Что я знал о монастырях? Конечно, я знал и был в них, таких как Новодевичий монастырь, Киево-Печерский, впоследствии – Лавра, Сергиев-Посадский монастырь, Новоиерусалимский… Знаю их, скорее, как музеи с национальными особенностями зодчества. Они состоят из молитвенных и жилых сооружений, окружённых неприступными стенами. Другими словами, первоначально это были крепости с оборонительными функциями. За этими стенами прятались церкви и были таким образом защищены от набегов. Этому много свидетельств.
В подтверждение моих слов читаем памятную надпись на воротах Троице-Сергиевой Лавры:
Со временем монастыри превратились в основные центры культуры и хозяйства, имели большое значение в сфере накопления информации. Библиотеки пополнялись книгами и переписывались (копировались) старые. Многие монастыри стали местом паломничества, храня в своих анналах мощи святых.
Наконец, для меня монастырь – это прошлое в настоящем. Кладезь мудрости сотен поколений.
Сегодня православные монастыри продолжают свою активную деятельность. Сохраняют старый жизненный уклад и не собираются ничего менять. Основные занятия монахов — это СЛУЖЕНИЕ ГОСПОДУ НАШЕМУ и ведение подсобного хозяйства. Монахи стараются постигнуть мир в соответствии с Библией и учат этому других. На своём опыте они показывают, что деньги и власть — это преходящее (и проходящее). Можно жить и без них и жить счастливо. В отличие от церквей, монастыри не имеют прихода, тем не менее, люди с удовольствием посещают монахов, оказывают им всяческую посильную помощь. Отказавшись от всего мирского, многие монахи получают Дар – возможность лечить или помогать Словом.
Моя дочь Олеся, закончив музыкальный факультет Московского педагогического университета, еще в Москве пробовала петь в церковном хоре, а переехав во Флориду, отдала себя этому занятию всецело. У неё даже медаль есть от Иллариона, митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви (Игорь Алексеевич Капрал).
Естественно, она знала всех священнослужителей города Майями и монахов Русского Николаевского монастыря в городе Форт-Майерсе. Она и поведала мне о том, что тамошний архимандрит о. Силуан в Мексиканском заливе выловил огромную рыбу Снук.
Для меня рыбалка – как наркотик. Я попросил дочь спросить разрешения у церковного начальства посетить монастырь в любом качестве, лишь бы мне устроили рыбалку. Я готов был на любые послушания. Как ни странно, Олеся получила благословение Настоятеля храма отца Александра на мой визит в монастырь.
И вот я с описанным выше багажом знаний отправился в Николаевский монастырь Русской православной зарубежной церкви в город Форт-Майерс. С восточного побережья Флориды по 75 дороге я пересёк всю Флориду и оказался на берегу Мексиканского залива. Ехал в ночь и, конечно, безнадёжно опоздал.
Встретил меня инок Севастьян, явно не радостный от того, что я его разбудил. Однако он мне предложил чай и указал на келью в которой мне спать.
Утром с первыми лучами солнца я проснулся, явно выспавшись. Странно было то, что на новом месте я долго ворочаюсь и не могу уснуть. Здесь же уснул моментально. Каково было моё удивление, что ни в трапезной, ни во дворе никого не было. На столе стояли чайные приборы явно для меня.
Наскоро глотнув чаю, я пошёл знакомиться с территорией монастыря, удивляясь всему, на чём останавливал взгляд. Первое, я не увидел никаких монументальных палат и неприступной крепостной стены или даже забора.
Несколько отдельно стоящих невысоких (под стать общей архитектуре посёлка) зданий, утопающих в зелени тропических растений.
На одном домике я заметил православную башенку луковкой. Внутри — через окна — виднелись огоньки свеч. Открыв дверь, я оказался в прихожей (притворе) церкви с ликами святых по стенам. Внутри услышал приглушенное пение. Войдя через царские ворота в Храм, увидел в углу левого придела двух человек.
Один был вчерашний мой знакомец Севастьян, а второй — священник в черном облачении: рясе и клобуке. Я видно подшумел и они воззрились на меня, но, не проронив слова, стали читать дальше. Я не знал, как себя повести, но уйти посчитал бестактным. Так и простоял всю службу, а потом еще и панихиду. Конечно, не понял ни одного слова, кроме «Господи Помилуй»…
И вопросов у меня много прибавилось. Я думал, что служба идёт только для прихожан и удивлялся, что здесь служба велась при полном отсутствии оных. Потом уже, познакомившись с Архимандритом отцом Стефаном, я узнал, что монастырь прихода не имеет, но паломники приезжают со всех концов Америки. А служат они Богу и Восхваляют Его и Всех Святых независимо от того, есть люди в храме или нет. Ещё меня удивило, что о. Стефан совершенно не отступал от канона, несмотря на то, что не было паствы. Где надо было падать ниц на пол — он падал и не проявлял неудобства.
Во время пения стихир о. Стефан кадил алтарь, иконостас, лики (клиросы), присутствующих и храм, после чего возвращался к царским вратам, кадил их и две местные иконы – Спасителя и Божией Матери, входил в алтарь южной дверью и кадил престол …
Я думал: коль нет прихожан, можно службу и сократить, но Священник дослужил до конца, да ещё тихо подсказывал иноку Севастьяну, где тот фальшивит, а то и давал тихий нагоняй, когда тот пропускал стихи. В свою очередь удивился и о. Стефан, что я выстоял всю службу, не имея опыта. В это время был Великий пост и после службы мы обедали в трапезной исключительно постным супом и гречневой кашей. Я прихвастнул, что могу сварить постный украинский борщ и получил первое послушание: на утреннюю литургию не ходить, а сварить борщ. Оба монаха родом были из западной Украины и моё предложение сварить именно украинский борщ их заинтриговало.
Моя родина — город Таганрог. Это почти на границе с Украиной. Понятно, что и кухня у нас смешанная. Говорим мы на суржике – смешанном русско-украинском языке. И кухня, и весь уклад жизни у нас смешанный. Мой отец — Царство ему небесное — варил именно украинский борщ с клёцками, заправленный толчёнкой из старого сала и чеснока. За пять домов соседи всеми своими органами чувств ощущали: сосед Василий варит борщ! У него научился и я.
Получив благословение, я борщ сварил. Очень старался, но терзало сомнение насчёт вкуса. Ведь отец борщ варил из петуха – на петушьем наваре, а у меня только овощи. Но опасения мои были напрасны — борщ удался. Похвалив борщ, о. Стефан подлил себе добавку и сказал, что мой борщ напомнил борщ его мамы.
После ужина, да и потом, в другие часы, пока о. Силуан оставался на пасеке в Орландо, я много беседовал с о. Стефаном о смысле монастырской жизни и, конечно, открывал для себя Новый Мир. Мир без злобы, зависти, стяжательства, да проще сказать, без человеческих пороков, известных как 7 смертных грехов. О. Стефан несколько по другому квалифицировал эти пороки, называя их греховными страстями. Всякий образованный человек знает все эти греховные страсти и мне нет смысла останавливаться на каждой. Для этого нужен другой литературный формат.
Я же хотел узнать , можно ли всё-таки превозмочь смертельный грех? О. Стефан привёл слова преподобного Исаака Сирина: «Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного». Это высказывание святого отца несколько меня успокоило, подарило Надежду (мой грех 3-й по списку) и я переключился на другие понятия.
В юности не любил балет, не понимал его, а когда впоследствии в Большом Театре смотрел Лебединое озеро, у меня наворачивались слёзы. Меня просто тронула Святая музыка Чайковского и это Божественное действо на сцене… Вот и теперь, я не умом понимал постулаты читаемые о. Стефаном, труден моему разуму Божественный Процесс, но сердцем понимал: Всё правильно!
Я не преминул затронуть тему неблаговидных поступков самих иерархов Церкви, имея в виду стяжательство. О. Стефан с сожалением согласился, но уверовал меня, что каким бы высоким чином не обладал этот иерарх, не факт, что попадёт в Рай из-за грехи своя. Тут уж я совсем успокоился: правда восторжествует!
— Что может паломник за короткое время узнать о монастырской жизни?
Я узнал ОСНОВНОЕ:
— Монахи живут не для того, чтобы спасать себя, а для того, чтобы светить миру. Сами они не выходят в мир, но если мир приходит к ним — он от них многое получает. Поэтому здесь паломник, если ему это действительно интересно, может понять все. У них нет никаких секретов — их не должно быть в христианстве. Тайна есть — это Христос, а других секретов нет.
Я возразил о. Стефану: но бывают же чудеса!?
— Что считать чудесами, неужели за свою жизнь ни разу не лицезрел необъяснимого?
А ведь точно, были случаи…. Об иных уж и забыл, а вот один крепко в память втёрся…
Есть у меня друг, вместе учились в военном училище, сын казака Войска Донского Сергей Куцеволов. Когда в 90-х годах из-за предательства правящей верхушки рухнул Советский Союз и началась вакханалия захвата государственной собственности со стрельбой на улицах, Сергей встал на защиту своих земляков. Будучи потомственным казаком и офицером, принял присягу.
ПРИСЯГА
казака
Всевеликого Войска Донского
Православного Вероисповедания
Обещаюсь честью Донского Казака перед Всемогущим Богом, и перед Святым Его Евангелием и Честным Крестом, чтобы помнить престол Иоанна Предтечи и Православную Веру ….
…….
Обещаюсь быть честным, добросовестным, храбрым казаком и не нарушать своего обещания из-за корысти, родства, дружбы или вражды.
В заключение данного мною обещания осеняю себя крестным знаменем, целую Святое Евангелие и Честный Крест и нижеподписуюсь.
Наблюдая разгул нового НЭПА в Ростове и метания дезориентированных мальчишек, Сергей собрал самых трудных из них и повёл строить Храм.
Как он достучался до сердец подростков, которые уже ни во что не верили? А только за ним пошли. Никто не роптал, что работают безвозмездно и до освещения Храма ни один не ушел. Сподвижником Сергея в этом богоугодном деле был протоиерей о. Вадим (в миру Царёв), впоследствии — первый настоятель Храма Иконы Божьей Матери «Целительницы». (Царство ЕМУ НЕБЕСНОЕ! На Службе и преставился).
Как он любил мальчишек! Оберегал от плохих поступков. Молился за них денно и нощно и произошло Чудо! Один паренёк, слабенький такой, забитый, скорее всего от того, что сильно «гугнявил» и терпел от сверстников насмешки, так вот в день освящения Храма — парень заговорил!
К чему это я рассказал? Да к тому, что до момента посещения Николаевского Храма в Форт-Майерсе я искренне верил и верю сейчас, что Чудеса возможны! Если крепка Вера!
…«Обещаюсь честью Донского Казака перед Всемогущим Богом, и перед Святым Его Евангелием и Честным Крестом, чтобы помнить престол Иоанна Предтечи и Православную Веру…»…
Значит, Сергей не лукавил…
Монастырский сад
Наконец-то вернулся о. Силуан. Конечно, он постоянно был в Боге, но находил время и не гнушался выполнять многие хозяйские задачи: и на трактор сядет, и кусты подстрижет, и нехитрый плодовый садик поправит, и, конечно, рыбалка, которую я ждал с нетерпением…
Но главная его страсть — пчёлы!
Удивительное дело: он только со мной познакомился, как через минуту предложил помочь ему на пасеке внести лекарства от клещей в каждом улье. Я-то и рад новому делу, но возроптал: искусают, мол…
О. Силуан полушутя ответил:
— Хорошего человека не искусают. Они же знают, с какой целью ты ульи вскрываешь… Плохое дело задумал — ног не унесёшь. А если хорошее — получишь пару укусов, просто как в благодарность от роя.
— Ты, главное, не бойся и руками не маши.
Сам-то он надел на себя профессиональные доспехи, а мне только «скафандр» выдал.
Пчёл мы полечили. Я принял как должное пару укусов — как знак пчелиной признательности. Почему-то мне показалось, что пчёлы поняли, что я пришёл их лечить, а не забирать мёд. Потому что вокруг меня их кружило миллион… А укусили – две!
Потом был постный обед. Во главе стола Архимандрит о. Стефан. По левую руку Архимандрит о. Силуан, по правую — инок Севастьян, который в сентябре начнёт учёбу в Духовной Семинарии в Нью-Йорке. И прихожане–паломники, которым здесь всегда рады.
Я ждал, когда о. Силуан заговорит о рыбалке. В его отсутствие я ездил на велике на залив в Форт-Майерс, пробовал ловить рыбу, но попадались одни крабы…
Вечером, оставшись наедине с о. Силуаном, я начал издалека:
— А не возбраняется ли священнослужителю заниматься рыбной ловлей? Или хотя бы молиться за рыбаков…
— Ну, в рыбалке греха нет. Наверное, надо так ответить: если человек из-за рыбалки не успевает читать Евангелие, молиться утром и вечером, ходить в храм, делать добрые дела, даже родным уделить внимание — то такая рыбалка будет не в пользу. А если человек успевает жить полноценной духовной жизнью и ради отдыха бывает на рыбалке — то в этом ничего предосудительного нет. Потому что даже через рыбалку Бог приводит людей к вере. Мне рассказывал один старец, что в их деревне был человек, вроде не особо верующий. И он все говорил: где Бог? Мы же Его не видим, какой Он там! Ну, я, что мог — ему говорил. А он любил ловить рыбу. У нас был пруд, и там караси. Вот он как-то выходит с удочкой и говорит: ну, если есть Бог — пусть Он мне подаст такую рыбу, которую я никогда не ловил. И что же? Долго сидел этот рыбак у пруда — не клюёт рыба и всё тут. Он уж собираться начал, стал снасть доставать, да не тут-то было — не выходит снасть из воды, а наоборот, мужика этого в пруд тянет. Намотал рыбак леску на рукав, да за дерево стал, упёрся и увидел рыбу, прыгнула она из воды, да такая, что в здешних краях отродясь не видывали! Да только не смог мужик вытянуть её, ушла она, но видеть–то, видел!!! Крепко он задумался после этого случая и церковь перестал обходить стороной.
Ну и молиться о рыбной ловле допустимо. Если я не ошибаюсь, преподобный Симеон Верхотурский покровитель рыбаков. Он и сам ловил рыбу при жизни. Но, наверное, надо выбирать приоритеты. Если человек не успевает молиться о прощении своих грехов, о даровании спасения, о том, чтобы обрести христианские добродетели, а молится, чтобы больше поймать себе рыбы — это будет не совсем разумно. А если успевает молиться о более значимых духовных вопросах в жизни — то, наверное, можно помолиться, чтобы Бог подал и рыбы, потому что худого в этом нет.
Выслушав всё это, я уже прямо спросил:
— Когда пойдём рыбачить?
Отец Силуан как отрезал:
— Так у меня всё готово!
Рыбачили мы вот на этом пирсе. На горизонте виден Форт-Майерс. Улов был замечателен.
Одних КЭТФИШей (Catfish) поймали дюжину паундов (1 pound (lb) фунт=16 ounces= 453,59 г)
Многие ученики Иисуса до их призвания на апостольское служение были рыбаками.
Мои умозаключения:
— Что должно быть в хорошем монастыре?
— Я думаю, хороший монастырь — это где люди улыбаются, где они радуются. Радуются всему, что посылает им БОГ.
Еще один признак хорошего монастыря — из него не хочется уезжать.