Я чувствую на своих плечах чужие руки. Я снова сижу на кухне, на этот раз сытый и чашки кофе передо мной нет, но есть кто-то позади меня, кто обнимает меня и щекочет ухо. Руки мягкие и теплые, но от них пахнет сигаретами и потому мне трудно почувствовать счастье от этих прикосновений. Я терпеливо жду, когда их от меня уберут.
Сам не знаю, почему я с таким отвращением отношусь к сигаретам. Может быть, потому что сам не курю. Или потому что Иван курил. Или потому что не курила Лара. Но вероятнее всего, это уже от Рене. Она курила всегда. Но в первые месяцы знакомства очень мало, а теперь мне кажется, что она курит постоянно. Во время беременности она тоже курила, и это бесило меня до невозможности. Я ругался и скандалил – я очень хотел быть хорошим, правильным. Но все было бесполезно – я вынужден был признать, что моя карьера примерного отца закончилась, не успев начаться.
Ну и примерного мужа соответственно.
- У меня умер дед, - говорю я неожиданно для себя и для Рене, конечно, тоже. Она уже давно привыкла к моей немногословности.
- Соболезную, - без большого выражения говорит она. – Ты его, кажется, терпеть не мог.
- Родню обычно не выбирают…
- Ты рассчитываешь на наследство или он завещал все собачьим приютам?
- Нет, завещание составлено на меня, но состояние его дел таково, что мне очень повезет, если я никому не останусь должен… Да и вообще останусь…
- Не драматизируй!
- Хорошо, - мы какое-то время молчим. – Что с твоей работой?
- Я работаю. Или… что ты имеешь в виду? Ты же знаешь!
- Я имею в виду работу… - я даже не знаю, как сформулировать свой вопрос деликатнее, так, чтобы не сразу нарваться на скандал: - По специальности.
- А чем тебя не устраивает моя нынешняя?
- Зарплатой, прежде всего, ну и рабочим графиком тоже. Ты же все это знаешь.
- Я зарабатываю достаточно. И реализуюсь как личность. Это очень важно, когда тебя ценят! Хотя тебе не понять.
- Может быть, - мы молчим снова. – Получается: твоя работа важна для тебя, - она утвердительно кивает, я продолжаю: - Моя работа важна для меня. Но у нас есть дом и ребенок, на которых ни у тебя, ни у меня нет ни времени, ни сил. Что мы можем сделать в этой ситуации? – она молчит. – Я предлагаю домработницу. Aur-Pair подойдет.
- Не подойдет! – мы оба знаем, почему она не хочет, чтобы в доме была юная и дешевая рабсила из третьих стран, но, очевидно, она тоже не хочет скандала. Она молчит. Я тоже. Этот разговор мы начинали уже много раз и так и не можем довести его до конца.
- Тогда давай обратимся в чисто немецкое агентство – я согласен на милую немецкую бабушку. Только тогда расходы пополам.
- Ты же знаешь, что у меня нет столько денег.
- Немецкую старушку на полный рабочий день я тоже в одиночку не потяну.
- Но у тебя же умер дед!
- Но он умер не для того, чтобы ты смогла нанять прислугу. Он умер просто так…
- Тогда зачем ты вообще об этом говоришь?!
Я, молча, ухожу в свою комнату и начинаю готовиться ко сну – завтра мне как обычно очень рано вставать.
Действительно. Не знаю зачем. Это старый спор и внезапная кончина моего престарелого родственника не имеет для него никакого значения. Она имеет значение для меня, но я не знаю, как объяснить ей, что просто хочу знать, что она сама в состоянии обеспечить свою жизнь и жизнь моего ребенка. В случае если со мной что-то случится. Но как я могу объяснить ей, что со мной должно что-то случиться, - она родилась и выросла в Германии, а здесь никогда ничего не случается.
Лариса тоже работала! Понятно, что тогда, когда не стало Ивана, все было проще - я машинально тянусь к соответствующей папке, чтобы посмотреть в какие суммы обходилось деду наше ежемесячное содержание. Но за дверью мелькает тень, она явно обдумывает необходимость войти в мою комнату. Для ведения дальнейших переговоров. А я? Мне проще выключить свет и притвориться спящим, чем что-то снова говорить, объяснять…
Рене работает в ночном клубе, хотя училась на дизайнера. Работа ей нравится и она там на хорошем счету, так что ее мечты дорасти до администратора зала, а потом и до управляющего всем клубом совсем не лишены оснований. Тогда она будет получать не меньше меня, а скорее всего, даже больше. Она считает, что теперь я просто должен ее поддержать – зарабатывать на всю семью, сидеть с ребенком и, по возможности, готовить.
Мне не хочется возражать. Но я понимаю, что ее предложения нельзя отнести к разряду здравых, скорее, они похожи на ультиматум о безоговорочной капитуляции. Все, на чем они могли бы основываться подобные требования, - это большая любовь. Или не меньшее чувство вины. Но я не нахожу никаких причин для того, чтобы приписывать себе первое, или второе.
Кроме того, я твердо знаю, как можно оптимизировать расходы в сложившейся ситуации.
Решение принято, с ним я и засыпаю.
***
Если быть совсем честным, я не знаю, где и кем работала Лара. Чем-то где-то она занималась, но не по ночам. И не с восьми до пяти – ее плавающий график работы идеально подходил для выращивания оболтусов вроде меня. Иногда мне кажется, что это была единственная причина, почему Иван притащил ее в наш дом. С ее приходом там стало уютнее, чище, сытнее – она любила готовить. И делала это с таким азартом, что и я полюбил. Да, она ему подходила идеально…
Непонятно другое – на кой он ей сдался?! Из Ивана как личности невозможно было извлечь никакой пользы. Ни внимания, ни поддержки, никакой стабильности, дурная работа и мальчик подросткового возраста – не самые привлекательные в мужчине качества. В то, что он был интересен ей как мужчина, я тоже никогда не поверю.
Что она нашла в нем?!
А что Рене нашла во мне?...
На оба эти вопроса у меня нет ответа. Вероятно, женщин мне никогда не понять.
Вопрос гипотетической возможности понимать женщин волновал меня уже в самые юные годы.
Не представляю, зачем мы тогда, сразу после моего окончательного выздоровления, в феврале или марте поехали отдыхать. Видимо, для того, чтобы укрепить мое здоровье, расшатавшиеся Ларины нервы. Но почему именно в Турцию? Я всегда хотел думать, что только потому, что направление было очень бюджетно, популярно и безпроблемно организовано. Но наверняка я этого не знал…
В отеле я познакомился с ребятами из России. Примерно моего возраста, из разных городов, с родителями. Не то чтобы мы очень сдружились, но на отдыхе компанию не выбираешь. Мы купались вместе, играли в пляжный футбол, разговаривали. Конечно, основной нашей темой были взаимоотношения с противоположным полом. Разумеется, нашего коллективного опыта хватило бы на написание второй Камасутры. Тонкости флирта тоже обсуждались неоднократно.
Особый восторг, с солидной долей раздражения вызывали у нас местные. Как-то им это удавалось, пусть даже на плохом русском или вовсе без языка вызывать у женщин улыбки, заставлять себя слушать, влюблять в себя.
- Что бабы в них находят?! Страшные и тупые.
- Может быть, лучше быть страшным и тупым?
- Тогда у тебя есть все шансы!
- Да пошел ты!
- А может быть, они просто делают все так, как надо. Ну почему нет?
- А что тетка твоя говорит? – это вопрос ко мне. Мне не хотелось объяснять, в какой степени родства мы состоим, и я назвал ее своей дальней родственницей.
- Почему она должна знать? – отвечаю я лениво.
- Ну а зачем еще она сюда приехала?
- Одна! – и дальше ряд смачных подробностей в духе той ненаписанной Камасутры.
Дошло до драки. Не самой кровопролитной в моей жизни, но по-своему очень эпичной. Следы побоища было решено по возможности скрыть, события огласке не придавать. У меня на скуле остался едва заметный синяк – в конце концов, это же я махался один против всех, ну и огреб один за всех. Мушкетер хренов. Так меня в итоге до конца нашей поездки и звали. Было смешно. Но вопрос о сексуальных предпочтениях моей спутницы больше не поднимался.
Лара ни с кем не подружилась. Большинство в отеле приехало семьями или большими компаниями, других одиноких женщин ее возраста не было. После обеда она часто возвращалась в наш номер и сидела на балконе с книгой. Если принять во внимание, что я в это время топился с приятелями в бассейне прямо под этим балконом, - решение здравое, хорошо продуманное. Но выглядело это очень меланхолично. Вечерами мы спускались в сад, там делали дискотеки - «как в 90-е» охарактеризовала их Лара, по-видимому, объясняя этим свое тотальное отвращение к происходящему. В полном одиночестве она пила кофе и наблюдала за мной и моими новыми «друзьями».
Один из моих новых знакомых охамел настолько, что принял это внимание на свой счет и пригласил Лару танцевать. Она, смеясь, отказала. Другой свел знакомство с барышней из России, двадцати лет от роду – свой возраст ему, конечно, пришлось скрыть. Весь вечер и ночь они провели вместе. На следующий день разговоров было только о «возрастных женщинах».
Драки на этот раз не было, но общим выводом стал тезис, что женщин невозможно понять. Если охарактеризовать всю поездку вкратце, то было безумно скучно.
Так же как в Ганновере. Тут тоже скучно. Еда безвкусная, люди случайные.
Я снова хожу на работу. Неделю. Потом другую. Потом прихожу на разговор к начальству. Суть моего предложения заключается в следующем: наша контора открывает в Берлине новый филиал, окажется ли место «рыбным» пока никто не знает, определенный риск, конечно, есть, но есть и преимущества. Для меня, например, возможность уехать из города на длительный срок без потери места работы, без финансовых потрясений. Подготовленная для вышестоящих инстанций речь апеллирует к расширению профессиональной сферы, сбору опыта и прочим важным ступеням карьерной лестницы.
- Я получил новое место. В Берлине, - она молчит, ждет продолжения. – Платить больше не станут, но я, наконец, уеду. У нас есть пара недель, чтобы все подготовить. Придумай, пожалуйста, с кем останется ребенок, - говорю я в тот вечер, когда моя жена остается дома.
- Если ты так говоришь, то тебе, вероятно, хочется, чтобы он остался со мной… - замечает она совершенно спокойно.
- Нет. Я не против того, чтобы взять его с собой. Но ваших встреч я организовывать не буду. К вам, если он останется с тобой, я тоже не поеду. Я надеюсь, что денежному переводу ты обрадуешься больше.
- У ребенка должен быть отец, - замечает она неуверенно.
- Я не стал самым лучшим отцом… И мне кажется, что тот, кто заменил меня в постели, справится с моей ролью и в детской.
- Это неправда.
- Это неважно. Детские деньги ты получишь. Сверх установленного содержания я платить ничего не смогу. Да и не захочу. Но то, что положено, ты будешь получать регулярно.
- Ты будешь скучать…
- Может быть. Но риск совершить убийство заметно уменьшится, - она недоверчиво хмыкает. Наверное, потому что неверно меня понимает. Я давно знаю про того другого. Других. Но помню и о своих «других». Поэтому дело совсем не в ревности: - Я просто не хочу больше видеть, как ребенок ест эту вечную картошку фри. Я знаю, что от нее не умирают, но видеть это я больше не хочу.
Я ухожу в свою комнату и ложусь спать. Мне кажется, в последние недели я только и делаю, что сплю. Это, наверное, для того, чтобы меньше пить. А еще я никак не могу выспаться. Вероятно, это из-за снов.