Был Иван Сычугов, сын Иуды. Тоже – альшанская фамилия. У Ивана Насонова сыновей звали Егор и Марей. Последнее имя в наше время повторилось в роду Пантюхиных, и тех звали Мареевыми. Говорили, что Марей на войну 1914 года не попал потому, что писарь записал его Марией. Рослый и сильный, он крови боялся. Даже кур за него резала жена Верочка, шустрая и ловкая. Марея вывести из себя было трудно. И все-таки это удалось пестрому и грузному петуху с черным хвостом: он взлетел на гребень погреба под окном и крикнул на всю улицу восторженное «ку-ка-реку». Марей в раскрытое окно сказал спокойным голосом:
– Перестань.
Петуху не захотелось подчиняться хозяину. Ударил в крылья и повторил.
– Кому говорю: перестань! – повысил голос Марей.
В третий раз кукарекнул петух.
– Это тебя Верочка научила! – рассердился мужик.
Выбежал с палкой и гнался за перепуганной птицей до самого колодца.
К этому колодцу ходил за водой упомянутый в «Ревизской сказке» 1858 года Антип Климентович Катанов, мой прапрадед. Шел ему тогда 51 год. (Значит, родился в 1807-м, при царе Александре Первом.) К моменту ревизии его сын Михаил умер. Умер в 1855 году 26 лет, оставив жену Матрену Константиновну и дочь Ирину. Вдове в 1858-м было 30 лет, дочери – пять.
Был у Антипа Климентовича сын Максим 17-и лет. Когда он решил жениться, то выбрал Маланью. Венчали их в Альшанской церкви. Раньше венчали в старой деревянной церкви, стоявшей внизу за ручьем с 1730 года: теперь там была часовня.
Невестка была строгой и набожной. Знала много молитв и песен. Подарила мужу сыновей Афанасия и Матвея, дочь Наталью.
Свекор стригся «под горшок» и выходил на мороз без шапки. А то и босиком. Пришел в хату, обмел веником снег с покрасневших ног и полез на печку.
Как-то Маланья двинулась в огород вечером, а там что-то белое кувыркается. Перепугалась до смерти. Прибежала домой.
– Не робей! – успокоил ее Антип.
Взял в сенях цеп и за ворота. Увидел то белое, что кувыркалось, да бац по нему цепинкой-дубинкой, как на току во время молотьбы.
– Ой! Ой! – послышался крик.
А это сосед оделся в белое и надумал припугнуть Маланью.
Другой раз, дело было к осени, заметил Антип, что в поле, на его загоне, нечистая сила объявилась. Утром глянет: снопы не в копнах лежат, а разбросаны как зря. Соберет, уложит, а на другой день – та же история. Ну, прямо, как в сказке «Конек-Горбунок». Решил Антип переночевать в поле. Лег у крайней копны и ждет. Как семнело, видит: идет великан в белом. Да как начал снопы хватать и раскидывать. Антип хотел крикнуть – не может, язык к гортани прилип. А великан с шумом прошел полем, как вихрь-ураган, и улегся сзади. Слыхать, как дышит за спиной. Антип руку завел назад и схватил нахала за длинный, скользкий, холодный нос. Схватил и давай крутить. За этим делом и застал его крик петуха. За деревней, за Кочками, в лавровской стороне засветился рассвет. Оглянулся Антип, а в руке зажата солома, мокрая от росы. Встал и пошел по земле, где нечистая сила сидела в каждом темном углу.
Из той поры дошли до наших дней разные истории. Многие отец запомнил и мне рассказал.
Бывало, сидит и рассказывает:
– Шли наши бабы в Киев, зашли в хату переночевать, а там сидит старуха на загнетке и спрашивает:
– Вы чьи?
– С Фоминки, с Альшани.
– Знаю! Знаю ваши места. Там у речки сосна кривая есть. Мы по ночам слетаемся к ней. И еще майдан за деревней нам хорошо знаком.
Майдан был напротив Коробочкиных. Там в ямах жгли березовую кору, деготь гнали. Страшное место. Жил Ульянок с женой-распутницей. Довела она его до такой тоски своими похождениями, что побежал бедный вешаться в лес. Люди узнали да за ним. Помешать хотели. А на майдане как поднялся вихрь с шумом да свистом. Остановились переждать. А прибежали в лес – поздно: погиб несчастный на дубке в руку толщиной.
Еще вот что случилось. Купили одни Босяка, резвую лошадь с белыми ногами. Залюбовались. Хозяин сел и поскакал, как на крыльях полетел. Наутро – глядь, Босяк ног не поднимает. Пошли к попадье, а она: «У вас на Фоминке в каждом дворе на три копейки колдовства знают, а через двор – на пятак. Разве они потерпят, чтобы у вас были крылья?» Так и не вылечила лошадь. А еще в Киеве булочники украли у старухи уток, поели, а они в носу: «Кря! Кря! Кря!» Пошли к старухе. На коленях ползали, чтоб простила. Еще был случай: отдавал Логунок свою дочь в Сабурово (отец говорил: Саборово). Как сватали, так жеребца в приданое обещал. Когда ж невесту за стол посадили, пошел на попятное: «Не дам!» Сабуровские домой. Что делать? Как вернуть? Кликнули Филю Кузякина. Тот три раза дом обежал. Смотрят: возвращаются сабуровские за невестой – колокольчик звенит на горе. Помог колдун. Спросил я отца про Никишку, а он:
– Как Никишку-то забили палками на барском дворе, так остались у него дети – Стешка смирный, Иван бедовый. Работали вместе, а распоряжался всем дед Якунин, опекун. Братья терпели-терпели, а потом овец продали и молчок.
– Давайте деньги, – потребовал дед.
Стешка ни слова, а Иван:
– Самим деньги нужны. Иди, опекун.
Якунины жили за речкой, напротив моста. Ров под окнами в половодье шумел, как водопад. На всю округу слышно. Так и прозвали его – Якунин ров.
Якунин ров в одной стороне заречной горы, Милаев ров – в другой, северной. Дед Милай, что жил на Фоминке, напротив, имя свое незримо врубил на века в каменистые стены обрыва. От Киреева, альшанского мужика, остался печальный Киреев клин, где давно уже хоронят и фоминских, и кнубревских, и выселских, и поселских, и даже кукуевские попадают.
Погост – печальное место. Иное дело – роща. Весело она шумела, по словам отца, от Фоминки до барского хутора, до горы Лихачевки. Возле Коробочкиных, которым дал это прозвание дед Коробок, стояли дубы лет по двести. Царицу Екатерину помнили. Рощу вырубили, а землю распахали, как барин велел. Дедушка Матвей, когда маленьким был, в этой рощи до грачиных гнезд добирался.
Долгое время деревня была до Титова двора, до нынешнего поворота на выгон, на дорогу к мосту. На том пространстве, где вырос поселок до самого старого погоста, было пусто".
Из книги В. М. Катанова "Родные дали"
#родные дали #василий катанов #альшань #орловская область #краеведение