Как же всё-таки здорово, что есть на свете Коктебель! Край, полный поэзии — в каждом камне, в причудливых изгибах бухт, в выгнутых спинах холмов. Страна Поэта. Здесь всё напоено следами Времени, здесь щемящее ощущение присутствия чего-то настоящего, грустного до слёз и одновременно величественного. Это место создано, чтобы вдохновлять. И вот — «Волошинский пленэр». Как самая что ни на есть закономерная вещь — сюда не могут не стремиться художники. Киммерия сама по себе — уже произведение искусства, созданное природой и временем. И, наверное, всё-таки отчасти и людьми, наполнившими её собственными мечтами, фантазиями, стихами…
Однажды нам посчастливилось побывать в севастопольской галерее «Арт-Бульвар», где проходила итоговая выставка «Волошинского пленэра». И здесь, в небольших светлых залах, тоже жила Киммерия. Она выплёскивалась с холстов — красками яркими и суровыми, солнцем и сумерками, задумчивой негой и мрачными величием. Трогали душу ностальгически знакомые, пасторальные пейзажи с красными крышами, милые сердцу изгибы бухт окаймлялись причудливыми холмами. Но было и другое. Самая суть Киммерии — мрачноватая, мистическая, с клокочущей где-то внутри тёмной первозданной страстью. Словно скрытая душа дремлющего древнего вулкана, словно мощь лавы, запечатанная в исполинском окаменевшем движении. Спасибо живописцам за это чудо. И за воспоминания о Поэте, навеки поселившем свою душу в этих непостижимых местах — тоже спасибо!
Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Всё воспринять и снова воплотить...
Эти поэтические строки М.Волошина стали своеобразным девизом второго «Волошинского пленэра», организованного галереей «Арт-Бульвар» и проведённого с 28 апреля по 19 мая 2013 года в Коктебеле. Первый пленэр состоялся в октябре 2011 года. В нём участвовали представители крымской школы живописи. Во втором «Волошинском пленэре» организаторы решили провести эксперимент и пригласили художников, работающих в современном стиле, из Симферополя, Ялты, Феодосии, Киева — Светлану Бакаеву, Инну Воронину, Андрея Иноземцева, Эдуарда Кулиша, Никиту Кравцова, Марину Мезенцеву, Андрея Орлова, Игоря Поздеева, Сергея Поздеева, Сергея Скрипицына, Михаила Соколовского, Екатерину Спиртус, Андрея Дудченко, Евгению Глинскую. Севастополь на пленэре представил Владимир Ольхов.
Участники пленэра впитывали в себя неповторимую атмосферу духовного раскрепощения Коктебеля и передавали её посредством живописи на холсты. В ходе пленэра сложилась своя аура, в которой духовная жизнь и творческие искания сочетались с дружеским общением и отдыхом. Молодые художники, представители разных школ живописи, делились идеями и совместно вырабатывали пути их творческой реализации. Несмотря на тесное общение последователей разных живописных традиций, срез работ получился очень разнообразным, во многом благодаря яркой индивидуальности каждого из участников. Реализм, абстракционизм, примитивизм, импрессионизм, мистицизм — все эти жанры представлены в пленэрных работах.
Мы очень благодарны сотрудникам галереи за то, что без проблем разрешили нам фотографировать картины — пусть на авторежиме, с цветокоррекцией по памяти и по уровням — это лучше, чем просто ничего. Хотя, надо отдать должное «Арт-Бульвару» — они ещё и издают каталоги художников. Причём на весьма высоком полиграфическом уровне! И что важно — с уважительной дотошностью к точности цвета. Мы дважды побывали на выставке. И второй раз — уже перед отъездом — пришли, чтобы купить некоторые из каталогов на память. Очень трудно оказалось выбрать — и аукционные каталоги, и альбомы художников — всё интересно, но на всё уже не хватало бюджета. Поэтому ограничились роскошным альбомом Сергея Александровича Бакаева и совместным каталогом Аркадия Стрелова, Александра Стремского и Фёдора Захарова…
P.S.
«Оказавшись в Коктебеле, я воспользовался вынужденным перерывом в работе, чтобы взяться за самовоспитание в живописи. Прежде всего я взялся за этюды пейзажа: приучил себя писать всегда точно, быстро и широко…
Я начал писать не масляными красками, а темперой на больших листах картона. Это мне давало, с одной стороны, возможность увеличить размеры этюдов, с другой же, так как темпера имеет свойство сильно меняться высыхая, это меня учило работать вслепую (то есть как бы писать на машинке с закрытым шрифтом). Это неудобство меня приучило к сознательности работы, и тот факт, что [в] темпере почти невозможно подобрать тон раз взятый, — к умеренности в употреблении красок и чистоте палитры.
Акварелью я начал работать с начала войны. Начало войны и её первые годы застали меня в пограничной полосе — сперва в Крыму, потом в Базеле, позже в Биаррице, где работы с натуры были невозможны по условиям военного времени. Всякий рисовавший с натуры в те годы, естественно, бывал заподозрен в шпионстве и съёмке планов.
Это меня освободило от прикованности к натуре и было благодеянием для моей живописи. Акварель непригодна к работам с натуры. Она требует стола, а не мольберта, затенённого места, тех удобств, что для масляной техники не требуются.
Я стал писать по памяти, стараясь запомнить основные линии и композицию пейзажа. Что касается красок, это было нетрудно, так как и раньше я, наметив себе линейную схему, часто заканчивал дома этюды, начатые с натуры. В конце концов, я понял, что в натуре надо брать только рисунок и помнить общий тон. А всё остальное представляет логическое развитие первоначальных данных, которое идёт соответственно понятым ранее законам света и воздушной перспективы. Война, а потом революция ограничили мои технические средства только акварелью. У меня был известный запас акварельной бумаги, и экономия красок позволила мне его длить долго. Плохая акварельная бумага тоже дала мне многие возможности. Русская бумага отличается малой проклеенностью. Я к ней приспособился, прокрывая сразу нужным тоном, и работал от светлого к тёмному без поправок, без смываний и протираний.
Эту эволюцию можно легко проследить по ретроспективному отделу моей выставки. Это борьба с материалом и постепенное преодоление его.
Если масляная живопись работает на контрастах, сопоставляя самые яркие и самые противоположные цвета, то акварель работает в одном тоне и светотени. К акварели больше, чем ко всякой иной живописи, применимы слова Гёте, которыми он начинает свою «теорию цветов», определяя её как трагедию солнечного луча, который проникает через ряд замутненных сфер, дробясь и отражаясь в глубинах вещества. Это есть основная тема всякой живописи, а акварельной по преимуществу».
Рассказ Волошина «о самом себе» как о художнике, о своём «самовоспитании в живописи» написан в 1930 году для каталога выставки его акварелей (неосуществленной).
9 июня 2013 г.
#волошин #живопись #коктебель #севастополь #крым
