Какой земли, какой страны я чадо?
Какого племени мятежный сын?
(Анатолий Мариенгоф)
Что мы, не филологи, знаем об Анатолии Мариенгофе? Извечный набор штампов: один из основателей имажинизма, щеголь, друг Есенина, гревшийся в лучах его славы, а затем и предавший его, написав свой «Роман без вранья»… «Больной мальчик»,- сказал о нем Владимир Ильич Ленин, оказывается, читавший его стихи. «Вульгаризаторы немало потрудились над тем, чтоб опорочить А.Б.Мариенгофа еще при его жизни», – заметил литературовед Олег Демидов в своей книге «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов», – «Положительные отзывы на его произведения за весь насыщенный творческий путь можно сосчитать по пальцам».
Но его культовый роман «Циники», написанный в 1928 году, явился, по утверждению Иосифа Бродского, «одной из самых новаторских работ в русской художественной литературе этого века». За публикацию романа за рубежом Мариенгоф сразу же был подвергнут самой жесткой критике; от ареста его спасло письмо во Всероссийский союз советских писателей, в котором поэт униженно покаялся, что «появление за рубежом произведения, не разрешённого в СССР, недопустимо».
Сам Анатолий Борисович всегда называл себя счастливым несчастливцем, что полностью соответствовало действительности. Неоспоримым счастьем являлась дружба с Есениным, Шостаковичем, Мейерхольдом, Таировым, Качаловым и Образцовым; редчайшим счастьем стал тот факт, что писателю чудом удавалось избегать сталинских репрессий, хотя ехидный Мариенгоф нередко высовывался с критикой новой власти. Несчастья – тут же, рядом, в противовес: самоубийство самого близкого друга Сергея Есенина, а потом и любимого сына – семнадцатилетний красавец Кирилл повесился по неустановленным до сих пор причинам…
А еще Мариенгофа не печатали. Почти совсем. Целых тридцать лет он работал для себя, издавая лишь пьески-времянки, изготовленные на скорую руку для поддержания существования. Но в течение всей своей жизни Мариенгоф писал роскошные, изящные мемуары, читать которые сегодня – особое наслаждение. В итоге, из воспоминаний составилась целая трилогия, названная без ложной скромности «Бессмертной», полная событий эпохи, кратких личных и бытовых зарисовок, мыслей, историй взаимоотношений с друзьями.
Вот, например, небольшой эпизод из «Романа без вранья», повествующий о явлении миру легендарных цилиндров, в которых они с Есениным эпатировали революционный питерский пролетариат: «На второй день в Петербурге пошел дождь. Мой пробор блестел, как крышка рояля. Есенинская золотая голова побурела, а кудри свисали жалкими писарскими запятыми. Он был огорчен до последней степени. Бегали из магазина в магазин, умоляя продать нам без ордера шляпу. В магазине, по счету десятом, краснощекий немец за кассой сказал: - Без ордера могу отпустить вам только цилиндры. Мы, невероятно обрадованные, благодарно жали немцу пухлую руку. А через пять минут на Невском призрачные петербуржане вылупляли на нас глаза, ирисники гоготали вслед, а пораженный милиционер потребовал: - Документы! Вот правдивая история появления на свет легендарных и единственных в революции цилиндров, прославленных молвой и воспетых поэтами».
Анатолий Мариенгоф мечтал увидеть свою «Бессмертную трилогию» напечатанной: «”Роман без вранья”, “Мой век, мои друзья и подруги” и эту рукопись (“Это вам, потомки!”) я бы хотел издать под одной обложкой. “Бессмертная трилогия”. Вот название. Вероятно, сделать это придется уже после меня. Не могу слукавить, что это приводит меня в восторг. Приятно было бы взглянуть на книгу, подержать ее в руках, поперелистывать и важно поставить на полку, получив с издательства тысяч сто».
Но какое издательство взяло бы на себя смелость публиковать сочинения автора строк «я готов с пролетариатом драться на одной баррикаде, но ужинать предпочел бы в разных ресторанах». Правда, «Роман без вранья», первая часть трилогии, вышел в 1927 году, сразу после смерти Есенина, но затем образ поэта залакировали и идеализировали, а роман его друга Анатолия Мариенгофа сочли кощунственным и пошлым, называя враньем без романа. Остальные две части вышли уже во время перестройки…
Кому сегодня придет в голову усомниться в том, что литературное наследие Анатолия Мариенгофа – самая настоящая классика, созданная талантливым писателем и поэтом, который, к сожалению, так и не дождался прижизненной славы. Народный артист России Михаил Козаков написал «о любимом дяде Толе», которого знал и помнил с детства, такие строки: «в жанре мемуаристики XX века Мариенгоф - из лучших в России. Он дал непривычный тон. Стиль. Интонацию. В этом он опередил свое напыщенное и фальшивое время. И много выиграл. Теперь он с нами. И после нас».
📖 Кое-что о литературе из «Бессмертной трилогии» Анатолия Мариенгофа:
✍🏻 Есенин заводит с извозчиком литературный разговор: — А скажи, дяденька, кого ты знаешь из поэтов? — Пушкина. — Это, дяденька, мертвый. А вот кого из живых знаешь? — Из живых нема, барин. Мы живых не знаем. Мы только чугунных.
✍🏻 Есенин поучал: — Так, с бухты-барахты, не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику.
✍🏻 Литературу всегда уговаривают, чтобы она поглядывала на жизнь. Вот мы и поглядываем.
✍🏻 Всей русской литературе один век с хвостиком. Прозой пишем хорошо, когда переводим с французского.
✍🏻 Вы только подумайте, одновременно в России жили — Толстой, Достоевский, Чехов! Уже сегодня это кажется невероятным. И я совершенно убежден, что подобное не повторится в течение столетий. Как в Англии за три с половиной века не повторился Шекспир.
✍🏻 Со злостью скомкав «Литературку», я вспомнил слова Салтыкова-Щедрина про какую-то газетенку его времени: «Как принесут ее, так и кажется, что дурак вошел в комнату».
✍🏻 В приемной сановника маститый NN кладет на язык таблетку. Хорошенькая секретарша лукаво спрашивает:— Министра культуры боитесь?— Нет, — отвечает NN, — я боюсь культуры министра.
✍🏻 Хорошие писатели поступают так: берут живых людей и всаживают их в свою книгу. Потом те вылезают из книги и снова уходят в жизнь, только в несколько ином виде, я бы сказал, менее смертном.
✍🏻 Мы всегда едим, что любит наша домработница, а не то, что нам по вкусу. Совсем как в литературе. Разве читателя у нас кормят тем, что ему нравится?
✍🏻 На гениев бывают эпохи урожайные и неурожайные. Почему? Отчего?… Не забыть бы, в свое время, спросить об этом у Бога. Только он один и может ответить.
✍🏻 В девятнадцатом году выходил на трибуну Вадим Шершеневич и говорил: «Видите ли, товарищи, я поэт гениальный». Примерно то же самое говорили и Есенин, и я. В больших переполненных залах — умные улыбались, наивные верили, дураки злились и негодовали. А говорилось это, главным образом, для них — для дураков.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!