Они шли вдоль разбитых домов как две абсолютные противоположности. Молодой соответствовал окружающей безрадостной действительности, в которой вдоль улиц были разбросаны покореженные машины полиции, обгоревшие броневики и неразорвавшиеся мины. Военная форма, камуфлированная кепка, автомат на плече у одного из прохожих выглядели вполне органично. Мужчина постарше - в вызывающе яркой желтой футболке, баскетбольных шортах, панаме, тапках и черных очках - явно диссонировал со всем этим «постапокалипсисом», нависающим над головой разорванными троллейбусными проводами и осязаемой безысходностью. Один в своей повседневной одежде ненадолго пришел с поля боя домой спустя восемь лет, второй выбегал из дома, в чем был, во время ночного обстрела. От подъезда осталась груда рухнувшего пролета. Под ней погребен весь гардероб и соседка Маша со второго этажа. Выбирать наряды не приходится, взял то, что пришло с гуманитаркой.
- Это мой сын, - сказал тот, что постарше, увидев у меня на груди фотокамеру. И в его голосе чувствовалась нескрываемая гордость.
Я представил себе, как должно быть отцу приятно пройтись по родному, пережившему тяжелые бои городу с тем, кого не обнимал уже восемь лет. И при этом не таиться, не стесняться и не стыдиться. Может и футболку такую яркую подобрал, чтобы все обратили внимание - вон кого вырастил, настоящего защитника.
Сын замахал рукой: «Только не снимайте, я сюда без разрешения вырвался, практически в самоволку, вечером - обратно, на передовую».
Сергей в 2014 году ушел в ополчение, как говорит, не задумываясь. Тогда еще Лисичанск контролировался батальоном «Призрак», которым командовал Алексей Мозговой. Город поддержал новую власть и 11 мая на референдуме на вопрос «Поддерживаете ли Вы акт государственной самостоятельности Луганской Народной Республики?» подавляющим большинством ответил «Да».
Сергей вспоминает, что оружие в руки взял скорее из чувства солидарности с друзьями, а вот идеологический фундамент сформировался позже, когда Киев, как заведенный, начал штамповать антирусские законы. Вместе с «Призраком» он отходил в Алчевск. Воевал, после окончания «активной фазы» пошел служить в правоохранительные органы. Успел жениться, завел детей, дед теперь сможет съездить в Луганск, познакомиться с семьей своего сына. Жаль, пока не может позвать ее сюда.
На центральной площади шумно. У разгруженной фуры бойцы-чеченцы раздают гуманитарную помощь от Императорского православного палестинского общества, которое возглавляет Сергей Степашин. Еще один диссонанс, в котором, впрочем, представитель ИППО на освобожденных территориях Симон не видит ничего удивительного.
- Ребята нас сопровождали от самой границы. Сегодня плечом к плечу встали и православные, и мусульмане для общего святого дела, - говорит он мне. - Морально тяжело, без слез невозможно смотреть на то, что здесь происходит.
- Что больше всего вас тронуло здесь?
- Один вопрос, который задают всюду: «Вы нас не покинете? Не оставляйте нас». Мы обещаем, что вернемся. На следующей неделе будет груз с книгами. Эти фашисты уничтожили здесь все российские книги. Кроме еды нужна и интеллектуальная пища. В том числе и учебники к школьному сезону.
Живая очередь проходит вдоль раздачи, на которой измученные месяцами жизни в подвалах люди получают сгущенку, муку, макароны, масло, сахар...
- У нас восемь детей, могу паспорт показать, - подходит женщина с мужем.
- Не надо паспорт, постойте здесь, - говорит один из бойцов и через 10 минут выносит ей здоровенный баул.
Глава семейства взваливает его на плечи и, обходя покореженные взрывами машины, торопится домой.
- А вы долго здесь стоять будете? - подходит ко мне женщина с двумя тяжеленными пакетами. - Вы тут посторожите один, я первый до дома донесу, за вторым вернусь.
- Давайте помогу.
- Что же вы так долго к нам шли, мы вас ждали, а вас все нет и нет, - строго отчитывает Россию в моем лице Екатерина.
- А вы, наверно, учительница?
- Как вы догадались?
- По интонации, - улыбаюсь.
- Ох, чему мы только не учили, - вдруг замыкается она.
Потом рассказывает, что мама ее украинские власти терпеть не могла и уехала к родне на Кубань. А Екатерина верила, что жизнь наладится.
- Когда ВСЕ началось, в городе появились военные. Вроде такие же украинцы, но на нас смотрели как на добычу.
- А вы себя украинкой считаете или русской?
- Ой, семья-то русская, да после этих восьми лет здесь многие привыкли к тому, что русский - значит россиянин. А мы же теперь тоже... Почти.
Еще один диссонанс. За восемь лет агрессивной пропаганды русские люди вдруг начали называть себя украинцами. Кто-то - как дань моде, кто-то, чтобы косо не смотрели, кто-то просто притворялся, чтобы выжить. Попробуйте в условиях жесткого политического и силового прессинга не сойти с ума и остаться собой. А ведь они смогли. Остались здесь, пережили настоящий ад и выжили, чтобы сказать освободителям «Спасибо». И в этой благодарности я не заметил ни фальши, ни заискивания человека, оказавшегося в уязвимом положении.
Фронт тем временем от Лисичанска двигается к Западу, в сторону Северска. Противника отбросили настолько, что обстрелы прекратились, и жители постепенно пытаются вдохнуть жизнь в свой израненный город. В поисках переправы через Северский Донец безуспешно объезжаем все мосты. Они уничтожены. Даже для того, чтобы добраться в центр города приходится ехать вдоль реки по пробитой «Уралами» дороге. У мостов читается паническое бегство украинцев из Северодонецка в Лисичанск. Переправы были четко пристреляны, и артиллерия ЛНР била по колоннам. Десятки искореженных прямыми попаданиями машин до сих пор стоят памятником безрассудному планированию киевского командования. Оно раз за разом держит гарнизоны до последнего, пока не остается единственная лазейка, через которую шансов уйти не больше, чем выиграть в лотерею.
Часть лисичанского гарнизона, понеся огромные потери, ушла на Северск. Чем ближе к передовой, тем картина все унылее. Едешь словно по свежей сводке Минобороны. Только вместо названий населенных пунктов, которые в пресс-релизах для удобства чтения выделяются большими буквами, мертвые деревни, которые вряд ли когда-нибудь возродятся. Излюбленная тактика украинских войск. Зачем цепляться за село, когда можно отойти в лесопосадку и накрыть заходящие союзные силы артиллерий. В итоге на месте очередного хутора остаются только печные труды, нацеленные в небо. Как на белорусском мемориале Хатынь, который называют кладбищем деревень, уничтоженных фашистами. В небе над военной колонной проходит пара вертолетов Ка-52. Справа пошли реактивные снаряды «Урагана». Слева им «подпевают» самоходные артиллерийские орудия. Русская армия в составе войск РФ, ЛНР и ДНР штурмует очередную линию обороны, которая теперь выровнялась по оси Северск-Бахмут.
